Греки называли Черное море Понтом Эвксинским (Ей^тчх;), го есть «гостеприимным», хотя считалось, что это эвфемизм, заменивший более раннее название — Понт Аксинский СА£е-то есть «негостеприимный». Но не исключено, что новое название было искажением какого-то негреческого слова, означавшего «темный» или «северный». В мифологии море было знаменито благодаря истории об аргонавтах, изложенной в эллинистической эпической поэме Аполлония Родосского, но отражавшей морские географические исследования (в поисках меди?), которые восходили ко II тысячелетию до н. э.
К 800 г. до н. э. ионийцы и другие восточные греки уже знали кое-что об обычаях племен, населявших берега Понта, и гомеровские поэмы обнаруживают смутное знакомство с его южной кромкой. Но достоверные сведения об этих краях появились у греков лишь в VII веке до н. э… В ту пору милетяне настолько освоились в Черном море, что практически превратили его в «собственный водоем» (Глава V, раздел 2).
Войдя в море, они, по-видимому, в первую очередь обратились к его южному побережью: оно было доступнее остальных, потому что течение здесь устремляется вдоль берега на восток. За приморской полосой северной Малой Азии, которую они принялись заселять, начинались глубинные земли, тоже носившие название Понта. Там обитали разноязычные племена негреческого происхождения, объединявшиеся в крупные независимые храмовые сообщества, которыми управляли жрецы с помощью «священных рабов» (иеродулов). Понт, область плодородная и хорошо орошаемая, обладал мягким климатом в поймах Галиса (Кызыл-Ирмак) и Ириса (Ешиль-Ирмак) и в прибрежных равнинах. Здесь в изобилии произрастали зерновые культуры, разнообразные плоды и орехи, имелись и тучные пастбища. Ближайшая из параллельных горных цепей в глубине области одаряла поселенцев строевым лесом для кораблей. Кроме того, здешние склоны были богаты железом, которое добывали халибы — по преданиям, первый в мире народ, постигший обработку металлов25.
В срединной точке этого побережья милетяне основали Синопу (совр. Синоп). Имевшееся здесь ранее поселение занимало полуостров или мыс, а обитателями его были местные понтийцы — пафлагонцы, возможно, вперемешку с фригийцами (Приложение 1). Но в одном важном вопросе мнения античных авторов разделялись: пришли ли милетяне в Синопу — а иными словами, начали ли они колонизацию Причерноморья, — ок. 756 г. до н. э. или ок. 631 г. до н. э.? Имеющиеся свидетельства запутанны — Евсевий предлагает обе даты, — но вполне вероятно, что какие-то выходцы из Милета, а быть может, и из других мест, действительно учредили здесь торговый пост (вроде тех, что существовали в Кампании и Сирии) в период, соответствующий более ранней дате. Передавали, что они явились под началом некоего Габ-ронда. Но этот эмпорий — если он и вправду существовал — позднее разрушили киммерийцы (Приложение 1), а уже позднее, ок. 631 г. до н. э., группа милетян во главе с изгнанниками Коем и Кретином заново основала здесь колонию.
Синопа имела большие запасы пресной воды и могла выращивать собственные маслины — в отличие от прочих понтийских городов, кроме Амиса. Она располагала сельскими угодьями и лесом и имела доступ к серебряным и железным рудникам в глубинных областях. Местные находки — фригийские вазы — подтверждают такую связь с малоазий-скими внутренними районами. К тому же город прославился своим суриком, или рДтск; — иначе, «синопской глиной», рыжей охрой или бурой окисью железа, — который шел на покраску кораблей. Сюда же его доставляли из Каппадокии, хотя неясно, когда именно была налажена торговля этим красителем.
Но, в любом случае, всякое сухопутное сообщение было для Синопы нелегким, сильнейшей же опорой для нее служили две глубоководные гавани. Эти порты считались чуть ли не лучшими в округе на много километров, и синопиты богатели на ловле тунца. Кроме того, колония располагалась в такой точке, откуда лежит кратчайший путь до противоположного берега Черного моря, и поэтому ее граждане без труда контролировали движение судов через свои воды.
Судя по товарам, вывозившимся в самые разные края, в Синопе изготовляли множество амфор, которые недавно подверглись тщательному исследованию (как и местные надписи). Сосуды, найденные в местных захоронениях, происходили по большей части из восточногреческих городов, хотя попадалась и коринфская утварь начала VI века до н. э… В области словесности связи с греческой культурой тоже бережно сохранялись: известно, что здесь было в чести изучение гомеровских поэм — по крайней мере, в отдельные периоды синопской истории26.
Трапезунт (Требизонд, Трабзон), расположенный к востоку на том же побережье, возвышался на прибрежном горном отроге у подножья Париадр. Его основание — как и основание его метрополии Синопы, согласно одному из рассказов Евсевия, — возводят к 756 г. до н. э. Из этого следует вывод, что и здесь еще в VIII веке до н. э. мог возникнуть эмпорий, впоследствии превратившийся в самостоятельный город, — хотя в начале IV века до н. э. его граждане по-прежнему выплачивали дань городу-основателю Синопе27. Трапезунт, располагавшийся на плато столовой горы (по-гречески трйяе^а — «стол», откуда и название), был одинаково удален от Синопы и от дальнего края северного побережья. Окрестности его населяло варварское племя моссинэков, которые украшали свои тела татуировками в виде цветов, питались вареными каштанами и приторговывали чудовищно раскормленными мальчиками.
