— Но как-то она оказалась там, на складе.
— Нина, она же все нам рассказала. Майстренко сказал ей, что Антонина Петровна позвала ее на склад, нужно было взять банку с топленым маслом. Сколько раз нас посылали на этот склад, вспомни сама!
— Ладно, Юля… Разве ты не понимаешь, что я хочу успокоить себя? Что задаю вопросы, которые нам потом могут задавать уже в другом месте.
— Скажи, тебе его жалко?
— Нет. Я ненавижу его. Он гад. Всегда пользовался своей красотой, смеялся над нами. А сколько наших девчонок испортил? И всегда ему все сходило с рук.
— Мы сами виноваты. Никто из нас не обращался в полицию.
— Обратишься тут, когда у него наша Ольга Михайловна в любовницах ходит, а у нее — связи. Его бы все равно отмазали, а такое громкое дело, как изнасилование, в маленьком провинциальном городе — это приговор. Кому из парней потом захочется иметь дело с такой девушкой… Весь город будет знать, что ее изнасиловали, толпой, всем городом повалят в суд, как в театр, поглазеть на жертву. Потом суд решит, что она сама во всем виновата, заклеймят ее позором. Думаю, мы все правильно сделали.
— Он сколько уже там?
— Три дня. Подумаешь! Вода есть, хлеб ему относили.
— Ты видела, как он выглядит? Грязный, злой… Что если цепь порвется, что тогда? Он как дикий зверь выберется наружу и разорвет всех нас.
— Значит, надо прекратить кормежку. Пусть подыхает.
— Ты видела Ольгу Михайловну? Ходит как пришибленная, глаза заплаканные. Ищет своего любовничка и не подозревает, что он в овощехранилище лежит, на цепи.
— Что-то ты совсем раскисла… Если что, будем отвечать все вместе. Сколько нас было, семеро? Вот все и ответим. Но только перед этим Валюша заявит на него, она обещала.
— Обычно такие заседания проходят за закрытыми дверями.
Три дня тому назад Валя Передреева, студентка медицинского училища Зульштата, постучалась к Нине и Юле во времянку в пять утра. Полуголая, с разбитой губой и раной на голове, она стояла на пороге и тряслась крупной дрожью. Сказала, что очнулась в овощехранилище, где студенты проходили практику, приводили все в порядок, мыли, красили, и последнее, что она помнит, это бутылка минеральной воды, которую ей протянул Олег Майстренко, водитель в училище, местный донжуан. Парень крутил любовь с директором училища Ольгой Михайловной Вальтер и вообще не пропускал ни одной юбки. Судя по всему, Валя была изнасилована, да только ничего не помнила.
Подозрение сразу пало на Майстренко. Валя призналась, что он домогался ее, прохода ей не давал, раздобыл номер ее мобильника и названивал, назначал встречи. Синеглазый брюнет, красивый парень, ему бы сниматься в кино, играть первые роли, а он крутил баранку училищного автобуса да портил местных девчонок. Никто не знает, сколько девушек забеременело от него. Все молчали, страдали, рожали, делали аборты… И никто, говорят, не мог перед ним устоять.
И Нина, и Юля в свое время тоже встречались с Олегом и были брошены им. Вроде все студентки ненавидели его за то, что он делал, как поступал с ними, и в то же время практически никто не отказывал ему в свидании. Получался какой-то заколдованный круг.
Многих он брал силой, да только рассказывалось об этом в узком кругу подруг, и никто на самом деле не обращался в полицию с заявлением об изнасиловании. Вероятно, по той причине, что на свидание девушка шла по доброй воле, а уж что происходило дальше — никто не знает.
Но случай с Валей Передреевой — отдельная история. Она с Олегом не встречалась, когда он ей звонил, не отвечала ему. И все решили, что он дал ей выпить минеральной воды, куда добавил снотворное.
Вечером подружки, семеро, собрались во времянке у Нины и Юли, принесли водочку, закуску, выпили и под настроение разработали план мести Майстренко. Решили заманить его в то же овощехранилище, расположенное в подвальном помещении столовой училища, выпороть и посадить на цепь. Нашли несколько старых ржавых собачьих цепей, собрали, кто где мог, разнокалиберные замки.
Одна из девчонок, смелая и разбитная Таня Юшкевич, позвонила ему и сказала, что у нее есть для него записка от Вали Передреевой. Назначила ему встречу на складе, и Олег, вероятно заинтригованный, пришел. В белой батистовой рубашке с короткими рукавами, голубых джинсах… Высокий, стройный, красивый — просто неотразимый.
— Девчонки, я сама ему чуть не отдалась там, на топчане… — призналась позже Таня. — Он как посмотрел на меня своими синими глазами, так я и поплыла…
Таня пришла с недопитой бутылкой лимонного спрайта, что с горьковатым хинином, куда спьяну сыпанула десять таблеток фенобарбитала. К счастью, местный казанова сделал лишь несколько глотков смертельного напитка, иначе дело приняло бы совершенно другой, криминальный, оборот. А так он просто уснул, правда, очень крепко, что позволило девушкам надеть на него собачьи цепи, буквально обмотав ими запястья и ноги и закрепив их при помощи замков. Пороть его передумали, да и вообще, увидев спящего на холодном полу подвала Майстренко, «палачи» растерялись. Им показалось, что уже сам факт того, что парня заковали в цепи, унизили, вполне достаточен для наказания. Однако важно было увидеть его реакцию при пробуждении. Как он себя поведет? Что скажет? Будет ли молить о пощаде, попросит его развязать или, наоборот, примется ругаться, оскорблять их, материться, орать, угрожать?
