Ее передернуло.
Рита немного покаталась по Лондону, наслаждаясь его красотой и стараясь не замечать человеческого многообразия. Сегодня существовало только двое – она и город.
Таинственный, древний, с действующими подземельями, куда водили туристов, с прекрасными мостами, иногда напоминающими ей мосты Праги и Будапешта. Город, словно застывший в прошлом, и при этом неуклонно стремившийся в настоящее.
Чудесная Великобритания, соединяющая Англию и Уэллс. И все еще обладающая громадным влиянием на Шотландию, несмотря на появившийся у них парламент и пафосное отделение, попытка проявить самостоятельность.
Впрочем, насколько Рита знала, жили они прекрасно. Что под Англией, что без нее.
Сегодня был последний день, когда она могла наслаждаться больничным. С завтрашнего утра она должна была отправиться на работу в новый офис.
Домой она вернулась усталая, поставила машину в гараж и вошла в дом.
Пожалуй, она жалела, что не может подольше остаться в больнице, где за ней ухаживали, кормили, давали снотворное и успокоительное и несли хоть какую-то ответственность за ее жизнь, потому что у нее есть страховка.
По крайней мере, там она могла расслабиться.
Не думать ни о чем, расслабляясь в блаженной истоме от успокоительных лекарств и снотворного.
Быть не человеком, а почти растением.
Дома же надо было действовать. Готовить, принимать решения, говорить с кем-то по телефону.
Рита заметила на чисто прибранной кухне, где все буквально блестело, красивую открытку на видном месте и большой, вкусно пахнущий яблоками и корицей пирог.
Взяв открытку, Рита с бледной улыбкой прочла: «Поздравляю с выздоровлением! Нэнси».
Вспомнив милую, кругленькую, темноволосую домработницу, женщина улыбнулась шире. Кажется, хотя бы некоторые проблемы от нее ускользнули.
Открыв по очереди холодильник и подвесные шкафчики, она убедилась, что запаса продуктов ей хватит надолго. И все было свежим или быстрого приготовления – оставалось только разогреть в микроволновке.
Нэнси, мать троих детей, очень неодобрительно относилась к такой вот еде, считая ее вредной, но понимала, что Рита все равно не будет готовить, а быть под рукой хозяйки слишком часто она все равно не могла.
Рита понимала, что ей следует поесть. Она и так в больнице почти ничего не ела, так как больничная еда в нее не лезла – она была совершенно безвкусной, хотя возможно и полезной. Но посмотрев на множество еды в заманчиво сверкающем лампочками холодильнике, лишь скривилась и ушла в свою комнату.
После душа и быстрого переодевания в ночную рубашку, она устроилась на кровати, сжавшись и завернувшись в одеяло.
Хотелось покоя.
Зевнув, она почувствовала, что сон накатывает на нее, настойчиво унося с собой.
Она не протестовала, так как хотела только спать. И желательно – не видеть никаких снов.
Отдохнуть немного от реальности и от своих переживаний.
…Сны были тревожными, мрачными, темными. Наполненными болью и удушьем. Несколько раз она в ужасе просыпалась, не понимая, где находится. Тьма казалась ей замкнутым пространством, где нечем дышать.
Один раз ее даже начало жутко тошнить, словно бы от головокружения.
Под утро она ощутила, что вся взмокла от пота. Потянувшись за градусником, лежавшим неподалеку в шкатулке из резного дерева, измерила температуру, и обнаружила, что она повышена.
Но поняла, что на этот раз отсидеться дома не получится. Джон и так уже три раза ей звонил за время ее отсутствия и очень настойчиво намекал на то, что хочет ее видеть. Просто жаждет.
А она слишком его боялась, чтобы игнорировать.
Кое-как встав с кровати, она также медленно, почти не чувствуя тела, помылась и оделась, почти не замечая, что именно одевает, и что потом ест на кухне.
Да и то, к завтраку она почти не прикоснулась.
Все вокруг было в тумане.
Рита даже подумала, что в таком состоянии может на кого-нибудь наехать или въехать в ближайшее дерево или столб. Но ей уже было все равно.
Машина двигалась словно бы сама собой, Рита вела машинально, почти не видя ничего перед собой и с трудом пытаясь хоть как-то сконцентрироваться.
Случайно она доехала до своей бывшей стоянки и ощутила настоящий шок, увидев огражденные развалины и спасательные машины.
Сразу все вспомнив, она медленно уехала прочь и, взяв визитку с адресом, нашла новое здание.
Огромное здание, словно бы полностью сделанное из стекла, оно показалось ей каким-то сюрреалистическим.
Охрана внизу проверила ее документы и пропустила внутрь.
Ее охватило ощущение дежа вю. Просторные холлы, почти безмолвные, словно заброшенные пещеры, залы. Большой лифт с зеркалами и яркой подсветкой.
В лифте ей внезапно стало плохо, появилось сильнейшее желание изо всех сил бить кулаками в стены и дверь, чтобы выпустили.
С трудом удержав себя в руках, она вышла на восемнадцатом этаже. Мягкий ковер белоснежного цвета, словно шкура полярного медведя довел ее до кабинета начальника.
Она невесело усмехнулась, убедившись, что табличка выглядела совсем новой.
Постучавшись, женщина вошла.
Мужчина развернулся в вертящемся кресле, положил руки на подлокотники и иронически ухмыльнулся, разглядывая ее с подчеркнутым презрением.
