– О нет! – отвечал Бон. – Я ездил вчера навести справки об одной служанке, она мне совершенно необходима, а так как дороги за столицей сейчас плохие, я и принес оттуда всю эту грязь, которую еще не успел отчистить.
Это предположение явилось первым утешением для Дартина. Если Бон знал, где его жена, значит, можно было, употребив кое-какие средства, заставить его развязать язык и выболтать секрет. Речь шла лишь о том, чтобы превратить это предположение в уверенность.
– Простите меня, милейший господин Бон, за некоторую бесцеремонность, – сказал Дартин, – но, знаете, ничто не вызывает такой жажды, как бессонные ночи, и я безумно хочу пить. Позвольте мне выпить у вас стакан воды!
Не дожидаясь позволения хозяина, Дартин быстро прошёл внутрь и бросил беглый взгляд на постель. Постель оказалась не смята.
Значит, он вернулся домой недавно, значит, он сопровождал свою жену до того места, куда её отвезли.
– Благодарю вас, мэтр Бон, – сказал молодой человек, осушая стакан, – это всё, что мне требовалось от вас. Теперь я пойду к себе и прикажу Пращу почистить обувь, а когда он кончит, то, если хотите, пришлю его к вам, чтобы он почистил вашу.
И он оставил домовладельца, совершенно ошеломлённого этим странным прощанием и спрашивал себя, уж не запутался ли он сам в собственной лжи. На верхней площадке лестницы Дартин встретил испуганного Праща.
– Господин! – вскричал тот, едва завидев его. – Новость! Я просто жду не дождусь вас!
– А что такое? – спросил Дартин.
– Готов биться об заклад, что вы не угадаете, кто приходил к вам, пока вас не было!
– Когда же это?
– Господин Ле Вуа.
– Господин Ле Вуа?
– Собственной персоной.
– Капитан Адептов его высокопреосвященства?
– Он самый.
– Он приходил арестовать меня?
– Мне показалось, что так, несмотря на его сладкий вид.
– Неужели?
– Он сказал, что его высокопреосвященство желает вам добра и просит вас пожаловать. Чтобы вы непременно зашли к нему в течение дня. Затем он добавил шепотом: «Скажи господину, что его высокопреосвященство очень расположен к нему и что, быть может, от этого свидания зависит его судьба».
– Для кардинала эта ловушка довольно неискусна, – с усмешкой произнёс парень.
– Поэтому-то я и заметил её и отвечал, что вы будете сожалеть, когда вернетесь.
– Пращ, друг мой, – прервал его Дартин, – право же, ты бесценный!
– Понимаете, я решил, что если вы захотите видеть господина Ле Вуа, то всегда успеете опровергнуть меня и сказать, что вы вовсе не уезжали.
– Успокойся, ты не потеряешь репутации правдивого биотехноса, через четверть часа мы едем.
– Я только что собирался, посоветовать вам это. А куда мы едем, если не секрет?
– Ты, наверное, так же торопишься узнать что-нибудь о Мо, Роберте и Эше, как я о том, что сталось с Шоссом, Басс и Росс?
– Разумеется, – подтвердил биотехнос, – я готов ехать. По-моему, воздух провинции полезнее для нас с вами в настоящую минуту, чем воздух Гранжа, а потому…
– …а потому укладывайся, и едем. Я пойду вперед пешком, с пустыми руками, во избежание каких-либо подозрений. Мы встретимся с тобой в казармах… Кстати, ты, кажется, прав относительно нашего хозяина, он действительно большая сволочь.
– Ага! Я узнаю человека по лицу.
Как и было условлено, Дартин спустился вниз первым. Затем, чтобы ему не в чем было себя упрекнуть, он в последний раз зашел на квартиры своих трех приятелей.
От них не было никаких вестей, только на имя Росс было получено раздушенное письмо, написанное изящным и мелким почерком. Дартин взялся передать его по назначению. Десять минут спустя Пращ явился к нему в ангары и боксы казарм. Дартин, не терявший времени, уже сам подготовил флайт к дороге.
– Хорошо, – сказал он Пращу, когда тот прикрепил дорожные кофры, – теперь загрузи данные в автопилоты трёх оставшихся флайтов и едем.
– Вы думаете, что, если у каждого из нас будет по два, мы поедем быстрее? – спросил слуга с лукавым видом.
– Нет, господин шутник, – возразил Дартин, – но с четырьмя мы сможем привезти назад трех приятелей, если только застанем их в живых.
– Что было бы большой удачей, – отвечал он. – Впрочем, никогда не следует отчаиваться в милосердии божьем.
– Аминь! – сказал Дартин, садясь на транспорт.
И, покинув ангары казарм, они разъехались в разные стороны. Надо сказать, что днем Пращ был храбрее, чем ночью. Однако врожденная осторожность не покидала его ни на минуту. Он не забыл ни одного из злоключений первой поездки и всех встречных принимал за врагов. Вследствие этого, то и дело снимал шляпу, что навлекало на него строгие выговоры со стороны Дартина, опасавшегося, как бы из-за этого избытка вежливости его не приняли за слугу какого-нибудь незначительного лица.
Однако то ли все прохожие были действительно тронуты учтивостью, то ли на этот раз никто не был подослан, чтобы преградить дорогу Дартину, но наши два путника без всяких приключений прибыли в Тильи и подъехали к гостинице, где они останавливались во время первого путешествия.
