Грегорианец. Четвёртый — страница 46 из 57

– Ради бога, выслушайте меня! – сказал он. – Я ждал одного человека, но его нет. Я умираю от беспокойства. Скажите, не случилось ли поблизости какого-нибудь несчастья?

– Хм, – отвечал старик, – ни о чем меня не спрашивайте, потому что, если я расскажу вам о том, что видел, мне не миновать беды.

– Так, значит, вы видели что-то? – спросил с надеждой парень. – Если так, продолжал он, бросая ему сотый кредита, – расскажите, что вы видели, и даю честное слово дворянина, я сохраню в тайне каждое ваше слово.

Старик прочитал на лице Дартина столько искренности и столько скорби, что сделал ему знак слушать и тихо начал свой рассказ:

– Часов около девяти я услышал на улице шум. Желая узнать, в чем дело, подошел к двери, как вдруг заметил, что кто-то хочет войти ко мне в сад. Я беден и не боюсь, что меня могут обокрасть, поэтому я отворил дверь и увидал в нескольких шагах трех человек. В темноте стоял гравикар и лайтфлаи. Флайты, очевидно, принадлежали этим мужчинам, которые были одеты как дворяне.

Трое мужчин бесшумно подобрались на гравикаре ближе к павильону и высадили из него какого-то человека, толстого, низенького, с проседью, одетого в поношенное темное платье. Он с опаской, осторожно заглянул в комнату, тихонько спустился вниз с прислонённой лестницы и шепотом проговорил:

«Это она».

Вдруг из павильона послышались громкие крики, какая-то женщина подбежала к окну и открыла его, словно собираясь броситься вниз. Однако, заметив мужчин отскочила назад, а мужчины прыгнули в комнату.

Больше я ничего не видел, но услышал треск мебели, которую ломали. Женщина кричала и звала на помощь, но вскоре крики её затихли. Трое мужчин подошли к окну. Двое из них спустились по лестнице, неся женщину на руках, и посадили её в гравикар. Маленький старичок влез в него вслед за ней. Тот, который остался в павильоне, запер окно и минуту спустя вышел через дверь. Его спутники уже сидели на флайтах и ждали. Удостоверившись в том, что женщина находится в гравикаре, он тоже вскочил в свой транспорт и все быстро отъехали под конвоем. После этого я ничего не видел и не слышал.

Потрясенный этой страшной вестью, Дартин остался недвижим и безмолвен. Все демоны ярости и ревности бушевали в его сердце.

– Господин, – сказал старик, на которого это отчаяние произвело, по-видимому, большее впечатление, чем могли бы произвести крики и слезы, – право же, не надо так сокрушаться! Ведь они не убили вашу милую.

– Знаете ли вы хоть приблизительно, – спросил Дартин, – что за человек руководил этой адской экспедицией?

– Нет, я не знаю.

– Но раз вы с ним говорили, значит, вы могли и видеть его.

– Вы спрашиваете о его приметах?

– Да.

– Высокий, худой, смуглый, черные усы, черные глаза, по наружности дворянин.

– Так, – заорал Дартин, – это он! Это опять он! Должно быть, это мой злой гений! А другой?

– Который?

– Маленький.

– О, тот не знатный человек, ручаюсь за это. При нем не было оружия, а остальные обращались с ним без уважения.

– Какой-нибудь лакей, – пробормотал Дартин. – Бедняжка, бедняжка! Что они с ней сделали?

– Вы обещали не выдавать меня, – сказал старик.

– И повторяю вам свое обещание. Будьте спокойны. У дворянина только одно слово, и я уже дал вам его.

С сокрушённым сердцем Дартин снова направился к прогулочному парому. Минутами он не верил, в то, что женщина, о которой рассказывал старик, была милой Кристиной Бон, и надеялся завтра же увидеть её в Гартмане.

Минутами ему приходило в голову, что, быть может, у неё была интрига с кем-то другим и ревнивый любовник застиг её и похитил. Он терялся в догадках, терзался, приходил в отчаяние.

– О, если б мои друзья были со мною! – вскричал он. – По крайней мере, была бы хоть какая-нибудь надежда найти её. Но кто знает, что сталось с ними самими!

Было около полуночи. Теперь надо было отыскать Праща. Дартин стучался во все кабаки, где виднелся хотя бы слабый свет. Биотехноса, любящего наполнить желудок, не оказалось ни в одном из них.

В шестом по счету месте Дартин рассудил, что поиски безнадежны. Он велел своему слуге ждать его лишь в шесть часов утра, и, где бы тот ни находился сейчас, он имел на то полное право.

К тому же юноше пришло в голову, что, оставаясь поблизости от места происшествия, он может скорее раздобыть какие-нибудь сведения об этой таинственной истории. Итак, в шестом кабачке, как мы уже говорили, Дартин задержался, спросил бутылку вина, устроился в самом темном углу и решил дожидаться утра.

Но и на этот раз его надежды были обмануты, и хотя он слушал внимательно, но посреди шуток и ругательств, которыми обменивались между собой постояльцы, составлявшие почтенное общество, где он находился, он не услыхал ничего такого, что могло бы навести его на след бедной похищенной женщины.

Итак, он вынужден был, допив, поудобнее усесться в углу и кое-как заснуть. Дартину, как мы помним, было двадцать лет, а в этом возрасте сон имеет неоспоримые права, о которых он властно заявляет даже самым безутешным сердцам.

