— А девочка-то огонь, как лихо справилась. Ты вроде никогда раньше спринтером не был или жизнь поломала?
Я почувствовала на языке последние выплески семени. Мужчина же не проронил ни звука, кроме слов, обращенных в адрес депутата. Чего это ему стоило, я не знаю. Я лишь ощущала закаменевшее от напряжения тело и острый оргазм, являющийся для него наказанием.
— Заткнись. Ты своего добился. А теперь пусть она идет, — прорычал Герман, ухватившись за подлокотники кресла настолько сильно, что побелели костяшки на руках.
— Конечно. Пусть идет. Вон к нам уже спешит целая делегация, — сквозь увитую виноградом беседку были видны приближающиеся люди.
— Пошла вон отсюда. И пришли кого-нибудь еще, — меня прогнали, словно собаку. Впрочем, этому я даже была рада.
Я со всех ног бросилась в сторону ресторана, по пути чуть не столкнувшись с каким-то мужчиной.
В общий зал я не пошла, а пробралась в свою каморку, где свернулась комочком, до меня в полной мере стала доходить ситуация, в которой я оказалась.
Кажется, слезы полились сами собой. Я ведь даже не собиралась плакать. Видимо, накопилось.
Да что же у меня за судьба такая не счастливая? Другие в моем возрасте уже семьи имеют, детей нянчат, мужьям супы да борщи варят, а я лишь чужие плевки подтираю, да оскорбления терплю. Неужели в прошлой жизни у Бога вишенку с торта украла? Или может быть это мне воздаяние за грехи предков, которых я знать не знаю, и ведать не ведаю? Моя мать всю жизнь терпела побои отца, а теперь вот я переношу все то же самое на своей шкуре. А ведь думала, что со мной такого не произойдет, что я подобного не допущу. А оно все иначе оказалось. История повторяется, вот только уже в моем исполнении. Думала, что окажусь в большом городе, а там другие люди, лучше, чище, честнее. А все оказалось точно так же как и дома, только масштаб больше и люди не в калошах ходят, а в туфлях модельных. Внутри же точно такие же гнилые и испорченные.
Заплаканной и скукоженной меня в подсобке нашел Ашот Ваникович.
— Девочка, что с тобой? Тебя обидели? Изнасиловали? Ударили? — вопросы сыпались как из рога изобилия.
Я же молчала, как партизан, понимая, что любое мое слово может быть истолковано превратно. Помочь мне не помогут, а вот навредить могут. Ашот Ваникович мое молчание истолковал по-своему.
— Деточка, ты случайно полицию не вызвала?
— Нет, — замотала я головой.
— И правильно сделала. С такими людьми лучше не шутить. Сама понимаешь. Ты не думай, я тебе помогу, если что надо. Ты только шум не поднимай. Хорошо? — в голосе мужчины был сплошной мед и обещание райских кущ.
Я, конечно, была молода, но не глупа как пробка и сама понимала, что мое благополучие в ближайшее время зависит всецело только от моего умения держать язык за зубами. В противном случае со мной могло произойти все что угодно, начиная от автокатастрофы и заканчивая свалившимся на голову кирпичом. За меня заступиться некому.
— Не буду, — уверила мужчину.
В принципе, со мной ничего страшного не случилось. Ну, напугал. Так не впервой встречаться с пьяными дебошами клиентов. Ну, оскорбил. Так Игорь оскорблял десятки раз. Терпела. А по поводу всего остального, так я сама вызвалась. Да, под дулом пистолета, но ведь решение все равно было всецело моим. Так что, можно сказать, что практически сухой вышла из воды. А гордость? Что гордость? Ее можно и за пазуху засунуть. Там целее будет.
— Ты это хорошо решила. Ты это правильно. Молодец, девочка, — затараторил Ашот Ваникович. — Ну, я пойду. А то там гости. Надо следить. А ты полежи. Отдохни. Поспи. Утро — оно вечера всегда мудренее.
А то я не знаю.
Я решила, что воспользуюсь советом начальника и посплю, пока есть возможность. Завтра будет новый день, а с ним могут появиться новые проблемы.
А они и появились в лице неизвестного мужчины, принявшегося ломиться ко мне в дверь.
Я спросонья как была одета в ночнушку, так и открыла дверь.
— Ты вчера обслуживала банкет? — не поздоровавшись, спросил у меня мужчина.
— Я, — смысла скрываться не было. Ведь любой мог сообщить о том.
— А в беседке ты была? — мужчина силился определить, похожа ли я на ту девушку или нет. Я же мужчину сразу узнала. Именно на него я налетела, убегая из беседки. Мне запомнилась кожаная куртка, которая была совершенно неуместно в это время года. Лицо мужчины я не запомнила, а вот куртку почему-то да.
— Я, — испуганно произнесла в ответ.
— Это тебе за молчание, — и мне протянули конверт.
— Что в нем? — я посмотрела на руку мужчины.
— Деньги, — ухмыльнулся незнакомец.
— От кого? — почему-то меня заинтересовал этот вопрос.
— А то ты не догадываешься?
— Оставьте себе, — и захлопнула дверь перед носом мужчины.
— Эй, открой. Ты что себе позволяешь? — незнакомец явно не ожидал от меня подобного поведения.
Я молчала, привалившись к двери.
