Варвара кивнула и, придерживая край платья, направилась к офицеру. Тот уже слез с коня и сейчас стоял, невозмутимо взирая на окруживших его галдящих монахинь.
- Ну-ка, сестры, ступайте отсюда, - властно приказала Варвара. - Все равно герр офицер ни слова не понимает. Ступайте к игуменье, а я с ним поговорю.
Сестры брызнули в стороны, а она подошла к офицеру.
- Mein herr, простите меня, но... - начала она по-немецки.
- Вы же знаете, моя божественная леди, вам я прощу все что угодно, - раздался знакомый насмешливый голос, Джеймс шагнул из сумрака на свет.
- Вы? Вы здесь? Как вы могли? Как вы посмели?
- О сударыня, я уже не раз говорил вам, что ваша реакция на мое появление просто на редкость тривиальна. Вы каждый раз задаете один и тот же вопрос.
- Вы обезумели, что вы делаете в монастыре? Вы не офицер драгунского полка, вы не должны носить мундир.
- Ну, и кто скажет об этом монахиням? Впрочем, может вы поставите их в известность, что один из офицеров - самозванец?
- Вы несносны, нестерпимы! Что вам нужно от монастырского колокола?
- От колокола мне не нужно ничего, колокол это так, что-то вроде помощи свыше. Я все вам объясню, только давайте отойдем вон туда за телегу и поговорим спокойно. Я не могу обсуждать серьезные вещи в окружении квохчущих вороньих куриц, - он кивнул на монахинь.
Варя невольно хихикнула, сравнение было метким.
- Воронья курица, это, простите, что за птица? - осведомилась она.
- Сударыня, я искренне признаю, что знакомство с птичьим двором не является самой сильной стороной моего образования, - весело ответил он, подавая ей руку. - Зато у меня немало других достоинств.
Они зашли за телегу и остановились поодаль от толпы, прямо напротив загадочного сооружения, похожего на кресло.
- Зачем все это? - Варя указала на телегу.
- Чтобы закрепить колокол, так он не повредится при перевозке. Но я хочу говорить с вами вовсе не о колоколе, - Он неожиданно посерьезнел, - Война на Ижорской земле подходит к концу. Я хорошо знаю шведскую армию и видел русские войска. Поверьте моему опыту, вскоре царь значительно расширит территорию государства и откроет свободный выход к Балтике. Свою победу он пожелает украсить еще одним праздником - свадьбой. Он захочет дать новому государству новую царицу. Месяц-два, и ваша семья получит то предложение, о котором так мечтает, Петр позовет вас в жены. Послушайте меня, сейчас у вас последняя возможность, если вы и вправду не хотите выходить замуж за царя. Вы еще не невеста, еще ничего не было сказано, если вы уедете со мной сейчас, это ничем не повредит ни вам, ни вашей семье. Выходите за меня замуж, нас обвенчают и по русскому и по англиканскому обряду, брак будет совершенно законным и клянусь, я сделаю все, чтобы вы были счастливы.
- Замолчите, сэр Джеймс, вы говорите глупости. Поймите же, наконец, я не могу стать женой человека другого народа и другой веры. Такого еще не бывало на Руси. Если я уеду с вами, я опозорю свой дом, свою семью. Они не заслужили подобного. Но я все обдумала. Ваше пророчество не исполнится, я не буду царицей. Для женщины всегда есть достойный выход. Посмотрите, это огромный монастырь. Здесь хватит работы до конца жизни. Я всегда буду занята. Пройдет немного времени и я заменю свою тетку, стану здесь игуменьей. Вы уедете, женитесь, заведете кучу детей и может быть будете иногда вспоминать девушку, оставшуюся в далекой России, - Варя всхлипнула.
- Перестаньте городить чушь и упиваться жалостью к себе. Вы и монастырь так же подходите друг другу, как мед и оленина. Если вы останетесь здесь, то очень скоро будете женой, причем не моей, а меня это совсем не устраивает, поэтому...
Дружный рыдающий вскрик монахинь прервал его речь. Оказывается все работы были уже закончены, колокол снят, и сейчас, величественно покачиваясь, он отделился от колокольни. Вслушиваясь в причитания черниц, Джеймс даже почувствовал укор совести. Удерживаемый веревками, колокол-гигант плавно скользил вниз. Солдаты заскочили на телегу, готовясь придержать и установить его.
- Боже, о каких глупостях мы говорим, а тут... Сударь, что вы собираетесь делать с нашим колоколом, зачем он вам?
- Сударыня, колокол мне абсолютно необходим. У него два огромных достоинства. Во-первых, он большой, а во-вторых, он носит то же имя, что и вы, а это несомненно знак судьбы. Колоколу суждено сыграть огромную роль в наших жизнях.
И прежде чем Варя попыталась сообразить, что значат его загадочные слова, его темный плащ взметнулся, окутывая ее с ног до головы. Потом он стремительно, но бережно подхватил ее на руки и одним быстрым движением поместил в то самое плетеное кресло с навесом, которое привлекло к себе внимание игуменьи. Опускающийся колокол и столпившиеся вокруг лже-солдаты спрятали его быстрые манипуляции от толпы монахинь. Через мгновение колокол колыхнулся и, повинуясь направляющим его рукам, прочно встал в крепления, полностью скрыв от глаз находящуюся внутри девушку.
- Фостер, Аллен, Ванька, теперь уходим, быстро, но спокойно. - скомандовал Джеймс.