Так как в остальном их, должно быть, не подпускали к новой колонии, — моссинэки оставались недружелюбными соседями, а неудобная гавань Трапезунта оказалась еще одним препятствием для развития. В то же время, город был хорошо защищен: по обеим сторонам поднимались утесы, за которыми простирались лощины. Его расположение способствовало и торговле с халибами, обработчиками железа. И наконец, Трапезунт служил крайней северной точкой главной сухопутной дороги, которая затем, через Зиганский перевал, вела в Армению и Месопотамию.
Ок. 564 г. до н. э. милетяне и фокеяне сообща основали Амис (совр. Кара-Самсун). В окрестностях хорошо прижились маслины — что для прочих мест, кроме Синопы, было здесь редкостью. Амис, лежавший к востоку от Синопы и к западу от Трапезунта, между дельтами Ириса и Лика, — располагался, подобно Трапезунту, на торговом пути, ведшем во внутренние районы (об этом свидетельствуют фригийские вазы, найденные в Ак-Алане, километрах в шестнадцати в глубь страны), и, подобно Трапезунту, получал от халибов железо, которое затем развозил по греческому миру. Опять-таки, как Трапезунт, Амис занимал хорошо защищенное место — полуостров, с обеих сторон омываемый морем и почти отрезанный от суши глубоким ущельем, — так, что он более походил на остров.
Далее, ок. 560 558 гг. до н. э., на том же побережье, но значительно западнее этих трех городов, мегаряне под началом Гнесилоха основали еще одну новую колонию — пополнив свои ряды беотянами и, возможно, получив молчаливое согласие милетян. Эта колония была названа Гераклеей Пон-тийской (ныне Эрегли) — в честь Геракла, который, по преданию, спускался в подземное царство через Ахерусию — пещеру на одноименном соседнем полуострове (Баба-Бурун). Город располагался ступенчатыми террасами, наподобие театра; было подсчитано, что здесь могло проживать до десяти тысячи человек. Коренных обитателей-варваров, представителей племени мариандинов, колонисты поработили, но, в свой черед, обязались за пределы родины никого из них не продавать.
Аристотель упоминает о нетипично ранних политических новшествах в Гераклее28. Ее первые правители — γνώριμοι, то есть «знатные», — были низложены почти немедленно, взамен же был введен демократический строй. Но изгнанники возвратились, свергли этот режим и вновь учредили олигархию, которая опиралась на народное собрание из шестисот граждан.
Нажившись на тучных сельских угодьях и прибыльной рыбной ловле, Гераклея вскоре распростерла свое влияние на побережье вплоть до Китора (ныне Кидрос) — города, упомянутого в «Илиаде»2.
Весьма рано — согласно общепринятой датировке, в 657 г. до н. э., — милетяне добрались и до западного побережья Черного моря. Они основали колонию Истр (Истрия) в нынешней румынской Добрудже, чуть южнее дельты Дуная (Истра, который и дал этому месту название) и менее чем в 80 км от большой излучины, которую образует эта река, прежде чем впасть в море.
Новая колония расположилось на невысоком холме у оконечности острова или полуострова — внутри залива, позднее превратившегося в морскую лагуну, а ныне представляющего собой озеро Синое, со всех сторон окруженное сушей. Колонисты обосновались на месте бывшего поселения гетов (Приложение 2). По сообщению Аристотеля, правление осуществлял узкий круг знати, который со временем вытеснила группа богачей, дотоле не допускавшихся к власти30.
Поначалу Истрия оставалась скромным селением с каменными домами в одно помещение, построенным на сваях — для укрепления болотистых земель возле древней пристани. Жители довольствовались рыбной ловлей в дельте Дуная. Но со временем колония приобрела более внушительные размеры. Ибо раскопки возле лагуны, проводившиеся на глубине около 4 м ниже нынешнего уровня земной поверхности, обнаружили целое скопление культовых сооружений, в том числе ранний храм Афродиты. Кроме того, Истрия наладила торговлю с восточногреческими центрами. (Об этих связях свидетельствует хотя бы имя гончара, работавшего ок. 650 г. до н. э. в Смирне, — Истрокл.) Такой торговой деятельности способствовало и то, что Милет вывел и другие колонии на морском пути от Боспора Фракийского. Одной из них была Аполлония Понтийская (совр. Созопол), основанная, согласно традиции, ок. 610 г. до н. э., — своего рода греческий оазис в гуще враждебных фракийских племен (саму же ее постоянно раздирала междоусобная борьба олигархов-расхитите-лей)31. Примерно в ту же пору был основан Одесс (совр. Варна), а позднее, незадолго до 500 г. до н. э., — Томы (совр. Констанца), куда пятьсот с лишним лет спустя был сослан Овидий, к превеликому его отвращению. Истрийцы учредили ряд небольших эмпориев — в частности, Истрий-скую Гавань, значительно дальше по Черноморскому побережью, неподалеку от Ольвии (см. ниже).