Эти слова удвоили пыл Дартина, и он добавил тяги флайту. Около одиннадцати часов утра увидели Айон, а в половине двенадцатого они были у дверей проклятого кабака.
Дартин часто придумывал для вероломного хозяина какую-нибудь славную месть, такую месть, одно предвкушение которой уже утешительно. Итак, он вошел в кабак, надвинув головной убор на лоб, положив левую руку на эфес шпаги.
– Узнаете меня? – спросил он хозяина, с поклоном шедшего навстречу.
– Не имею чести, ваша светлость, – ответил тот, ослепленный великолепным снаряжением Дартина.
– Вы меня не узнаете! – констатировал факт.
– Нет, ваша светлость!
– Ну, так я напомню в двух словах. Что вы сделали с дворянином, которому осмелились около двух недель назад предъявить обвинение в сбыте фальшивок?
Хозяин побледнел, ибо Дартин принял самую угрожающую позу, а Пращ скопировал её с точностью.
– Ваша светлость, не говорите мне об этом! – взмолился хозяин самым жалобным голосом. – О, как дорого я заплатил за эту ошибку!
– Я вас спрашиваю, что сталось с этим дворянином?
– Благоволите выслушать меня, ваша светлость! И присядьте, сделайте милость.
Безмолвный от гнева Дартин сел, грозный, как судия. Биотехнос гордо встал за спиной его кресла.
– Вот как было дело, ваша светлость… – продолжил трактирщик, дрожа от страха.
– Вам нечего ждать пощады, если вы не скажете всей правды. Я слушаю.
– Начальство известило меня, что в моем трактире должен остановиться знаменитый фальшивомонетчик с несколькими товарищами, причем все они будут переодеты Клериками или Адептами.
– Дальше! – ускорил Дартин, быстро догадавшись, откуда исходили эти приметы.
– Поэтому, повинуясь приказу начальства, приславшего мне шесть человек для подкрепления, я принял меры, какие счёл нужными, чтобы задержать мнимых фальшивомонетчиков…
– Опять! – сказал Дартин, которому слово «фальшивомонетчик» нестерпимо резало слух.
– Нет, ваша светлость, к сожалению, мы не все были заодно, и сейчас вы убедитесь в этом. Ваш приятель, извините, что я не называю его тем почтенным именем, которое он, без сомнения, носит, но нам неизвестно это имя, – итак, ваш приятель, уложив двух солдат двумя выстрелами из рельсовиков, отступил, продолжая защищаться шпагой, которой он изувечил ещё одного из моих людей, а меня оглушил…
– Да кончишь ли ты? – крикнул Дартин. – Где он? Что случилось с Шоссом?
– Отступая, он оказался у лестницы, ведущей в подвал, и так как дверь была открыта затворился изнутри. Все были убеждены, что оттуда ему не уйти, а потому никто не препятствовал ему делать это…
– Ну да, – сказал Дартин, – вы не собирались убивать его, вам нужно было только посадить его под замок!
– Но где же он? – вскричал Дартин, возмущение которого еще возросло, – Что сталось с Шоссом?
– Мне не терпелось поскорее загладить свою вину перед пленником, продолжал трактирщик – и я подошел к погребу, чтобы выпустить его оттуда. «Прежде всего, сказал он, – я требую, чтобы мне вернули моего слугу в полном вооружении». Это приказание было поспешно исполнено. Вы понимаете, что мы были расположены делать всё, чего бы ни пожелал ваш друг. Итак, господин Мо он сообщил имя, хотя и не очень разговорчив, господин Мо, несмотря на рану, был спущен в погреб. Господин принял его, загородил дверь, а нам приказал оставаться у себя.
– Но где он наконец?
– В погребе.
– Как, негодяй, ты все еще держишь его в погребе?
– Нет. Стали бы мы держать его в погребе! Если бы вы только знали, что он там делает, в этом погребе! Ах, если бы вам удалось заставить его выйти оттуда, я был бы вам благодарен до конца жизни, я стал бы молиться на вас, как на своего ангела-хранителя!
– Так он там? Я найду его там?
– Разумеется. Он заупрямился и не желает выходить. Мы ежедневно просовываем ему через отдушину хлеб на вилах, а когда он требует, то и мясо, но увы! – не хлеб и не мясо составляют его главную пищу.
Однажды я сделал попытку спуститься вниз, но он пришел в страшную ярость. Я услышал, как он приводит в боевой режим рельсовики, а его слуга штурмовой рельсотрон. Когда же мы спросили, что они собираются делать, ваш приятель ответил, что у него и у его слуги имеется сорок зарядов и что они разрядят всё, прежде чем позволят хотя бы одному из нас сойти в погреб. Тогда, я пошёл было жаловаться к губернатору, но тот ответил, что я получил по заслугам и что это научит меня, как оскорблять благородных господ, заезжающих в мой придорожный кабак.
– Так что с тех самых пор… – начал Дартин, не в силах удержаться от смеха при виде жалобной физиономии трактирщика.
– Так что с тех самых пор, – продолжал последний, – нам, приходится плохо, потому что все наши съестные припасы хранятся в погребе. Вино в бутылках и вино в бочках, пиво, растительное масло и пряности, все находится там. Так как спускаться вниз нам запрещено, то приходится отказывать в пище и питье всем путешественникам. Если ваш друг просидит в погребе еще неделю, мы окончательно разоримся.
– И поделом тебе, мошенник! Разве по нашему виду нельзя было сообразить, что мы порядочные люди?