Они ждали долго, потом вернулись во времянку и продолжили пить. Пили мало, но пьянели быстро — закусывать не было настроения, да и аппетита. Все поняли, что влипли, и как выходить из положения, уже и не знали. Любая реакция Олега представлялась им опасной. Ведь рано или поздно его придется отпустить и что будет тогда? Он не станет молчать. Вариантов его реакции было не так уж и мало. Первый: расскажет директрисе, и тогда придется прогнозировать уже ее реакцию. Второй вариант: тихая и опасная месть девушкам. Третий: шантаж и вымогательство. Хотя вряд ли веселый и уверенный в себе Олег может шантажировать, требовать денег за свое унижение. При всех его отрицательных качествах Олег был человеком щедрым и с деньгами обращался с завидной легкостью, попросту сорил ими. Возможно, это происходило оттого, что они не были заработаны им в поте лица, а доставались ему от богатых женщин. Но получая деньги от одной женщины, он делился ими с другими своими пассиями — покупал подарки, водил в ресторан, устраивал пикники. Соблазнив девушку, быстро к ней остывал и искал себе новое развлечение.
— Он — психически больной, — говорили о нем брошенные им девушки. — Это ненормально — так часто менять партнерш.
— Так что будем делать-то?
— Нина, ты, главное, не паникуй. Что-нибудь придумаем.
— Мы дуры, ты это понимаешь? Олег же сразу понял, что мы пьяные. Он и в суде скажет, что мы были пьяные, когда заковывали его в цепи.
— А кто ему поверит?
— Но он же реально сейчас находится в цепях, к тому же, может, уже и подхватил воспаление легких. Там же холодный каменный пол, сыро…
— Хватит его жалеть. Подумай о Валюше. Какими глазами она посмотрит теперь на Круля, что ему скажет? Семейство богатое, брак — просто золотой. Что будет, когда Круль расскажет своей матери о том, что Валя была не девственницей?
— Знаешь, ты глупости говоришь… Кто сейчас смотрит на эту девственность. В каком веке живем? Если Круль любит ее, то вообще не обратит на это внимания.
— Да ничего-то ты не знаешь… Она же не давала ему, сказала, что невинна, понимаешь? Получится, что она его обманула? Что мучила парня два года, пока они встречались. Он ведь не каменный, мужик как-никак, ему, поди, хотелось, а он терпел, все мечтал, как в брачную ночь они будут… всякому парню это приятно. А уж такому, как Володя Круль, — и подавно. И тут вдруг выяснится, что она не девственница… К тому же ты видела, у нее засосы на шее, а на бедрах кровоподтеки, синяки… Видать, сильно припекло Олежика, набросился на нее, когда понял, что она уснула и с ней можно делать все, что хочется. Как она это объяснит?
— В темноте будут, скажет, что стесняется… А в самый ответственный момент, ну, ты понимаешь, она вскрикнет, как будто ей больно, и все! А уж кровь-то найти и вообще не проблема. Возьмет курицу, заколет, сольет кровь в пузырек — вот и всё! Сколько девушек так спасли свою честь. Но все равно, это дикость…
— Мы не должны его отпускать. И никому не разрешим это сделать. Предлагаю сегодня встретиться здесь же, у нас, и поговорить. Думаю, что все напуганы и не знают, что делать, как выпутываться.
— Точно… и все наверняка ждут от нас какого-то решения.
— Вот и объявим им… скажем, что нельзя его выпускать. Иначе все сядем.
— Ты что, хочешь его убить?
— Он сам умрет… Замерзнет, заболеет и умрет. И кормить надо прекращать.
— Ниночка, какая ты кровожадная!
— Не хочу в тюрьму. И еще… Это мы с тобой всех завели, понимаешь? И девчонки, когда их в полиции прижмут, молчать не станут, все свалят на нас. И это мы с тобой сядем. Мы, да еще Танюша. И все это — из-за Майстренко! Вот и подумай сейчас, пока мы еще трезвые…
— Ох, трезвые… Ты прямо скажешь! Как будто мы пьяницы какие-то…
— Не пьяницы, но если бы не водка, может, и не было бы ничего…
— Конечно! И Валюша бы не пришла, да? Вся в синяках, по ногам кровь…
— Ладно. Бог с ней, с водкой… Я дело говорю, подумай, Юля.
— Может, ты и права, конечно, и девчонки не станут молчать, все свалят на нас, когда жареным запахнет, но вряд ли они согласятся оставить его подыхать в подвале…
— А мы им вообще ничего не скажем.
— Как это?
— Да очень просто. Дадим ему воды снова с фенобарбиталом…
— Танька с нами?
— Да!
— И?
— Он уснет, мы его вытащим и перевезем в какое-нибудь другое место, где он и… того, помрет… Вот и все! А еще лучше дать ему лошадиную дозу, пусть Танька у своей бабки побольше этих таблеток возьмет.
— А девчонкам что скажем?
— А ничего не будем говорить. Они сами придут и увидят, что его там нет…