Филипп II Македонский (361–336 гг. до н. э.) положил конец всем подобным дерзаниям. До того его самодержавная и отсталая страна (Глава VIII, раздел 1) ничем особенно не славилась. Но, несмотря на старания талантливого афинского оратора Демосфена создать против Филиппа прочный союз, — последний, опираясь на свое царство, сделал его более могущественным, нежели вся Балканская Греция, а после битвы при Херонее (338 г. до н. э.) обратил былую независимость греческих полисов в пустой звук. А затем его сын, Александр III Великий (336–323 гг. до н. э.), совершив один из ярчайших в истории воинских подвигов и разгромив Персидскую державу, расширил греческий мир до границ, сравнимых только с великой колонизацией, происходившей за триста — четыреста лет до того.
«Эллинистический» мир, оставшийся в наследство от Александра после смутного периода (века диадохов, или преемников), представлял собой преимущественно мир отдельных царств: это были сама Македония (позднее переустроенная Антигонидами), Египет Птолемеев (со столицей в Александрии, основанной самим завоевателем), и необъятные владения Селевкидов на Ближнем и Среднем Востоке (в которых правление осуществлялось из новых больших городов — Антиохии в Сирии и С ел ев кии у Тигра). Кроме того, были созданы или возродились заново другие царства — в частности, в Спарте (где появился ряд монархов-реформаторов или новаторов), в Сиракузах (которые по-прежнему раздирали политические разногласия), на Боспоре Киммерийском (теперь уже под властью новой династии Спартокидов), на важнейших путях через Малую Азию (уже ранее в Галикарнассе, а теперь еще и в Понте, Вифинии, Каппадокии и Пергаме), и даже на отдаленном Востоке, в Индии (Бактрия и Индо-греческое царство, а также негреческая Парфия).
Но и в эллинистическую эпоху продолжали существовать города-государства, не подчинявшиеся монархическому правлению: среди них особенно процветали Афины, Родос (где три полиса еще в V веке до н. э. слились в один) и Тарент в Южной Италии. Кроме того, был подхвачен опыт федеральных объединений, на более раннем этапе уже наблюдавшийся в Беотии (Глава IV, раздел 4): возникли Ахейский и Этолийский союзы, причем оба охватили территории, где прежде полисное устройство и городская жизнь не отличались высоким развитием.
В Афинах расцвела «новоаттическая» комедия Менандра (ум. в 293/289 г. до н. э.); этот же город оставался философским средоточием греческого мира: здесь учили Аристотель из Стагира во Фракии (ум. в 322 г. до н. э.) и его последователи — Зенон (из Китиона на Кипре) и Эпикур (с Самоса), основавшие стоическую и эпикурейскую школы, соответственно. Зато Александрия стала удачливой соперницей Афин в области поэзии: она заманила Каллимаха из Кирены, Аполлония с Родоса и Феокрита из Сиракуз. Вдобавок, Александрия превратилась в очаг науки и медицины, хотя виднейший ученый того века, Архимед, жил в Сиракузах. Во многих городах, особенно же в Пергаме и на Родосе, появлялись подлинные чудеса эллинистической скульптуры, причудливо соединившей новые — «барочные» — черты с многовековыми традициями ваяния.
Но эллинистические царства не поладили с поднявшейся новой державой — республиканским Римом (уже поглотившим этрусские города-государства, испытавшие греческое влияние — Приложение 3), то ли из-за собственной недальновидности, то ли из-за враждебных намерений некоторых римлян, а может быть, в силу обеих причин. Греки не объединили своих сил против Рима, как несколькими веками ранее несколько полисов столь успешно сплотились против персов, — и эллинистические царства гибли одно за другим, пока наконец Октавиан (Август), присоединив к римским владениям Египет Клеопатры VII (в 30 г. до н. э.), не положил мирного, хотя излишне «романтически» представленного, завершения этому затянувшемуся завоеванию. Индо-греческое царство, по-видимому, продержалось еще несколько лет, но о последнем периоде его существования известно мало.
Его покорили не римляне; зато остальной греческий мир к той поре составлял уже более половины Римской империи — правда, его политическое значение в эпоху римского владычества оставалось ничтожным. Ему предстояло «отыграться» уже позднее — когда Константин I Великий (306–337 гг. н. э.) преобразил древнегреческий Византий (Глава VIII, раздел 1) в совсем новый город, Константинополь, который сперва ненадолго превратился в столицу Римской империи, а затем, на целое тысячелетие, — в столицу сменившей ее Восточной Римской, или Византийской, империи. А по прошествии времени греческий вытеснил латынь в качестве официального языка Византийского государства.
ПРИЛОЖЕНИЯ: СВЯЗИ С ДРУГИМИ НАРОДАМИ
НАРОДЫ, ОКАЗАВШИЕ ВЛИЯНИЕ НА ГРЕКОВ: БЛИЖНИЙ И СРЕДНИЙ ВОСТОК
Фригия занимала значительную часть центрального плато и внутренней западной части Малой Азии. Во время повсеместных бурных переселений XIII–XII веков до н. э. эту страну населяли фригийцы, говорившие на индоевропейском языке, но не родственные грекам, — коневодческая племенная знать. Согласно общепринятому мнению, фригийцы явились сюда из Фракии, где их знали под именем бригов. Возможно, им пришлось переселиться в Малую Азию под давлением прибрежных микенских поселений в Южной Македонии.
