– И?
– Должно быть, она находится в одном из своих поместий. Я не получила ответа.
– Да что вы?
– Да, ответа нет. И вчера я отправила ей второе послание, еще убедительнее первого… Но ведь здесь вы, милейший друг, поговорим же о вас. Признаюсь, я начал было немного беспокоиться за вашу судьбу.
– Однако, судя по всему, хозяин неплохо обходится с вами, любезная Басс, – сказал Дартин, показывая больной на полные кастрюли и пустые бутылки.
– Что ты! – ответила та. – Три или четыре дня назад этот наглец принес мне счёт, и я выставила его за дверь. Так что теперь я сижу здесь как победительница, как своего рода завоевательница, а потому, опасаясь нападения, вооружена до зубов.
– Однако, иногда делаете вылазки, – со смехом возразил Дартин. И он показал пальцем на бутылки и кастрюли.
– К несчастью, не я! – ответила Басс. – Проклятый вывих держит меня в постели. Это Роберт осматривает местность и добывает съестные припасы… Роберт, друг мой, – продолжала она, – как видите, к нам подошло подкрепление, и нам придется пополнить запас продовольствия.
– Роберт, – остановил биотехноса Дартин, – вы должны оказать мне услугу.
– Какую? – среагировал тот.
– Научить вашему способу Праща. Может случиться, что я тоже попаду в осадное положение, и мне бы отнюдь не помешает, если бы он смог доставлять мне такие же удобства, какие вы преподносите своей госпоже.
– О, – скромно потупился биотехнос, – да нет ничего легче! Нужно быть ловким, вот и всё.
– Ну а вино? – спросил Дартин. – Кто поставляет вам его? Хозяин?
– Как вам сказать… И да и нет.
– Как это, «и да и нет»?
– Он, правда, поставляет нам его, но не знает, что имеет эту честь.
– Объяснитесь яснее, беседа с вами весьма поучительна.
– Извольте. Случайно во время своих путешествий я встретился с одним человеком, который повидал много стран.
– Какое отношение имеет это к бутылкам, которые стоят на этой конторке и на этом комоде?
– Терпение, – всему свое время.
– Верно, полагаюсь на вас и слушаю.
– У него был слуга, который сопровождал его во время путешествия. Оба мы больше всего на свете любили охоту, и он рассказывал мне, как туземцы охотятся с помощью обыкновенной затяжной петли, которую они накидывают на шею животным. Сначала я не хотел верить, что можно дойти до такой степени ловкости, чтобы бросить веревку за несколько шагов и попасть куда хочешь, но вскоре мне пришлось признать, что это правда. Мой приятель ставил в тридцати шагах бутылку и каждый раз захватывал горлышко затяжной петлей. Я начал усиленно упражняться и добился успехов не прибегая к дорогостоящим обучающим программам и базам. Ну вот, понимаете? У нашего хозяина богатый винный погреб, но с ключом-картой он никогда не расстается. В подвале есть отдушина. Вот через эту-то отдушину я и бросаю лассо.
– Благодарю, друг мой, благодарю, к сожалению, я только что позавтракал. – Парень отказался отведать блюда.
– Что ж, Роберт, – проговорила Басс, – накрой на стол, и, пока мы с тобой будем завтракать, Дартин расскажет нам, что было с ним за те дни, во время которых мы не видались.
– Охотно, – ответил парень.
Пока друзья завтракали с аппетитом выздоравливающих и с братской сердечностью, сближающей людей в несчастии, Дартин рассказал им, как, будучи ранена, Росс осталась, как Шосс остался в Айоне, отбиваясь от людей, обвинивших его в сбыте фальшивых денег, и как он, Дартин, вынужден был распороть живот графу Ле Гору.
Однако на этом и оборвалась откровенность Дартина. Он рассказал только, что привёз четыре великолепных лайтфлая, для себя, и для товарищей, и, сообщил Басс, что предназначенный для неё флайт уже стоит у гостиницы.
В эту минуту вошел Пращ и объявил, что всё готово для продолжения пути. Так как Дартин теперь почти не волновался за Басс и ему не терпелось поскорее узнать, что сталось с двумя остальными товарищами, он пожал больной руку и сказал, что едет продолжать поиски. Он собирался вернуться той же дорогой и через недельку думал захватить её с собой, если бы оказалось, что к тому времени Клерик ещё не покинул гостиницу.
Девушка ответила, что, по всей вероятности, вывих не позволит ей уехать раньше. К тому же ей надо быть в Тильи, чтобы дождаться здесь ответа от герцогини.
Дартин пожелал скорого и благоприятного ответа, а затем, еще раз поручив Роберту заботиться о Басс и расплатившись с хозяином, отправился в путь вместе с Пращем, который уже избавился от одного из флайтов.
Дартин ничего не сказал ей ни по поводу его раны, ни по поводу прокурорши. Несмотря на свою молодость, наш грегорианец весьма осторожный юноша. Сделал вид, будто поверил всему, что ему рассказала хвастливая девушка, так как был убежден, что никакая дружба не выдержит разоблачения тайны, особенно если эта тайна уязвляет самолюбие.
