Фокеянин Мидакрит, который, отправившись за оловом, проплыл мимо Геракловых столпов (через Гибралтарский пролив), примерно в пору основания Массалии, проторил путь для всех прочих географических исследований греков, — начиная с самой Массалии. Ибо представляется (хотя свидетельства довольно темны), что в середине VI века до н. э. через тот же пролив проплыл Эвтимен Массалийский, затем направившись к югу вдоль африканского побережья. Там он увидел реку, чьи воды гнал вспять ветер с моря. Заметив в реке крокодилов, он решил, что это Нил — что было неудивительно для VI века до н. э., потому что в ту пору Нил часто упоминался в греческих землеописаниях. Но та река, которую видел Эвтимен, была отнюдь не Нилом (протекающим совсем с другой стороны континента), а Сенегалом. Такое морское путешествие, совершенное греком, — редкий случай на фоне куда более решительного освоения африканских берегов финикийцами. И все же, это плавание свидетельствовало о широте устремлений и смелости массалийцев.
Массалия установила беспримерные торговые связи и с кельтскими народами, обитавшими в глубине Галлии. Сама Рона выше дельты была не очень пригодна для навигации, зато огромный поток товаров везли по дороге, пролегавшей через речную долину и соединявшей Массилию с северными областями. Так массалийская соль и греческие предметы роскоши — особенно кубки и кратеры — достигли отдаленнейших поселений. Они были обнаружены в захоронениях, принадлежавших к поздним стадиям «гальштаттской культуры»74. Надо полагать, эти привозные сосуды ознаменовали настоящий переворот в питейных обычаях галльской высшей знати.
Наиболее яркие открытия были сделаны на кладбище в Виксе, на горе Мон-Лассуа, что над Сеной. Среди находок был очень большой бронзовый кратер середины VI века до н. э.75. Скорее всего, подобные сосуды подносились в качестве дружеских даров местным правителям. Кроме того, в Виксе было раскопано множество других предметов, в том числе кубков для вина и киликов из Массалии, — хотя сообщение Юстина об эллинизации Галлии76 нельзя без натяжки отнести именно к этому периоду. В могилах в Виксе обнаружены и изделия этрусского происхождения.
Высказывалось немало догадок относительно того, что же греки вывозили взамен. Быть может, зерно и янтарь, — а может быть, и рабов. Вероятно, из-за Ламанша поступало олово из Касситерид в Корнуолле (Глава V, примечание 51), которое затем переправлялось по сухопутным и речным дорогам Галлии (по Сомме, Уазе и Сене) стараниями массалийцев, в чьи руки и переходил металл.
Между тем, судя по археологическим данным, ок. 500 г. до н. э. эти контакты между кельтскими правителями и Средиземноморьем резко оборвались. Возможно, в ту пору Мас-салию постиг временный хозяйственный упадок: ее влияние ослабло из-за ухода фокеян с Корсики и, в целом, возросшего торгового успеха карфагенян — соперников массалийцев по торговле. Дело в том, что массалийцы преградили им сухопутный доступ к британским оловянным копям, и карфагеняне нашли собственный — целиком морской — путь к Британии через Гибралтар.
ЧАСТЬ VIII. СЕВЕР
Глава 1. АДРИАТИКА: КЕРКИРА, АТРИЯ, СПИНА
В древности названия Адриатического и Ионического морей, обозначавшие морское пространство между Апеннинским и Балканским полуостровами, которое образует вытянутое углубление шириной в среднем в 176 км, — оставались более или менее взаимозаменяемы. Позднее северная часть этого залива стала называться Адриатическим морем, а южная — Ионическим; за их границу был принят пролив Отранто, хотя суровое Адриатическое побережье севернее этой условной точки получило название Ионического залива. Первое греческое поселение, возникшее на этих берегах, должно было стать промежуточной остановкой на пути к эмпориям и колониям в Питекуссах и Кумах в Кампании для эвбейских купцов из Халкиды и Эретрии и для сицилийских — из Сиракуз.
Местом, которого в первую очередь коснулась колонизация здешних краев, стала Керкира (или Корцира, лат. Corcyra, прежде также Корфу). Это самый северный остров Ионического архипелага в одноименном море, лежащий неподалеку от северо-западного побережья Греции и отделяемый узким проливом от материка (ныне от Албании). Благодаря осадкам здесь более буйная растительность, нежели на соседних островах. У Фукидида записано предание о том, что Керкира — та самая гомеровская Схерия, где жили феаки1, — хотя сам поэт и не думал отождествлять свою сказочную Схерию с каким бы то ни было существующим в яви земным краем.
По-видимому, изначально Керкиру населяли племена, родственные эпиротам, что жили на материке напротив2, а среди прочих обитателей были апулийцы из Юго-Восточной Италии. Но в самом начале VIII века до н. э. эвбеяне из Эретрии заложили торговый пост на восточном побережье острова, где оно образовывало мыс. Этот эмпорий, поначалу звавшийся Дрепаной (Spexavn — «серп»: по преданию, именно на этом острове Деметра научила Титанов жатве), имел в своем распоряжении две гавани — одну на море, а другую — в глубоководной лагуне. Вдобавок, поселенцы или заезжие купцы прочно утвердились и на материке напротив, так что они господствовали над проливом целиком — а тем самым, и над торговыми судами, следовавшими к Италии и Сицилии.
