– Да, – Рита кивнула, подходя к лифту и нажимая кнопку вызова. Они стояли совершенно одинокими в большом холле, по краям которого, возле стен, росли большие пальмы в огромных кадках. – Отец мне дает достаточно денег. Раньше я работала ради карьеры.
– Раньше? – Трэйси изумленно приподняла бровь. – Подруга, я тебя знаю уже пять лет! И ты всегда была просто помешана на своей карьере журналистки и на популярности! Что могло измениться за два выходных и за один понедельник? Или тебя действительно настолько впечатлила сгоревшая девушка? – задумчиво пробормотала она, когда они вошли в лифт. – Дорогая, если б самовозгорались исключительно журналисты, то вместо этой Саламандры сгорел бы кто-то из нашей журналисткой братии, кто тусовался там в тот день! Так что перестань грузить себя этим бредом!
Рита покачала головой.
– Дело не в этом. На самом деле… – она задумалась, затем взглянула в лицо подруге. – Наверное, когда закончится срок моего контракта, я уже не буду работать. Не могу. Выдохлась. Скажем так: с меня хватит! – последние слова она чуть ли не прокричала в лицо изумленной девушки.
– Ты твердо решила? Уйдешь? – спокойно спросила Трэйси.
Рита кивнула, немного смущенная своей слишком резкой реакцией.
– Наверное, так будет лучше. Уйти хотя бы на время. Деньги у меня есть. Я могу вернуться, а могу и не возвращаться в эту круговерть.
– Не боишься, что потеряешь смысл жизни?
Их взгляды встретились, души отразились в глазах, как луна в темной реке.
– Трэйси, ты считаешь, что смысл жизни – это работа? Любая работа. Особенно такая бессмысленная, как у нас?
– Не правда, – Трэйси показала язык. – Наша профессия – вторая самая древнейшая в мире. После проституции. Собственно, чтобы обслуживать проституцию и возникла журналистика. Как я понимаю, местные граждане жаждали пикантных скандальных историй из жизни гетер.
– Ага, а теперь в роли соблазнительных гетер – высшей касты проституток – выступают наши любимые знаменитости? – ехидно уточнила Рита, двигая бровями.
Трэйси захохотала и согласно кивнула.
Весело смеясь, они вышли на улицу, где вечерний Лондон горел яркими огнями и казался неземным, нереальным. Одновременно – и очень грязным, и необыкновенно аристократичным.
Они вдыхают воздух, чуть влажный, – явно дует с реки.
– Давно мы с тобой не гуляли по набережной. Не катались на катерах по Темзе, – тихо говорит Трэйси. – Да, вот так и проходит жизнь в одной лишь работе, без всех маленьких радостей.
– Согласна, это неправильно, – Рита прикрыла глаза ресницами и наслаждалась прикосновением к лицу влажного, прохладного воздуха, в котором есть такая необыкновенная свежесть, которая свойственна или ранней весне, или ранней же осени. – Но иногда работа заполняет нас целиком. Если она нам нравится. И мы просто не можем думать ни о чем другом. Это заводит.
Стройная женщина тряхнула волосами.
– Но иногда я думаю, что пусть лучше заводит красивый мужчина.
– Иногда я тоже, – тяжело вздохнула Трэйси. – Но мне еще и деньги нужно зарабатывать. Или выйти замуж за какого-нибудь миллионера, а они нарасхват. Это только Линде пока повезло.
– Да кто ж тебе мешает, красавица! – засмеялась Рита. – Попытайся встать в очередь за миллионерами. Может и повезет когда-нибудь.
– Скорее всего, нет, – покачала головой Трэйси. – Ладно, пока работа меня полностью устраивает. Правда, как представляю, что будет, когда вы обе – ты и Линда – вдруг сразу свалите и оставите меня одну… Я сразу начинаю представлять кошмар из серии: «журнал закрылся – и меня уволили».
– Да перестань! Ты и без нас прекрасно справишься! Такая молоденькая – а уже главный редактор известного гламурного журнала, – дурачась, обняла ее женщина.
– А ты где в себе старушку нашла? Тоже молодая, а такая уже известная.
– Ага, все прочие знаменитости нам отчаянно завидуют и платят колдунам, чтобы наводили на нас порчу.
Они стояли, обнявшись, прямо на стоянке, безумно хохоча.
– Думаю, что ты сможешь даже открыть свой собственный журнал, даже если этот закроется.
«В чем я ни капельки не сомневаюсь! С таким-то психом-начальником! Конечно, если б он был психом-гением, то это одно дело. Но, кажется, он гениален лишь в умении шикарно выглядеть», – мелькнуло у нее в голове.
Вечерние яркие огни, темно-синее звездное небо и видневшееся очень далеко колесо обозрения «Око Лондона» неожиданно доставили ей острое наслаждение. Ощущение какой-то иррациональной свободы.
– А я всегда смогу у тебя подрабатывать в качестве свободного журналиста, – добавила Рита. – Иногда даже продавать тебе статьи совсем недорого. По дружбе, так сказать.
Еще немного подурачившись, они решили разойтись. Трэйси отправилась в свою квартиру на окраине Лондона, усевшись в свой любимый бентли, подаренный родителями. Машина темносерого цвета казалась одновременно мощной и изящной, как диковинный дикий зверь.