Толстенький боцман занял свое место на передке, двое помощников сели поближе к колоколу, "солдаты" и их "офицер" вскочили на коней и, плотно окружив телегу, покатили к внешним воротам. Но вместо того, чтобы остаться на месте, все население монастыря двинулось следом. Монахини рыдали, умоляли, тянули к колоколу руки, пытались уцепиться за борта телеги. Та, груженая непомерной тяжестью, ехала неторопливо, поэтому плачущие и причитающие черницы без труда поспевали за ней.
- Ванька, избавься от них, быстро! А не то все пропало, - сквозь зубы процедил Джеймс.
- Если знаете как, барин, скажите, сделаю! - злобно огрызнулся растерянный Ванька. При такой скорости движения монахиням не составит труда следовать за ними бесконечно. И что тогда будет с запертой под колоколом девушкой? Воздуха там хватит ненадолго.
Спасение пришло с совершенно неожиданной стороны. Отец Пафнутий, полностью потерявший разум и осторожность как от долгой перепалки, так и от зрелища оскверненной святыни, преградил им путь у самых ворот.
- Безбожники, бесовское отродье! - кричал он, размахивая крестом. - Святыню в дьяволов вертеп везете, на поругание! Прислужники антихристовы! Анафема вам! Анафема и царю вашему, главному бесу, погубителю земли Русской и веры православной!
Вошедший в роль драгунского поручика Ванька на эти слова среагировал почти невольно. Он побелел, бешено вытаращил глаза и люто гаркнул:
- Государя хулишь, поповская рожа! Своим поганым ртом помазанника Божьего лаешь! Ответишь за это, долгополый, да не спиной - головой ответишь! Взять его! - двое солдат соскочили с коней, заломили отцу Пафнутию руки за спину и швырнули его на телегу. Ванька обернулся, ожег взглядом притихших монахинь, и рявкнул:
- Ну, кто еще государевой воле противиться?
Монахини отпрянули, кавалькада беспрепятственно миновала ворота.
Потрясенная Аграфена, рыдая, опустилась прямо в весеннюю грязь. Черницы в молчании застыли вокруг, слышались только судорожные всхлипы игуменьи. Через несколько минут мать Аграфена подняла залитые слезами глаза и оглядела своих дочерей. Печаль, ужас, потрясение читались на всех лицах, кроме одного. Сестра Марфа, вечная соперница, не могла скрыть злой торжествующей улыбки. Ясно, как отражение в тихом пруду, Аграфена увидала, что будет дальше. Она, казалось, читала строки письма, которое Марфа непременно пошлет епископу, а то и самому митрополиту, письма, где будет сказано, что она, Аграфена, не сберегла святыню православной церкви, письма, после которого ей уже не быть игуменьей, а возможно, и коротать свой век в отдаленном скиту. Надо было действовать и действовать немедленно.
- Не попущу! - казалось, пружина подбросила Аграфену с земли. - Не попущу погибели святыни. Ненила, беги к стражникам, скликай всех кто есть, пусть садятся на коней. Настасья, - она ткнула пальцем во вторую монахиню, - Выводи лошадей, седлай! Пусть царь гневается, пусть опала, но не отдам чудо наше на горькую погибель. Ну-ка, шевелитесь, чего встали, дурищи! - прикрикнула она на застывших в ошеломлении монахинь. - А ты, сестра Марфа, тоже бери коня, со мной поедешь! - Аграфена глянула на злобно перекосившуюся Марфу и почувствовала удовлетворение. "Ништо! - подумала она. - Ужо отобью я твой зад о седло, толстомясая."
Через полчаса шума, криков и бестолковой суеты кони были оседланы, два десятка стражников с пиками и мушкетами собраны, и игуменья, неприлично поддернув подол, уселась верхом на старого мерина-водовоза.
- За мной! - лихо крикнула она, взмахивая сухонькой ручкой. - Спасем святую Варвару!
Спасательная экспедиция вылетела за ворота самым бешеным галопом, на который только оказались способны тяжеловесные монастырские кони, привыкшие не к скачке, а к плужной упряжке. Однако их яростный бег длился недолго. За первым же поворотом дороги, у скрытого за купой деревьев небольшого озерца, им пришлось сдержать коней. Открывшееся зрелище наполнило душу Аграфены ликованием. Кони, все так же впряженные в знакомую дьяволову телегу, мирно паслись, тянулись к ветвям кустов. Опрокинутый, но совершенно целый колокол св. Варвары лежал рядом, поблескивая медью в свете луны и факелов. Вокруг было тихо и пустынно, никаких следов ни солдат, ни их офицеров, ни отца Пафнутия. Аграфена с радостным криком соскользнула с седла.
- Радуйтесь, радуйтесь, люди! - кричала она. - Господь услышал мои мольбы! Колокол вернулся к нам, а дьяволовы слуги провалились в преисподнюю.
Она упала на колени в благодарственной молитве. Рядом грузно плюхнулась Марфа, опустились на колени мужики. Через несколько минут молитвенного молчания Аграфена развила бурную деятельность. На вопрос Марфы, почему дьявол, забрав своих приспешников, прихватил заодно и монастырского исповедника и не следует ли все таки поискать отца Пафнутия, Аграфена с достоинством ответила, что Господь лучше знает, кого можно отдавать врагу рода человеческого, а кого нельзя. Про себя она подумала, что если единственной потерей сегодняшнего безумного дня станет скандальный священник, монастырь от этого только выиграет. Затем были вызваны все сестры и собраны деревенские мужики. Всю ночь в деревне, на дороге, в самом монастыре мелькали факелы, горели костры, стучали конские копыта, заходились лаем напуганные суетой псы. Колокол с молитвами и песнопениями грузили на телегу, везли в монастырь, вновь крепили к позабытым солдатами блокам. Наконец, к середине следующего дня колокол занял свое законное место.