озит в случае неудачи и тем более, если он добьется успеха. Коларузо задействовал экспертов по финансам. За пять месяцев на счета технического гения в иностранных банках поступило более тридцати миллионов долларов. Вполне достаточно, чтобы выехать из республики и поселиться на вожделенном южноафриканском побережье. Нет, деньги не могли служить главным стимулом. Вызов — именно он сработал окончательной приманкой. Возможность совершить нечто глобальное и не попасться. Его маленький секрет. Лучший из всех миров.
Башня рухнула под обиженные детские вопли. Строитель сердито раскидал кубики по комнате. Один из них, красного цвета, отскочил от полки с игрушками. Сын посмотрел на мать.
— Сам разбросал, сам и собирай, — пожала плечами она.
Майкл поднялся на ноги, протопал к полке и поднял кубик.
Сара устало взглянула на заваленный стеллаж. Машинки, драконы с компьютерным управлением, пластмассовые солдатики, рыцари, наборы для рисования и раскраски. Почти как во втором отделении магазина Иглтона. Она подскочила к полке, расшвыряв по пути остатки башни.
Майкл уставился на нее с широко раскрытым ртом.
— В чем дело? — спросил Лео.
Сара держала в руках «Дигискетч». Подарок внуку от бабушки. Небольшой плоский голографический блок, достаточно легкий, специально для малышей. Предполагалось, будто он помогает детям выражать мысли при помощи графики, но сын, поиграв пять минут, отбросил устройство в сторону и больше не прикасался к нему. Ручки и кнопки позволяли выводить на монитор цифры и цветные изображения. Двенадцать вариантов экрана изменялись простым прикосновением. В магазине Иглтона Сара видела три таких же блока и еще несколько древних планшетов для рисования. Она осторожно извлекла чип управления.
— Лео, пожалуйста, поиграй с Майклом.
Сын протянул руки к вынутой электронной плате.
— Мое!
«Типичный мужчина», — подумала Сара, закрывая за собой дверь кабинета.
— Я с трудом узнал Лео. — Спайдер кутался в одеяло, несмотря на яркое солнце, бившее ему прямо в лицо.
Они с Раккимом расположились на провисших садовых стульях посреди плоской крыши в католическом секторе города. Захудалый снаружи, но оборудованный новейшими беспроводными системами наблюдения, дом служил очередным пристанищем коротышки. На кухне Коларузо поглощал жареную курицу и спорил о футболе с двенадцатилетней дочерью Снайдера, судя по всему ухитрившейся запомнить каждую игру в истории данного вида спорта. Собаки носились друг за другом среди развешанного на веревках белья. Дети играли в мяч на потрескавшемся асфальте или с криками и свистом гоняли на велосипедах по узким переулкам. Коротышка, вынужденный много лет прожить под землей, как-то сказал, что здесь он наконец почувствовал себя счастливым.
— Он стал другим, — произнес Спайдер. — Ты должен был заботиться о нем.
— Он загрузил в мозг столько информации. Неудивительно, что…
— Я не это имел в виду, — заикаясь, перебил гном. — Лео вполне способен передавать огромные объемы данных. Он изменился в другом. Ты помнишь, каким он был перед отъездом. Наивным, боязливым, хвастливым.
— Да, он был настоящей занозой в заднице. — Ракким прищурился. — Первую неделю я так злился на тебя и Сару, но пояс… Библейский пояс меняет людей. Когда мы уезжали, он был обузой, однако, представь себе, повзрослел прямо на моих глазах. Ему пришлось многое пережить, многое повидать, он увидел много хорошего, много прекрасного, много плохого, многое сделал сам. Я даже не подозревал, что он способен на такое. Да и ты, наверное, тоже. Иногда это происходит быстро, иногда — за одну ночь, но я ни разу не видел, чтобы такое происходило мгновенно.