Она же уселась за руль своего джипа – и отправилась к себе домой.
Неожиданно ее охватило щемящее чувство одиночества.
А ведь совсем недавно она считала одиночество скорее благом, чем досадной помехой.
Но все равно даже тогда она надолго никогда не оставалась одна. Ее любимый, работа, семейство де Ноблэ. Все они занимали ее, как могли. А она развлекала их. Благодаря чему между ними возникла редкостная гармония.
На какой-то момент она едва не поддалась порыву, чтобы позвонить Леопольду де Ноблэ. Собственное малодушие подзуживало ее совершить этот звонок. Но она понимала, что, если она решила закончить их отношения, то лучше сделать это прямо сейчас. Пока они не перешли во что-то отвратительное и гнусное.
Ужаснее того, что у них было.
Рука, тянувшаяся за мобилкой, лежащей в раскрытой сумочке на соседнем сидении, нерешительно остановилась и вернулась на руль. Золотистая тонкая трубка призывно блестела стразами, словно маленький, диковинный, нетерпеливый зверек, который жаждет ласки.
Ей так хотелось разрушить свое одиночество. Так как, когда она одна, она вспоминала и вспоминала то, что произошло в четырнадцать лет.
Конечно, когда она с кем-то, воспоминания иногда врываются в мозг и причиняют боль, словно длинные острые иглы, забираясь так далеко.
Но это хотя бы не происходит постоянно.
Сворачивая на дорогу, ведущую к своему участку – ей принадлежит и дом, и участок земли, так что за аренду земли она не платит ренту – уже почти в полной темноте, она видит тени от двух фонарей и деревьев. Сам дом кажется угрожающей громадой средневекового замка.
Пугающее место, которое может одарить только кошмарами, а не покоем.
Но Рита отчетливо осознает, что ей больше некуда деться. Так как она никому не нужна в этом мире.
Рита обходит пять комнат на первом, и четыре на втором этаже – четвертая комната – это большая светлая студия, в которой она когда-то хотела рисовать, но в основном просто приходит и составляет паззлы, покупая их с различными картинками, и просто смотрит в большое окно, куда не дотягивались ветви деревьев, где всегда было светло. Эта комната напоминала ей ее кабинет в офисе. Но сделать тут свой кабинет она почему-то не захотела.
Почти пустая комната с уютным белым диваном, несколькими изящными стульями и коробками с паззлами, валяющимися по всему залу.
Постояв здесь, она снова отправилась по комнатам, большая часть из которых были гостевыми. Комнаты Антуана она заперла и не входила туда.
Даже взобралась на чердак, где не было ничего, никакой старой мебели или прочего мусора. Просто пустое помещение с деревянными балками, где иногда жили совы, и чувствовался сильный запах дерева.
Внутренне беспокойство снедало ее.
Наконец, тряхнув головой, она отправилась в кабинет, где, взяв трубку радиотелефона, набрала номер своего прежнего жилища, которое она оставила так давно. Ей пришлось даже свериться с записной книжкой – она его почти забыла.
– Мама, – услышав спокойный, уравновешенный голос матери, произнесла Рита. Она попыталась говорить спокойно. Словно не происходит ничего особенного.
– Рита? – кажется, женщина искренне изумлена. – Что-то случилось? – осторожно спросила она. – Ты беременна? Или замуж выходишь? Хотя, ты же жила с Антуаном, а он умер. Кстати, прими мои соболезнования. Мне жаль, что я узнала про его смерть из газет, ведь он был и моим другом тоже. Хотя последние годы наши отношения сошли на нет. Каким бы он не был замечательным раньше, мне было неприятно, что человек, годящийся в отцы мне, спит с моей дочерью.
– Мама!
– Нет, ты меня послушай! – взрывается всегда такая уравновешенная женщина. – Когда-то я потеряла работу, потом – тебя. А потом умер мой бывший друг, который, как мне всегда казалось, воспользовался той ужасной ситуацией с тобой для своей пользы. Может, ему так понравилось, когда он увидел тебя голой – в чужой сперме и крови? Все мужчины – животные. Так как ты тогда была очень уязвима, на тебя легко было повлиять… Да, кстати, а почему ты мне звонишь сейчас? Дай угадаю, – женщина невесело, резко засмеялась, – по делу, не правда ли?
– Правда, – честно ответила Рита, изумляясь всему тому, что, оказывается, накипело на сердце матери. А ведь она, эгоистка, думала только о себе. О своих проблемах. На какой-то момент ей стало легче, от мысли, что мать не безразлична к ней, пусть даже злится – но, по крайней мере, ей не все равно. Словно огромный камень свалился с души. – Но, конечно, не только поэтому.
Мать недоверчиво фыркнула.
– Правда… Мы так редко видимся. А папа… я вообще скоро забуду, как он выглядит.
– Прекрасно он выглядит, – уже более спокойно отвечает Мэри Вэллоу. – И никак не хочет завязывать со своими бизнес-операциями. Впрочем, ему это только идет на пользу. А ты там как?
Рита медлит с ответом. Врать не хочется, говорить правду – еще больше. Не хватало еще, чтобы родителей хватил удар, если б они узнали, кто теперь ее новый начальник. Да и не привыкла она делиться с родителями своими личными делами.