- Моя! - торжествующе воскликнул Джеймс и тут же отлетел к стене от крепкого пинка. Перед его носом взметнулся вихрь юбок и Варя отскочила к двери.
- Убирайтесь вон! - прошипела она разъяренной кошкой, - Даже сейчас вы..., даже сейчас!
- Барбара, леди Барбара, - бормотал Джеймс, выпутываясь из опрокинувшейся лавки, - Я не хотел ничего плохого... Выходите за меня замуж! - выпалил он и сам испугался своих слов.
- Я вам не Барабара, я Вар-ва-ра, - процедила Варя. Ее пальцы скорчились как когти хищной птицы, ей явно хотелось вцепиться Джеймсу в физиономию, - Отправляйтесь к вашим Барбарам и с ними "не хотите ничего плохого"! - Тут до нее дошел смысл его последней фразы. Она резко вздохнула, выпрямилась, отыскивая утраченное равновесие духа, и с суховатым смешком произнесла, - Вы не теряетесь, сударь мой, даже в жены зовете, лишь бы своего добиться, - С чопорным достоинством он направилась к выходу, бросив через плечо, - Будьте любезны одеться и покинуть наш дом, и не возвращаться сюда никогда, слышите, никогда!
На лестнице Варе еще удавалось сохранить самообладание, но добравшись до светлицы она упала на постель и разрыдалась. Сегодняшней ночью она перестала обманывать себя. Ничто не ушло, ничто не изменилось. Безумно, до смерти испугавшись за него, а потом прижимаясь к нему в блаженном сознании, что он живой, реальный, здесь и сейчас рядом с ней, она поняла, что по-прежнему глупо и безнадежно, отчаянно любит Джеймса Фентона, и нет для нее иного счастья как смотреть в веселые, ласковые и такие лживые глаза настойчивого любителя поразвлечься.
Глава 19
Нынешнее утро было так похоже на предыдущее, что Варе подумалось, не были ли все события ночи лишь безумным сном. Отличия заключались в ракурсе, поскольку вчера Варя пыталась войти в поварню, возвращаясь от Никиты Андреевича, теперь же хотела выйти из нее, направляясь к нему. Но и сегодня, как вчера двери закупоривал глотающий рассол Алешка. Варя привычно перехватила жбан с огурцами, приготовившись ждать пока мужчина соизволит очистить проход, но, видать, вчерашняя ночь оказалась безумной не только для нее. Увидав ее краем глаза, Алешка немедленно вынырнул из бадьи, огладил волосы и несмело улыбаясь, спросил:
- По здорову ли, сестрица?
Варя оторопело воззрилась на него. Алешка шагнул в сторону, освобождая дорогу. Подозрительно поглядывая на брата, Варя бочком протиснулась мимо, пробормотав:
- Благодарствую, братец, - и направилась к отцу, напряженно обдумывая, что же такое пил вчера Алешка и нельзя ли его поить этим ежедневно. Оказалось, что сегодняшние чудеса лишь начинаются. Проходя мимо матушкиных покоев Варя с изумлением увидала как Прасковья Тимофеевна отвлеклась от беседы с очередным юродивым только для того, чтобы пожелать доброго утра и ласково улыбнуться дочери.
Спасаясь от странностей, Варя нырнула в комнату отца, но и здесь все было необычным. Как правило, неопохмелившийся Никита Андреевич встречал дочь хмурым страдальческим взором, расцветая лишь при виде соленых огурчиков, но сейчас первая его улыбка досталась Варе и лишь вторая - жбану.
К вечеру Варя уже была в полном изнеможении, ибо родные и близкие взялись извергать на нее внимание бурным потоком. На поварне, в коморах, в чуланах, в сенях и на огороде отец, мать или брат вырастали за ее спиной, уговаривая не застудить горлышко, не натереть ручки и не натрудить спинку. На ее вопрос о причинах столь нежной заботы она получила лишь невразумительный лепет Прасковьи Тимофеевны о челяди, что должна за хозяйством приглядывать, а красавице-дочке след в горнице сидеть, шелками шить. Поэтому въехавшая на двор карета Мышацких была воспринята Варварой аки Божья милость. Целуя тетку, Варя тихонько спросила:
- Чудные дела у нас в доме творятся сегодня. Не ведаешь, что с родичами моими сталось?
Тетка по-девчоночьи хихикнула:
- Знаю, все знаю. Вести самые добрые, - она потрепала племянницу по щеке, - Вели подать чего-нито в отцову комнату и приходи.
Когда следом за нагруженной подносом девкой Варя вошла к отцу, ее уже ждали. На излюбленном месте под образами торжественно надувала щеки Прасковья Тимофеевна. За столом, нависая над всей комнатой, расположился довольно жмурящийся Никита Андреевич, а вдоль стены рядком сидели тетка, дядя и Алешка. Установленный в центре стул явно поджидал саму Варвару. Чувствуя себя крайне неуютно, она уселась и обвела вопросительным взглядом всю честную компанию. Боярин звучно откашлялся:
- Вот какое дело, дочка. Ты уж взрослая девица, собой видная, хозяйственная, новомодное обхождение знаешь, женихи вокруг тебя так и вьются. Так не пора ли и замуж, а то долго ли до греха?
Слова отца потрясли Варю. Она часто думала о замужестве, говорила о нем как о желанной доле, но все же представляла брак делом отдаленным, о котором гораздо приятнее мечтать, нежели столкнуться наяву. Она смиренно проговорила:
- Али я чем не угодила, батюшка, что вы меня гоните?
- Что ты, Варя, я о твоем же счастье пекусь, ты как раз в возраст вошла, пора тебе уж судьбу решать. Говори-ка, кто из женихов тебе люб?