– Так-так, наша королева пера пришла. Как здоровье? Хотя, судя по тому, как ты выглядишь, не очень.
– Я немного приболела, – произнесла Рита, вновь ощущая инстинктивное желание очутиться по ту сторону двери.
– Ну что же ты так?! – с притворной, ехидной заботой произнес он. – Бедняжечка, надо же себя беречь.
Рита только кинула на него хмурый взгляд, но ничего не ответила, по опыту зная, что спорить с ним не только бесполезно, но может быть и весьма болезненно.
– Ты из-за мамы так переживаешь? Или из-за подружки? – поинтересовался он, показывая ей на кресло, стоявшее рядом с его креслом.
Рита осторожно села, с трудом сдержавшись, чтобы не отодвинуться как можно дальше.
А лучше всего на тех же колесиках выехать в коридор. И угнать кресло как можно дальше.
Джон смотрел на нее так, словно бы его на самом деле интересовал ее ответ.
– Из-за мамы и подруги. И из-за отца тоже. Он переживает, – неожиданно для самой себя честно ответила она. Впрочем, боль так переполняла ее, что хотелось хоть с кем-то поделиться.
– Мне кажется, это глупо. Во-первых, ты им ничем не поможешь. Во-вторых… я могу понять твои чувства из-за матери, – серьезно проговорил он. – Но вот переживать из-за какой-то подружки… Знаешь, если бы ты как-нибудь пришла к ней домой, а она бы, допустим, вела бы дневник… Я уверен, что ты нашла бы в нем про себя много интересного.
– Почему это? У Трэйси нет никаких причин думать обо мне плохо. У нас всегда были хорошие отношения. Наверное, это только ты не знаешь, что это такое… Нормальные отношения, – резко отозвалась она обиженно.
– Да что ты говоришь?! – гнев отразился на его лице. – Ты же вроде как журналистка, моя дорогая. Я не думал, что эффект гламура мог тебя испортить, превратив из умной и циничной женщины в конфетно-сладкую дурочку, любящую розовый цвет и верящую, что все люди – настоящие милашки! Женщины не любят друг друга, хотя со стороны кажется иначе. Обе подружки могут делать друг для друга практически все и казаться связанными узами дружбы навеки. Пока, банально, между ними не встрянет мужчина. Или хотя бы у одной из них не появится поклонник. Тогда… если подруга будет не замужем или хотя бы без кавалера – то ее бросят, забыв о ее существовании. Чтобы, не дай Бог, не отняла честно отвоеванное сокровище!
Он фыркнул:
– Словно я женщин не знаю! Они в каждой, даже в лучше подружке, видят соперницу и готовы сожрать ее целиком, если им вдруг покажется, что ее мужчина кинет на нее хотя бы один взгляд. Или скажет хоть одно хорошее слово. Лучший способ понравиться женщине – это сказать, что ее подружки – редкие уродины и тупые дуры. Он мило ухмыльнулся:
– Где-то так. Будешь спорить? Или ты судишь о женской дружбе по сериалам, которые показывают по выходным? Так это все фантастика.
Рита медленно покачала головой:
– Не буду я спорить. Ты ужасный циник. К тому же, не думаю, что, лежа под обломками, если она еще жива, Трэйси может ненавидеть меня за то, что, допустим, у меня ноги длиннее. Или грудь больше.
Мужчина хмыкнул:
– А что, это на самом деле так?
– Да нет, – Рита бледно усмехнулась. – На самом деле ноги у меня действительно длиннее, зато у нее грудь больше.
– Что ж, если эту цыпочку выковыряют из бетона, то я постараюсь проверить. Если, конечно, от этой груди после случившегося хоть что-нибудь останется.
Риту передернуло.
– Ладно, дорогая, кажется, пришла пора продемонстрировать тебе твой новый кабинет.
Женщина вопросительно глянула на него.
– Да, теперь у тебя будет собственный кабинет. Но и кабинет Линды – смежный с твоим, так что вы сможете часто общаться. Я же не собираюсь запрещать вам бегать друг к другу в гости. Просто, как мне кажется, личное пространство – это всегда приятно.
Он встал и изысканным жестом открыл перед ней дверь.
Они прошли по коридору, затем дошли до двери светлого дерева с позолоченной табличкой, где черным были выгравированы буквы ее имени.
– Правда, в этом есть что-то… иметь свой кабинет, – он хищно улыбнулся. – Ни за что в жизни не поверю, что ты не карьеристка.
– Угу, – пробормотала она. – Но сейчас меня это мало интересует, если честно.
Он толкнул дверь и продемонстрировал ей большой и светлый кабинет, с белыми жалюзи на окнах. Стол, стоявший неподалеку от окна, обширный белый кожаный диван. Удобная мебель.
Даже полки шкафа были забиты какой-то новой литературой – в основном женскими романчиками и глянцевыми журналами. А также справочниками. Также имелся превосходный бар. Правда, кроме нескольких бутылок шампанского там больше ничего не было.
– Думаю, больше всего тебе понравится вид из окна, – жизнерадостным тоном заявил Джон Вэйд и подскочил к окну. Одним движением он раздвинул жалюзи. – Прошу, посмотри. Кстати, думаю, твой новый кабинет – как и чудеснейший вид из окна на Лондон – следует отметить. С высоты птичьего полета все выглядит другим – настолько мелким и незначительным. Очень красиво, правда? Чувствуешь себя властелином мира. Или ангелом, сидящем на облаке и плюющим вниз, на грешное человечество.