Хозяин, видя молодого человека, за которым следовал слуга с двумя новенькими флайтами, почтительно встретил их на пороге. Дартин счёл своевременным остановиться здесь, независимо от того, находилась ли Басс в гостинице или не находился. Кроме того, неосторожно сразу же наводить справки о Клериках.
В итоге Дартин, ни о ком не спрашивая, спешился и вошёл в маленькую комнатку, предназначенную для посетителей, не желавших сидеть в общем зале. Потребовал у хозяина бутылку лучшего вина и возможно лучший завтрак, что ещё более укрепило уважение, которое тот почувствовал к своему гостю с первого взгляда.
Итак, приказания Дартина были исполнены со сказочной быстротой.
Адепты набирались из лучших дворян империи, и Дартин, путешествовавший в сопровождении слуги с четверкой великолепных лайтфлаев, неминуемо должен, несмотря на простоту мундира, произвести сильное впечатление. Хозяин пожелал прислуживать ему сам. Видя это, юноша велел принести два стакана, и завязал разговор.
– Ну-с, любезный хозяин, – начал он, наливая оба стакана, – я спросил у вас лучшего вина, и если вы меня обманули, то, честное слово, накажете этим самого себя, так как я терпеть не могу пить один и вы будете пить вместе со мной! Берите стакан, и выпьем. За что же нам выпить, чтобы никто не был обижен? Давайте выпьем за процветание вашего заведения.
– Много чести, ваша милость, – смутился хозяин. – Покорнейше благодарю за доброе пожелание.
– Но только не заблуждайтесь на этот счет, – возразил Дартин, – в моем тосте кроется, пожалуй, больше себялюбия, чем вы думаете. Хорошо принимают лишь в тех гостиницах, которые процветают, а в тех, которые хиреют, царит полный беспорядок и путешественник становится жертвой стесненных обстоятельств своего хозяина. Я же много путешествую, и притом главным образом по этой дороге, а потому хочу, чтобы все трактирщики преуспевали.
– Мне кажется, что я уже не в первый раз имею честь вас видеть, – отреагировал хозяин.
– Еще бы! Я чуть не десять раз проезжал Тильи и из этих десяти раз, три или четыре раза останавливался у вас. Постойте… да, я был здесь всего дней десять или двенадцать тому назад. Я провожал своих приятелей, Клериков, и, если хотите, могу напомнить вам, что один из них повздорил с каким-то незнакомцем, с человеком, который задел его первый.
– Это правда! – сказал хозяин. – Я отлично помню эту историю. Так ваша милость говорит о господине Басс, не так ли?
– Да, именно так зовут моего спутника. Господи помилуй! Уж не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья, любезный хозяин? – Дартин поддержал инкогнито и скрыл истинную суть подруги, согласившись в душе на мужское обращение.
– Но ведь вы, ваша милость, должны были и сами заметить, что он не мог продолжать путь.
– Это правда, он обещал догнать нас.
– Он оказал нам честь остаться.
– Как! Остаться? – удивился парень.
– Да, в этой гостинице. И, по правде сказать, мы весьма обеспокоены.
– Чем?
– Некоторыми издержками.
– О чем же тут беспокоиться! Он заплатит всё, что задолжал.
– О, вы поистине проливаете бальзам на мои раны! Мы оказали ему кредит, и еще сегодня утром лекарь объявил нам, что, если господин Басс не заплатит ему, он возьмется за меня, ибо это я посылал за ним.
– Да разве Басс ранен?
– Не могу сказать вам.
– Как это не можете? Вы ведь должны быть лучше осведомлены о нем.
– Это верно, но в нашем положении мы не говорим всего, что знаем, особенно если нас предупредили, что за язык мы можем поплатиться ушами.
– Ну а могу я видеть его?
– Разумеется. Поднимитесь по лестнице на второй этаж и постучитесь в номер первый. Только предупредите, что это вы.
– Предупредить, что это я?
– Не то с вами может случиться несчастье.
– Какое же это несчастье может, по-вашему, со мной случиться?
– Господин Басс может принять вас за кого-нибудь из моих домочадцев и в порыве гнева проткнуть вас или прострелить голову.
– Что же это вы ему сделали?
– Попросили у него денег.
– Ах, торпеду в сопло, теперь понимаю! Это такая просьба, которую Басс встречает очень дурно, когда он не при деньгах, но, насколько мне известно, деньги у него есть.
– Вот и мы так думали. Так как наше заведение содержится в большом порядке и мы каждую неделю подводим итоги, мы и подали ему счет в конце недели, но, должно быть, попали в неудачную минуту, потому что не успели мы заикнуться о деньгах, как он послал нас далеко. Правда, накануне он играл…
– Он играл! – покачал головой Дартин. – С кем же?
– О, господи, кто его знает! С каким-то господином, которому он предложил партию.
– В этом все дело. Бедняга, как видно, всё проиграл.
– Вплоть до своего лайтфлая, потому что, когда незнакомец собрался уезжать, мы заметили, что его слуга забирает флайт господина Басс. Мы указали ему на это, и он ответил, что мы суемся не в свое дело и что флайт принадлежит ему. Мы сейчас же предупредили господина Басс, но и он сказал, что мы низкие люди, если сомневаемся в слове дворянина, и что если тот говорит, что флайт принадлежит ему, значит, так оно и есть…