К тому же мы всегда имеем некое нравственное превосходство над теми, чья жизнь нам известна. Поэтому Дартин, строя план будущих интриг и решив сделать Шосса, Басс и Росс орудиями собственного успеха, совсем не против заранее собрать невидимые нити, с помощью которых и рассчитывал управлять тремя друзьями.
Однако всю дорогу глубокая грусть теребила его пылкое сердце. Он думал о молодой и красивой г-же Бон, которая собиралась вознаградить его за преданность. Впрочем, поспешим оговориться, что эта грусть проистекала у него не столько из сожалений о потерянном счастье, сколько из опасения, что с бедной женщиной случилась беда.
У него не оставалось сомнений в том, что она стала жертвой мщения, а, как известно, мщение его высокопреосвященства бывало ужасно. Каким образом он сам снискал «расположение» министра, этого Дартин не знал, и, по всей вероятности, капитан открыл бы ему это, если бы застал дома.
Ничто так не убивает время и не сокращает путь, как упорная, всепоглощающая мысль. Внешнее существование человека похоже тогда на дремоту, а мысль является сновидением. Под её влиянием время теряет счёт, а пространство отдаленность. Вы выезжаете из одного места и приезжаете в другое. Вот и все. От проделанного пути не остается в памяти ничего, кроме тумана, в котором реют тысячи смутных образов. Во власти такой галлюцинации Дартин и ехал.
Он пришел в себя, тряхнул головой, увидел кабачок, где оставил Росс, и остановился у дверей.
На этот раз он был встречен не хозяином, а хозяйкой. Дартин был физиономист, он окинул взглядом полное, довольное лицо и понял, что с ней ему незачем притворяться. От женщины с такой добродушной внешностью нельзя было ждать ничего дурного.
– Милая хозяюшка, – начал Дартин, – не сможете ли вы сказать, где теперь находится один из моих приятелей, которого нам пришлось оставить здесь дней десять назад?
– Красивый молодой человек лет двадцати трех, тихий, любезный, статный?
– И, кроме того, раненный в плечо.
– Да, да.
– Итак?..
– Он, все еще здесь!
– Да ну! – удивился Дартин, сходя с транспорта. – Хозяюшка, вы воскресили меня! Где же он, дорогой мой Росс? Я хочу обнять его. Признаюсь вам, мне не терпится поскорее его увидеть.
– Прошу прощения, но я сомневаюсь, чтобы он мог принять вас в настоящую минуту.
– Почему? Разве у него женщина?
– Господи Иисусе, что это вы говорите! Бедный юноша! Нет.
– А кто же?
– Священник и настоятель Айонского монастыря, – прибили она парня фразой.
– Боже праведный! – удивился Дартин. – Разве бедняге хуже?
– Напротив. Но после болезни его коснулась благодать, и он решил принять духовный сан.
– А да, – вспомнил Дартин, – я и забыл, что он только временно состоит в кериках.
– Так вы хотите его увидеть?
– Больше, чем когда-либо.
– Тогда поднимитесь по лестнице, во дворе направо, третий этаж, номер пять.
Дартин бросился в указанном направлении и нашел лестницу, одну из тех наружных лестниц, какие ещё встречаются иногда во дворах старых времён. Однако войти оказалось не так-то просто. Подступы к комнате Росс охранялись. Эш стоял на страже в коридоре и загородил путь с тем большей неустрашимостью, что после многолетних испытаний бедняга был наконец близок к достижению долгожданной цели.
В самом деле, Эш всегда лелеял мечту быть слугой духовного лица и с нетерпением ждал той минуты, постоянно представлявшейся его воображению, когда Росс сбросит плащ и наденет сутану. Только ежедневно повторяемое обещание, что эта минута близка, и удерживало его на службе у девушки, под личиной парня, службе, на которой, по словам Эша, ему неминуемо предстояло погубить душу.
Итак, он был сейчас наверху блаженства. Судя по всему, на этот раз его госпожа не должна была отречься от своего слова. Соединение боли физической и нравственной произвело долгожданное действие. Росс, одновременно страдавшая и душой и телом, наконец обратила свои помыслы на религию, сочтя как бы за предостережение свыше случившееся двойное несчастье, как внезапное исчезновение возлюбленной и рану в плечо.
Понятно, что при таком расположении духа ничто не могло быть неприятнее для Эш, чем появление Дартина, который мог снова втянуть его госпожу в водоворот мирских интересов. Он решил мужественно защищать двери, а так как хозяйка уже выдала его и он не мог сказать, что Росс нет дома, то попытался доказать вновь прибывшему, что было бы верхом неучтивости помешать его госпоже во время душеспасительной беседы, которая началась еще утром и, по словам Эша, не могла быть закончена ранее вечера.
Однако Дартин не обратил ни малейшего внимания на красноречивую тираду и, не собираясь вступать в спор со слугой своей подруги, попросту отстранил его одной рукой, а другой повернул ручку двери с надписью «N 5».
Дверь отворилась, и Дартин вошел в комнату.
Росс в широком черном одеянии, в круглой плоской шапочке, сидела за продолговатым столом, заваленным антикварными свитками бумаг и огромными фолиантами. Естественно преображённая в парня, как и всегда. По правую её руку сидел настоятель монастыря, а по левую священник. Занавески были наполовину задернуты и пропускали таинственный свет, способствовавший благочестивым размышлениям.