Перед мысленным взором Вари предстала длинная череда ухажеров: чрезвычайно знатных, достаточно богатых, в меру образованных и безнадежно скучных в сравнении с... Никаких сравнений! Разозлившись на себя за глупые мысли о некоем недостойном предмете, Варя подумала, что замужество для нее сейчас лучший выход и кротко ответила:
- Кто вам мил, батюшка, тот и мне люб. Может Михайла Инехов, али лучше Андрюша Мосальский или вот еще Глебов Федор Алексеевич, хоть и постарше будет, а человек весьма достойный.
Лукавая улыбка заиграла на губах Натальи Андреевны. Боярин усмехнулся и чуть ли не игриво произнес:
- А что насчет Петра Алексеевича скажешь?
- К-какого Петра Алексеевича? - заикаясь пробормотала Варя.
- Романова, Петра Алексеевича!
И глядя на обалдевшую Варину физиономию, все семейство покатилось со смеху.
- Ай, Варька, ай, молодец, - хлопнул себя по колену Алешка, - Такой чести дому принесла, - он шутовски поклонился ей, - Здрава буди, государыня-сестрица!
- Петр Алексеевич что, сватов заслал? - спросила Варя.
Все снова захихикали.
- Ну, сватов не сватов, а вчерась как ты ушла, Меньшиков с Нарышкиным сказывали, что ты государю крепко в сердце запала. Вот теперь ты, Варенька, у меня умница, вот теперь ты нам всем чести прибавила, вижу, истинное мое дитя, настоящая Опорьева. Ты только у государя перед носом чуток повертись, все наше будет! Ух, мы далеко пойдем, куда там Милославским с Нарышкиными, - боярин потряс кулаком, - Всех к ногтю приберу!
Оцепенев, Варя застыла на своем стуле. Вокруг нее бушевали грезы и мечты: семейство строило планы. Алешка уже бросал в бой полки, да где там, целые армии. Никита Андреевич азартно примеривался к приказу Большой казны. Иван Федорович несмело заикнулся о дозволении вернуться в вотчину, но под пристальным взглядом жены заговорил о посольской должности в Париже. Даже Прасковья Тимофеевна что-то бубнила о княгине Долгорукой, которая уж теперь не осмелится в церкви локти растопыривать.
Варины губы беззвучно дрогнули, пересохшее горло не смогло издать ни звука. Она вновь попробовала заговорить.
- Теперь, значит, чести прибавила, - ее голос был похож на хриплое карканье, - Раньше, выходит, позорила.
Оторвавшись от радужных планов, родные недоуменно уставились на нее.
- Ты что, Варвара, белены объелась? - изумленно спросил отец.
Варя взвилась:
- Как Милославские хотите, как Нарышкины, - она почти кричала, - А как Лопухины не желаете ли?
- А чего, - ответствовал Алешка, - с Лопухиными ничего дурного не сталось.
- И верно, ничего не сталось, только вот Дунька Лопухина, царица недавняя, при живом муже в Новодевичьем монастыре слезы льет. Спасибо, хорошие мои, - она в пояс поклонилась, - Печетесь вы о моем счастье. Когда вам беда грозилась, я о себе не думала, вас спасала, а вы меня теперь за ради своей выгоды зверю в лапы.
Она закрыла лицо дрожащими руками. Тетушка бросилась к ней, обняла за плечи:
- Дитятко, Боже мой, что ты говоришь! Ведь это царь, это честь, это счастье. Чего ты боишься?
- Ах, оставьте, тетушка, - Варя вырвалась, разбрызгивая слезы со щек, - Вот именно, что царь, нету ему ни закона, ни указа. Надоем я ему или для дел державных брак с иноземной принцессой занадобится, быть в монахинях еще одной царице. Я Петра Алексеевича не привораживала и впредь, себе на погибель, делать того не стану.
- Ах ты, сквернавка, - наливаясь дурной кровью процедил Никита Андреевич, - Бесстыдница! Заслуги мне в нос тычешь, род спасла, кланяйся тебе теперь! Да будь ты добронравной девицей, тебе таковой спасительный план и в голову бы не вошел, сидела бы смирно, ждала, чего мужики решат, а не высовывалась со своими советами, отца позоря! Как хочешь, Варвара, или ты будешь с государем ласкова и доведешь дело до сватовства, или берегись!
- Выходит, что вам помогала, то стыд и позор, а что вы собственную дочь как распутную девку под царя подкладываете, то честь великая! - озверев до полного бесстрашия вскричала Варя.
Грубая справедливость ее слов заставила Никиту Андреевича потерять голову. Одним прыжком преодолев разделяющее их расстояние, он схватил Варю за руку, швырнул на пол, замахнулся. Иван Федорович и Наталья Андреевна повисли на нем, не подпуская к дочери.
- Никита, ты что, очумел, - кричала княгиня, - Не можешь дочь по доброму уговорить? Она же нашей опорьевской породы, теперь упрется, не сдвинешь.
Боярин стряхнул с себя родичей, нагнулся к Варе. Она попыталась закрыться, но он с силой отвел ее руки и наклонившись к самому лицу, бросил:
- Уговаривать тебя я не намерен, ты моя дочь и твой долг - повиноваться. Что захочу, то с тобой и сделаю - хоть холопам отдам, хоть в тереме до старости запру. Долго терпел я твои фанаберии, теперь будя. Монастыря боишься? Знай же, или ты как послушная дочь радуешься тому браку, что мы для тебя умыслили и делаешь все, чтобы державного зятя для рода заполучить, или отправишься к тетке Аграфене в монастырь и будешь сидеть там, пока не опамятуешь!