Около шести утра Дартин проснулся с тем неприятным чувством, каким обычно сопровождается начало дня после дурно проведенной ночи. Сборы его были недолги. Он ощупал себя, чтобы убедиться, что никто не обокрал его во время сна, и, обнаружив свое кольцо на пальце, кредиты в кармане и рельсовики за поясом, встал, заплатил и вышел, надеясь, что утром поиски слуги окажутся более удачными, чем ночью.

Действительно, первое, что он разглядел сквозь сырой сероватый туман, был честный Пращ, ожидавший его с двумя лайтфлаями у дверей маленького кабачка, мимо которого Дартин прошёл, даже не заподозрив о его существовании.

Вместо того чтобы проехать прямо к себе, Дартин сошёл с лайтфлая у дверей Вельера и торопливо взбежал по лестнице. На этот раз он решил рассказать ему обо всём, что произошло. Несомненно, Лау Вельер мог дать ему добрый совет по поводу всей этой истории, кроме того, полковник ежедневно виделся с императрицей, и, быть может, ему удалось бы получить у её величества какие-нибудь сведения о женщине, которая, очевидно, расплачивалась теперь за преданность своей госпоже.

Господин Вельер выслушал рассказ молодого человека с серьезностью, говорившей о том, что он видит в этом приключении нечто большее, чем любовную интригу.

– Гм… – произнес он, когда Дартин закончил повествование. – Совершенно очевидно, что тут не обошлось без его высокопреосвященства.

– Но что же делать? – спросил Дартин.

– Ничего, покамест решительно ничего, кроме одного, как можно скорее уехать из Гранжа, о чем я уже говорил вам. Я увижу императрицу, расскажу ей подробности исчезновения бедной женщины, а она, конечно, не знает об этом. Эти подробности дадут ей какую-никакую нить, и, быть может, когда вы вернетесь, я смогу сообщить вам добрые вести. Положитесь на меня.

Дартин знал, что Лау Вельер, хоть он и грегорианец, не имел привычки обещать, но, если уж ему случалось пообещать что-либо, он делал больше. Итак, молодой человек поклонился ему, исполненный благодарности за прошлое и за будущее, а почтенный полковник, который, со своей стороны, принимал живое участие в этом храбром и решительном юноше, дружески пожал ему руку и пожелал счастливого пути.

Решив немедленно привести советы в исполнение, Дартин отправился на улицу Флайтов Империи, чтобы присмотреть за укладкой кофров. Подойдя к дому, он увидел господина Бон, стоявшего в халате на пороге двери. Все, что осторожный Пращ говорил ему накануне о коварных свойствах их хозяина, припомнилось сейчас Дартину, и он взглянул на него с большим вниманием, чем когда бы то ни было прежде.

Помимо желтоватой болезненной бледности, говорящей о разлитии желчи и, возможно, имеющей случайную причину, Дартин заметил в расположении складок его лила что-то предательское и хитрое. Мошенник смеётся не так, как честный человек; лицемер плачет не теми слезами, какими плачет человек искренний. Всякая фальшь, это маска, и, как бы хорошо ни была сделана эта маска, всегда можно отличить её от истинного лица, если присмотреться внимательно. И вот Дартину показалось, что Бон носит её, и притом препротивную.

Поэтому, поддаваясь своему отвращению к этому человеку, он хотел пройти мимо, не заговаривая с ним, но, как и накануне, Бон сам окликнул его.

– Так, так, молодой человек, – сказал он. – Кажется, мы недурно проводим ночи? Уже семь часов утра! Как видно, вы немного переиначили обычай и возвращаетесь домой тогда, когда другие только выходят из дому.

– Вот вам не сделаешь подобного упрека, мэтр Бон, – ответил юноша, – вы просто образец степенности. Правда, когда имеешь молодую и красивую жену, незачем пускаться в погоню за счастьем. Счастье само приходит в дом. Не так ли, господин Бон?

Бон побледнел как полотно и криво улыбнулся.

– Вы большой шутник! – сказал он. – Однако где же это, вы шатались сегодня ночью, мой юный друг?

Дартин опустил глаза на обувь, доверху покрытую грязью, но при этом его взгляд случайно перенесся на башмаки домовладельца. Казалось, они побывали в той же самой луже, пятна на тех и других были совершенно одинаковы.

И тут одна мысль внезапно поразила Дартина. Тот толстый человек, низенький, с проседью, этот одетый в темное платье, похожий на лакея старик, с которым так пренебрежительно обращались вооруженные всадники, сопровождавшие гравикар, был сам Бон. Муж руководил похищением жены.

Дартином овладело желание схватить его за горло и задушить, но, как мы уже говорили, это был весьма осторожный юноша, и он сдержал порыв. Однако лицо его так заметно изменилось, что Бон испугался и попятился назад, но он стоял как раз у той створки двери, которая была закрыта, и это препятствие вынудило его остаться па месте.

– Вы изволите шутить, милейший, – сказал Дартин, – но мне кажется, что если моя обувь нуждается в чистке, то ваша тоже требуют щетки.

Неужели и вы, мэтр Бон, гуляли где-то в поисках приключений? Ну, знаете, это было бы непростительно для человека вашего возраста, у которого вдобавок такая молодая и красивая жена!