— Скажите своему хозяину, что я и так никому нечего не скажу. А сейчас я устала и хочу отдохнуть. Всего доброго, — сердце билось как птица в клетке. Только что пытались купить мое молчание, а вместе с ним и меня.
Я слышала, что за дверью незнакомец потоптался-потоптался и ушел. Видимо так хотел деньги отдать. Интересно, он себе оставит или хозяину отдаст? Впрочем, это не моя забота. Пусть что хочет, то и делает.
Устало прошла вглубь комнаты и улеглась на свою раскладушку, чтобы задуматься о своей судьбе. Что-то в последнее время слишком много всего на меня навалилось. А тут еще окончание учебы тяжелым грузом давило на плечи. По хорошему, мне бы бросить все и на недельку куда-нибудь уехать. Только вот куда? Да и не за что. Про взятку за молчание я даже не думала.
Я еще один день предалась унынию и переосмыслению своей жизни, а в следующую свою смену вышла работать. Пока я была в своей келье, меня особо никто не трогал, не доставал. Уж не Ашот Ваникович приложил к этому руку? Очень может быть.
Однако как только я появилась в общем зале, и меня увидели коллеги, так тут же засыпали вопросами, где я была и что со мной. Моя догадка подтвердилась. Хозяин ресторана отдал приказ ко мне не приближаться, а вот теперь все хотели узнать, что же со мной было на самом деле. Ведь поговаривали, что у меня нервный срыв после банкета. Впрочем, это было недалеко от истины.
Я вяло отшучивалась, что у меня на самом деле было женское недомогание, и что Ашот Ваникович все не так понял. Я поинтересовалась судьбою Лелика. Оказалось, что он лежит в больнице с сотрясением мозга. Но по поводу причастности к этому депутата никто не высказывался. Все как в рот воды набрали. Неужели всем заплатили? Или только начальству? Узнать хотелось, но спросить я не решилась.
Впрочем, к концу вечера, уже никто ничего не спрашивал. Новой новостью, облетевшей весь ресторан со скоростью света, оказалась беременность Ноны — любовницы нашего шеф-повара Рудольфа. Ничего бы удивительного в том не было, не будь у Рудольфа законной жены, которая и явилась выяснять отношения с законным супругом прямо на рабочее место. Дело в том, что Нона заявилась к жене Рудольфа с предложением, от которого, по ее мнению, женщина не могла отказаться. А вернее отказаться она должна была от мужа. По мнению Ноны, раз он изменник, то и жить с ним не стоит. Благоверная супруга была другого мнения. За что Нона и поплатилась, лишившись львиной доли своей густой шевелюры. Это жена Рудольфа прорядила женщине космы. А затем пришла, пока еще не остыл запал, на работу к мужу. Ее не остановило ни то, что он на работе, ни то, что вокруг множество людей, а тем более не то, что за скандал, устроенный на рабочем месте, мужчину могут уволить без выходного пособия. Шум, поднятый женщиной, слышали практически все. А самую большую потерю понес марокканский соус, заказанный одним из посетителей ресторана. Он, то есть соус, оказался в месте совершенно к тому не предназначенном, а именно на голове у непутевого ловеласа, который не смог скрыть адюльтер.
Так что новость о моем заточении очень быстро остыла и утратила свою остроту. Этому я была несказанно рада. Однако недолго длилось мое благостное настроение.
В ресторан заявился Игорь Воропаев — мой бывший любовник, как я уже думала. Причем мужчина пришел не один, а с подругой, высокой худой шваброй с накачанными силиконом губами и огромными грудями. И как они только не перевешивали ее при ходьбе? Этого я не знала.
Парочка уселась за столик, который я не обслуживала в силу разделения обязанностей. Однако стоило им только о том узнать, как Игорь тотчас потребовал, чтобы их обслуживала исключительно только я. На все увещевания Дианы о том, что это не моя работа, Игорь только смеялся, а его подружка мило подвякивала.
— Ириш, я понимаю, что это не твой столик, но ты сама знаешь правило Ашота Ваниковича, — я кивнула. Правило гласило, что клиент всегда прав, потому как он приносит деньги. А для хозяина ресторана деньги были превыше всего.
— Диана, это мой бывший любовник, — я приоткрыла завесу тайны.
— Ну и что? Не съест же он тебя? Ты же не думаешь, что так и проживешь всю жизнь, не столкнувшись ни с одним своим бывшим?
После этих слов возмущаться и далее не было смысла.
— Хорошо. Я все поняла, — я вздохнула и поплелась в сторону во всю ворковавшей парочки. Ноги нести меня не желали, а потому я чуть не полетела на пол, споткнувшись о воздух.
— Теперь я не удивляюсь, почему ты ее бросил, — донеслось до меня. — Она такая нелепая в этой униформе, да еще и неловкая.
— Сам не знаю, что в ней нашел, — услышала я голос Игоря, а он сам сидел и ухмылялся, словно кот обожравшийся сметаны. Ему явно понравилось представление, которое я нечаянно устроила.
Я подошла вплотную к столику, за которым сидела парочка и, достав из кармана фартука блокнот, произнесла:
— Чего изволите?
— Хочу чтобы ты разделась и голой сплясала кан-кан, — довольно оскалившись, произнес мужчина, после чего довольно засмеялся. Видимо, произнесенное ему показалось удачной шуткой.