– Да, да, вы правы… – ответил хозяин. – Но послушайте, вон он опять разбушевался.
– Очевидно, его потревожили! – вскричал Дартин.
– Да как же нам быть? – возразил хозяин. – Ведь к нам приехали два знатных вельможи рошца.
– Так что ж из этого?
– Как? Вы сами знаете, что они из империи Рош поголовно любят хорошее вино, а эти спросили самого лучшего. Жена моя, должно быть, попросила у господина Шосса позволения войти, чтобы подать господам то, что им требовалось, а он, по обыкновению, отказал…
В самом деле, со стороны погреба донесся сильный шум. Дартин встал и, предшествуемый хозяином, в отчаянии ломавшим руки, приблизился к месту действия в сопровождении Праща, державшего наготове свой длинный штурмовой рельсотрон.
Рошы или роклэндцы были крайне раздражены. Они проделали длинный путь и умирали от голода и жажды.
– Да это же насилие! – кричали они на отличном языке, но с иностранным акцентом. – Этот сумасшедший не позволяет добрым людям распоряжаться их собственным вином! Мы выломаем дверь!
– Потише, господа! – прервал тиррады Дартин, вынимая из-за пояса рельсовик. – Прошу извинить, но вы никого не убьете.
– Ничего, ничего, – раздался за дверями спокойный голос Шосса. Впустите-ка этих идиотов, и тогда посмотрим.
Роклэндцы, видимо храбрые люди, все же нерешительно переглянулись. Казалось, что в погребе засел какой-то людоед, какой-то исполинский герой, и никто не может безнаказанно войти в его пещеру.
На минуту все затихли, но под конец вельможам стало стыдно отступать, и наиболее раздраженный из них, спустившись по лестнице, так сильно ударил в дверь ногой, что, казалось, мог бы пробить и каменную стену.
– Пращ, – сказал Дартин, готовя рельсовики, – я беру на себя того, что наверху, а ты займись нижним… Так вы, господа, желаете драться? Отлично, давайте!
– Боже праведный! – гулко прозвучал снизу голос Шосса. – Мне кажется, я слышу голос Дартина…
– Ты не ошибся, – ответил парень, тоже стараясь говорить громче, – это я собственной персоной, друг мой!
– Превосходно! – ответил друг. – В таком случае мы славно отделаем этих раздолбаев.
Роклэндцы схватились за шпаги, но они оказались между двух огней. Ещё секунду колебались, однако, как и в первый раз, самолюбие одержало верх, и под вторичным ударом дверь погреба треснула.
– Посторонись, Дартин! – крикнул друг. – Сейчас я буду стрелять.
– Господа! – остановился парень. – Подумайте о своем положении… Минуту терпения, Шосс… Господа, вы ввязываетесь в скверную историю и будете изрешечены. Я и мой слуга угостим вас тремя выстрелами, столько же вы получите из подвала. Кроме того, у нас имеются шпаги, которыми мы недурно владеем, могу вас уверить. Не мешайте мне, и я улажу и ваши дела и свои… Сейчас вам дадут пить, даю вам слово!
– Если ещё осталось вино, – раздался насмешливый голос из подвала.
Хозяин приэтом почувствовал, что спина его покрылась холодным потом.
– То есть как? Если осталось вино? – прошептал он.
– Останется, торпеду в сопло! – выругался Дартин. – Успокойтесь… не могли же они вдвоем выпить весь погреб!..
– Хорошо! Но вы уберите оружие.
– Охотно.
И Дартин подал пример. Затем, обернувшись к Пращу, знаком приказал разрядить рельсотрон.
Убежденные этим, раклэндцы поворчали, но вложили шпаги в ножны. Дартин рассказал им историю заключения Шосса, и так как они были настоящие джентльмены, то во всем обвинили хозяина.
– А теперь, господа, – выступил Дартин, – поднимитесь к себе, и ручаюсь, что через десять минут вам принесут всё, что вам будет угодно.
Вельможи поклонились и ушли.
– Теперь я один, – сказал Дартин. – Отворите мне дверь, прошу вас!
– Сию минуту.
Послышался шум падающих вещей и утвари, то были контрэскарпы и бастионы, уничтожаемые самим осажденным.
Через секунду дверь подалась, и в отверстии показалось бледное лицо друга. Он беглым взглядом осмотрел местность. Дартин бросился к нему и с нежностью обнял, а затем повел его из этого сурового убежища и тут только заметил, что друг шатается.
– Вы ранены? – спросил парень.
– Я? Ничуть не бывало. Я мертвецки пьян, вот и все. И никогда еще человек не трудился так усердно, чтобы этого достигнуть… Клянусь, хозяин, должно быть, на мою долю досталось не меньше чем полтораста бутылок!
– Помилосердствуйте! – вскричал хозяин. – Если слуга выпил хотя бы половину того, что выпил его господин, я разорен.
– Мо хорошо вымуштрован и не позволил бы себе пить то же вино, что я. Он пил только из бочки. Кстати, он, кажется, забыл вставить пробку. Слышите?
Дартин разразился хохотом, от которого хозяина из озноба бросило в жар.
В эту минуту за спиной Шосса появился Мо с рельсотроном на плече. Голова его тряслась. Спереди и сзади он был облит какой-то жирной жидкостью, в которой хозяин признал свое лучшее масло. Процессия прошла через большой зал и водворилась в лучшей комнате гостиницы, которую Дартин занял самовольно.