Аннабел, тихо напевая, разлила чай по двум кружкам. Над плитой висело простое распятие. Семейные голограммы, запечатлевшие Мозби, со смущенной улыбкой держащего за руки жену и дочь, скромно притулились в уголке. Потолок кухни украшала жестяная чеканка, а в окнах темнело пузырчатое каджунское стекло — трофеи, добытые в глубинах Нового Орлеана. Столешницы из мыльного камня оккупировал целый зверинец. Бумажные фигурки журавлей застыли рядом с утками, оленями и кошками. С потолка свисали три склеенных из картона геометрических тела странной формы. Сформулировать их названия Ракким бы не взялся даже приблизительно. Они блестели и вращались в потоках теплого воздуха. Бывший фидаин покинул нишу рядом с боковой дверью. Аннабел стояла к нему спиной. Кожу на ее шее прорезали мелкие морщинки. Возраст с усталостью давали о себе знать. Время всегда побеждает в гонке с человеком. Она вздохнула, положила сахар в кружку и принялась размешивать.
Ракким помнил ее изящной двадцатисемилетней матерью розовой пухлой девочки. Он следил за ней и Мозби из зарослей. Супруги занимались обычными повседневными делами, а отправленный по их следу воин-тень пытался решить для себя, так ли нужно лишать жизни нарушившего клятву фидаина. Способен ли он сам забыть о долге, подобно беглому Джону Санти. Сейчас ей исполнилось тридцать пять. Аннабел еще сильнее загорела. Длинные темные волосы она заплетала в толстую косу. Костяшки пальцев покраснели от тяжелой работы и недостатка времени следить за собой. Жизнь в поясе сказывалась на людях не лучшим образом. Посевные земли в большинстве своем истощились и обеднели, собственная промышленность отсутствовала. Заводы строили бразильские и китайские автомобильные компании, швейцарские пищевые гиганты, конголезские текстильные объединения. Аннабел сохранила хорошую фигуру, скрытую до лодыжек простым синим платьем. Ракким почему-то задумался, испытывает ли до сих пор Мозби к ней нежные чувства. Глупый вопрос. Конечно испытывает. Джон Санти отказался от прежней жизни ради нее и дочери. Нарушил клятву фидаина. Предал свою страну. Свою веру. У него не могло остаться ничего, кроме любви.
Аннабел обернулась. Увидела его.
— Все в порядке, — попытался успокоить ее Ракким. — Я — Рикки. Друг Джона.
Ее сильные руки дрожали.
— Я знаю, кто ты. — Она не замечала, как горячий чай, выплескиваясь из кружки, стекал по пальцам. — Ты пришел убить меня?
— Нет. Я здесь, чтобы тебе помочь. И Джону.
— Я видела тебя тогда, ночью, — прошептала Аннабел. — Я проснулась… проснулась и увидела, как ты приставил нож к горлу Джона. Притворилась, что сплю, а сама искала что-нибудь, чем тебя ударить… а когда повернулась, ты исчез. Я даже решила, будто ты мне приснился. Джон пытался убедить меня в том же самом, но я по его взгляду поняла, что это был не сон.
Ракким забрал у нее кружку с чаем и поставил на стол, иначе она рисковала заработать ожог.
— Потом Джон рассказал мне, кто ты такой. И кем он был на самом деле. — Аннабел прижалась спиной к кухонному столу. — Теперь ты пришел сюда. Думаю, я должна быть благодарна тебе за то, что ты пощадил тогда Джона, пощадил всех нас. — Она мотнула головой, и толстая коса заизвивалась на ее плече. — Но я вижу тебя… вижу смерть в твоих глазах.
— Ты неправильно все понимаешь. — До его слуха донесся скрип кровати в соседней комнате. — Я пришел, чтобы помочь тебе.
— Да, конечно.
— Мама? Что происходит? — В дверях появилась девушка в красной фланелевой пижаме. Очень смуглая, с гладкой, как у отца, кожей и кудрявыми волосами. Совсем молодая, не старше семнадцати, однако все выпуклости уже появились в нужных местах и детский жирок начинал сходить с тела. — Мама?
— Все в порядке, Лиэнн, — сказала Аннабел. — Этот джентльмен уже уходит.
— Ты не выглядишь так, что все в порядке. — Девушка бросилась к подставке с кухонными ножами. — И этот джентльмен не собирается уходить.
— Аннабел, прошу тебя. — Ракким сел, пытаясь разрядить обстановку. — Люди, которые увезли Джона, не собираются его возвращать. Ты это знаешь.
Она долго смотрела на него, потом тяжело опустилась за стол, повесив голову.
— Я найду его, — сказал бывший фидаин. — Найду и привезу домой.
— Ты не родственник и, конечно, не святой. — Пальцы Аннабел рвали бумажную салфетку. Белые клочки летели на пол. — Для чего тебе это, мистер?
Ракким коснулся ее руки, но женщина мгновенно ее отдернула.
— Мне нужна его помощь.
— В этой ситуации Джон никому помочь не может. — Аннабел продолжала расправляться с салфеткой.
— Позволь мне судить. Когда именно он уехал?
— Двенадцать суток, двадцать два часа и десять минут назад, — сказала Лиэнн. — Именно.
— Этот безобразный рыжий придурок хотел отправиться на рассвете, но Джон заставил его подождать. Сказал, что мы должны позавтракать вместе… как семья. — Аннабел смахнула покатившуюся по щеке слезу.
— Рыжий придурок — это Грейвенхольц? — уточнил Ракким.
Женщина кивнула.
— Да, кажется, его зовут Грейвенхольц.
Значит, Полковник послал за Мозби заместителя.
— Я читал о нем.