Однако ок. 733 г. до н. э. (хотя называлась и более поздняя дата — ок. 706 г. до н. э.) на Керкиру явились коринфяне под началом некоего Херсикрата — и прогнали эретрийцев. Новые поселенцы основали колонию у порта — Па-яеаполь (чуть севернее нынешного города), защищенный акрополем (Аналепсис). Они заявляли, что название острова — Керкира- Корцира — имеет коринфское происхождение, что будто бы это искажение от «Горго» (горгоны): имелась в виду чудовищная горгона Медуза, которую сразил коринфский герой Персей, но которая в то же время олицетворяла оберег от зла. На самом же деле это название, быть может, имело негреческие истоки и восходило к иллирийцам, населявшим глубинные области Северо-Западных Балкан3.
Так как Коринф проявлял на редкость настойчивое желание удерживать свои колонии в подчиненном положении, — высказывалась догадка, что и Керкиру вначале постигла та же участь. Точно на сей счет ничего не известно, но в первое время два этих полиса действительно сохраняли тесные связи. Однако прошло не так много времени — и островная колония вступила в ожесточенную войну со своей метрополией, разгромив ее флот у Сиботских островов (это было первое морское сражение между греческими государствами). Битву относят примерно к 664 г. до н. э., хотя, возможно, она имела место несколько позднее.
Пока в Коринфе правил диктатор Кипсел, оба города участвовали в основании Эпидамна (позднее Диррахий, ныне Дуррес) на Иллирийском побережье. Главными колонистами стали керкиряне, хотя другие переселенцы, включая ойкиста, происходили из Коринфа (ок. 627 г. до н. э.; впоследствии фи-лархов, возглавлявших племенные объединения, вытеснил выборный Совет). Вероятно, Керкира принимала участие и в выведении Кипселовых колоний Амбракии (ныне Арта) и Анактория, а также поселения на острове Левкада. Первые монеты, выпущенные в Иллирийской Аполлонии, тоже наводят на мысль о ее совместном основании. Они восходят примерно к 600 г. до н. э.; а как раз в ту пору — хотя керкиряне и заручились помощью Книда (который, в свою очередь, колонизовал Черную Керкиру [ныне Корчула] — остров, названный так из-за своих темных сосновых лесов), — сын и преемник Кип-села Периандр (<ок. 625–585 гг. до н. э.) установил (или восстановил?) политический надзор над самой Керкирой, осуществляя свое господство через одного из сыновей4.
Однако позднее остров вновь обрел независимость. Когда именно это произошло — неясно, но зодчие и ваятели, которые работали над местным храмом Артемиды, возведенным ок, 580 г. до н. э. (или чуть позже?), по-видимому, еще были коринфянами. Считалось, что это первый греческий храм, построенный из камня (хотя в ту же пору камень уже использовался для антаблемента храма Аполлона в Сиракузах, другой коринфской колонии). Святилище на Керкире являло известняковый фронтон (самый ранний из известных образцов), который украшали изваяния: огромная Горгона — городская эмблема — с пантерами по бокам. К тому же, так как такому фронтону и прилегавшей к нему крыше требовалась более прочная опора, нежели деревянные столбы, — колонны тоже были сработаны из камня.
В следующем столетии, как мы узнаём из Геродота, Керки-ра была способна снарядить шестьдесят триер. Согласно Фукидиду, она стала первым греческим государством (не считая Сицилии), которое в VI веке до н. э. располагало такими военными судами в достаточном количестве5. Геродот упоминает об этом в связи с греко-персидскими войнами, во время которых керкиряне не согласились помочь греческому флоту в битве при Саламине, так как были убеждены в победе персов.
На противоположном берегу Адриатики, где не было удобных бухт и обитали воинственные племена, греческие полисы не пытались осуществить столь же деятельную экспансию. В самом деле, в отличие от южного и юго-западного побережий Апеннинского полуострова, — этих берегов греческая колонизация не коснулась. Правда, это не означало, что греков здесь не было вовсе, потому что к концу периода, рассматриваемого в настоящей книге, на северной оконечности Адриатического побережья выросли два поселения — Атрия и Спина, — где жили и торговали греки вперемешку с этрусками. Они передвигались по морю и по суше, плавали по реке Эридан (Пад, По), устанавливая обширные торговые контакты и с соотечественниками в прочих краях, и с негреческими народами в Центральной и Северной Европе.
Атрия (ныне Адрия) была торговым городом (эмпорием) севернее дельты По, между ним и рекой Атесис (Адидже). Значение города было таково, что в честь него получило имя и Адриатическое море, расстилавшееся всего в нескольких километрах отсюда. Одни мифы приписывали основание Атрии этрускам, другие — греческому герою Диомеду: после странствий по окончании Троянской войны он будто бы заложил множество италийских городов. Но мифы эти лишь сбивают с толку: в действительности древнейшими жителями Атрии следует признать совсем другой народ — иллирийское (?) племя венетов (энетов), прежде обитавшее к северу от излучины Адриатики