Прибыв же сюда, они одолели хеттов (примечание 19) и основали обширное царство, которое греческие легенды связывали с преданиями о царях Мидасе и Гордии. В честь последнего была названа столица Фригии Гордион в долине реки Сангарий (Сакарья), где, по словам Гомера, еще в древности собирались большие воинства1. Сохранились некоторые следы фригийской архитектуры, скульптуры, образцы металлических и деревянных предметов (по меньшей мере из восьми сортов древесины); кроме того, фригийцы считались изобретателями басен о животных.
Примерно с 738 по 696 г. до н. э. здесь правил другой — уже исторический — царь Мидас. В ассирийских записях он фигурирует как Мита из Мускй, который присоединился к союзу против царя Саргона II (715 г. до н. э.) и вскоре после 700 г. до н. э. захватил Киликию (Хилакку) на юго-востоке Малой Азии (возможно, с помощью греческих отрядов из Ионии)2, но затем был изгнан обратно и стал ассирийским подданным. Но ок. 676 г. до н. э. (?) он будто бы покончил с собой, когда Фригийское царство было разрушено (и при этом несколько греческих городов у его западных пределов разграблены) переселившимися из-за Кавказа киммерийцами во главе с царем, которого греки звали Лигдамидом, а ассирийцы — Дугдамме3.
Хотя фригийцы препятствовали продвижению греков из ионийских полисов — в частности, из Милета, — на восток, они быстро переняли греческий алфавит (если только сходство обеих письменностей не объясняется общим источником заимствования). Раскопанные в Гордионе бронзовые пояса и броши, а также расписная керамика имеют весьма греческий вид; а царь Мидас не только стал первым негреческим монархом, приславшим в Дельфы дары (где они хранились в сокровищнице коринфян), но и взял в жены дочь Агамемнона, царя греческой Кимы в Эолиде. Греки, в свой черед, покупали фригийские ткани и фригийских рабов.
Но наиболее значительное влияние фригийцы оказали на греческую религию. Античные авторы сообщали, что культ Диониса (Приложение 2) пришел к грекам из Фракии или Фригии — которая, как мы уже упоминали, была обязана своим возникновением фракийским племена. Фригийцы почитали его под именем Диунсиса — бога растительности. К VIII или VII веку до н. э. малоазийская великая богиня-мать, чье главное святилище находилось в Пессинунте, у границы Фригии, тоже проникла в Грецию — под именем Кибелы (Кубила и Агдистида у фригийцев). «Великие боги» (Кабиры) с острова Самофракия на севере Эгеиды (колонизованного самосцами — Глава VIII, раздел 2), первоначально являвшиеся божествами подземного мира (и плодородия), — по-види-мому, тоже имели фригийское происхождение.
Музыканты из этих краев тоже оказали немалое влияние на греков, приписывавших им изобретение кимвалов, флейт, тригононов, Пановой свирели и «фригийского» лада (ср. примечание 40 к Главе I), — который Платон признавал за бодрую и мужественную разновидность музыки, Аристотель же бранил4.
Лидия представляла собой внутреннюю область на западе Малой Азии, занимавшую долину в низовьях Герма и Каи-стра. Согласно более или менее легендарным рассказам, в древнейшие времена здесь правили цари, которые, не будучи греками, все же называли себя (или слыли) потомками мифического грека Атиса (чье семейство, как ошибочно полагали, колонизовало Этрурию — Приложение 3) и Геракла (быть может, отождествлявшегося с лидийским Сандоном — богом, тоже укрощавшим львов).
Последний лидийский монарх из рода так называемых Гераклидов, Кандавл, был убит Гигом (ок. 685–657 гг. до н. э.), основателем династии Мермнадов («Ястребиного Дома»), сделавшей своей столицей Сарды на реке Герм, у края орошаемой равнины. Гиг женился на вдове своего предшественника и первым в истории (насколько известно) удостоился — у Архилоха — прозвания τύραννος («диктатор»), хотя неясно, лидийское ли это слово, или нет (ср. Главу I и примечание 48).
Гиг, как до него Мидас Фригийский, искал дружбы греков и даже пожертвовал пять золотых чаш в Дельфы (где и они тоже попали в сокровищницу коринфян), — что не помешало ему и его коннице сломить Колофон, мощнейшую ионийскую державу той поры (Глава V, примечание 31). Милетская колония Абидос на Геллеспонте, очевидно, была основана с согласия Гига. Позднее же он рассорился с Милетом, но, несмотря на ряд военных побед, ему не удалось одолеть этот город — и пришлось взять его в союзники. Тем не менее ионийцы тяготились Лидией, которая мешала их дальнейшему продвижению в глубь страны, и это усугубляло их желание вывести колонии куда-нибудь еще. Гиг обратился к ассирийцам (чей монарх Ашшурбанапал признавал себя его подданным) за помощью против киммерийских набегов (примечание 3), но сам расстроил дело, поддержав их противника Псамметиха I Египетского, — и киммерийцы убили Гига.