— Что бы ты о нем ни читал, все равно не поймешь, какой это мерзкий тип, — сказала Аннабел.
— Грейвенхольц оставил здесь людей. — Ракким кивнул в сторону амбара. — Их всего четверо?
— Всего?! — переспросила Лиэнн.
Ее мать посмотрела в глаза бывшему фидаину.
— Да, всего четверо. Значит, для тебя это почти ничего?
Ракким бросил взгляд на улицу. Скоро наступит рассвет.
— Я приношу им завтрак в восемь тридцать, — сказала Аннабел. — Чтобы они не заходили в дом.
— Это не мешает лейтенанту подглядывать за мной через окно, — буркнула Лиэнн.
— Зато помешала кастрюля горячей овсянки, — произнесла ее мать.
— Я испугалась, что лейтенант маму убьет, но он, судя по всему, не решился, — добавила дочь. — Он убил нашу собаку.
Ракким видел маленький могильный холмик на опушке.
— Вам не следует так бояться этого лейтенанта…
Услышав шаги, он мгновенно прижался к стене рядом с боковым входом, но потом разглядел в темноте знакомое круглое лицо. Раздался стук. Невероятно! Бывший фидаин распахнул дверь и втащил гостя в дом.
— Осторожно, — пробормотал толстяк.
— Это Лео, — представил Ракким.
Тот, налившись краской, помахал рукой.
— Привет.
Старшая хозяйка пристально уставилась на него. Младшая помахала в ответ.
— Эти люди как-то общаются с Грейвенхольцем? — спросил Ракким.
— Я не знаю, — пожала плечами Аннабел.
— Два раза в день, — сообщила Лиэнн. — В восемь утра и восемь вечера.
— Ты засекала время?
Девушка кивнула.
— У них есть какой-то специальный зашифрованный китайский телефон, который обеспечивает отличную связь. Почти без помех. Лейтенант никому не разрешает им пользоваться, но Пруит как-то раз подсмотрел код доступа.
— Я же просила тебя не общаться с этим Пруитом.
— Мама, Пру совсем не похож на других. — Лиэнн следила за Лео.
Толстяк пересек кухню и, задрав голову, остановился под тремя свисающими с потолка геометрическими телами.
— Пру? — переспросила Аннабел.
Телефон годился не только для обеспечения Полковнику связи с оставленными здесь людьми. С его помощью Ракким мог бы подслушивать разговоры самого диктатора. Аппарат следовало непременно добыть. С ним отпадала необходимость действовать вслепую.
— Как выглядит этот Пру?
— Высокий, светловолосый, со щенячьими глазами, — ответила Лиэнн. — Он тоже ненавидит Грейвенхольца. Говорит, что все его ненавидят, что всем из-за него очень плохо. Кроме лейтенанта.
— Ты уверена? — уточнил бывший фидаин. — Они говорили об этом при тебе?
— Постоянно, — заверила девушка. — Лейтенант все время кого-то бьет или издевается над маленькой бородкой Тома Типтона. Называет его Козел Граф[22] и грозит ее когда-нибудь ночью отрезать.
— Я могу взломать код, если вас это интересует, — вставил Лео, краем глаза наблюдая за Лиэнн. — Для меня это не проблема.
— Да, и железный лом ты гнешь голыми руками, — съязвил Ракким.
— Это для такого, как ты, взломать код то же самое, что согнуть лом. — Юноша коснулся пальцами ошейника. — Я не придурок, — пояснил он специально для Лиэнн.
— Не имеет значения, — произнесла девушка.
Толстяк легонько коснулся геометрических тел, заставив их раскачиваться и отскакивать друг от друга.
— Кто это сделал? — спросил он.
— Я, — ответила Лиэнн.
— А ты сможешь сказать, как они называются? — поинтересовался Лео.
— А ты?
Юноша дотронулся до самого большого многогранника.
— Гигантский додекаэдр. — Он шевельнул пальцем остроконечную конструкцию. — Большой икосаэдр, который иногда называют телом Пуансо. — Толстяк раскрутил третье сооружение с еще большим количеством вершин, напоминавшее звезду на рождественской елке. — Звездчатый додекаэдр.
Лиэнн провела рукой по волосам. Фыркнула.
— Два из трех, неплохо.
— Прошу прощения? — поднял бровь Лео.
— Сосчитай пятиугольные грани. — Девушка подошла к нему. — Ну, сосчитай.
— Ты понимаешь, о чем она говорит? — поинтересовался Ракким у Аннабел.
— Понимала, пока ей не исполнилось десять.
Лео покрутил многогранник в руках. Посмотрел на Лиэнн.
— Этого не может быть.
— Для тебя, возможно.
— Четырнадцать граней вместо двенадцати? Пять пятиугольников соединяются в каждой вершине? Как… тебе это удалось?
— Я назвала его дербиширской звездой. В честь одного древнего математика.
Толстяк смотрел на девушку, и его щеки покрывались румянцем.
— О многострадальный Иисус! — воскликнул Ракким. — Это любовь.
20
Он аккуратно поднял лежавшую рядом с лейтенантом пневматическую винтовку и сунул ее под кучу соломы, где уже покоились две такие же, изъятые у других бойцов. Труднее всех оказалось разоружить спящего на улице часового. Он использовал оружие в качестве подушки. Ракким слегка пощекотал его. Солдат перевернулся и вздохнул, пробормотав женское имя, а бывший фидаин в тот же самый момент забрал ружье. Самым мускулистым в четверке и самым старшим по возрасту был лейтенант. Ему, несомненно, довелось пройти боевое крещение. От полученного ожога один его глаз даже опух и закрылся. Аннабел умела угощать горячей овсянкой.