— Он хочет жениться. Хочет переехать в пояс и жениться на девушке, с которой общался всего лишь сутки.
— Лео стал мужчиной и сам принимает решения.
— Тебе сейчас легко говорить. — Спайдер откинулся на спинку, плотнее кутаясь в одеяло. — Вот подожди, вырастет Майкл и захочет жениться на какой-нибудь малознакомой девице.
Ракким окинул взглядом безоблачное небо.
— До этого еще далеко. — Он подставил лицо солнцу.
— Это тебе только кажется.
Внизу залаяла собака, и к ней тотчас присоединились другие.
— Кстати, где он? Ты сегодня заходил к нему в комнату?
Спайдер хотел ответить, но ему пришлось пережидать приступ лихорадки.
— Он у тебя дома. Общается с Сарой. Я думал, ты знаешь.
Ракким резко поднялся.
— А я думал, что он не будет высовываться, как мы и договаривались.
Гном развел трясущимися руками.
— А я могу его остановить? Он стал мужчиной. Сам сказал.
Наверное, в сотый раз посмотрев на часы, аль-Файзал окинул взглядом безоблачное небо. Чудесный день. С минарета Великой мечети Саладина он мог обозреть всю столицу. Город распростерся перед ним, подобно неверному в Судный день.
Прошлым вечером Тарик встретился с Амиром Киддом, заверил фидаина, что их действия совершенно не противоречат Корану. Повиновение Старейшему превалирует над всеми предыдущими клятвами, присягами и обязательствами.
Голуби, покружив над минаретом, расселись на более удобных крышах соседних зданий. Мерзкие птицы, пусть Аллах испепелит их в полете и уничтожит яйца в гнездах.
Вчера он заметил неуверенность в глазах Амира. Прошло столько времени, а душа молодого офицера все еще опутана невидимыми нитями сыновней преданности. Такое проявление слабости вызывало отвращение. Почти два года Тарик подбирался к Амиру. Замечание, брошенное близким другом-фидаином, проповедь, произнесенная закаленным в боях имамом, слух, прозвучавший из уст наложницы в ночь страсти, капля за каплей подтачивали его уверенность в действиях президента. Два года мягких уговоров. Аль-Файзал долго выжидал, пока решился на прямой контакт. Он мастерски подталкивал юношу к нужному решению, используя его идеализм, его чувства, веру, характер и, конечно, неоднозначное отношение к отцу. Любовь и честолюбие — опасные слабости, и Тарик немилосердно играл на них.
— А вот и знаменитый Лев Боулдер-Сити! — Как-то раз поприветствовал он Амира, поцеловав в обе щеки.
Незадолго до того отряд фидаинов под командованием сына генерала Кидда остановил наступление мормонов в Колорадо. Молодой офицер принялся отнекиваться, сказал, что победу одержали его солдаты, но от Тарика не укрылось, насколько молодой человек польщен.
Принеся клятву верности Старейшему, Амир тем не менее выдвинул условие не причинять вреда его отцу. Фидаин упорно считал родителя не вероотступником, а благородным воином, чье благочестие не подлежит сомнению, а единственной слабостью является преданность президенту, которая и не позволяет ему замечать всей порочности правления Кинсли. Вопреки советам аль-Файзала Махди издал особый указ, где отпускал генералу Кидду все грехи и даровал право на почетное изгнание в родную Сомали со всеми женами и имуществом.
Тарик посвятил Амиру два года. Еще больше времени потратил Старейший на самого аль-Файзала. Выпав из иерархии «черных халатов», душитель нисколько не жалел об утрате. Он будет стоять по правую руку от повелителя всемирного халифата в этой жизни и по правую руку от Аллаха в следующей. Праведный воин не получит отказа ни в чем, ведь именно так заверил его сам Махди. Он снова взглянул на часы и подставил лицо ослепительно сияющему солнцу. Какой чудесный день, иншалла.
Она коснулась пульта дистанционного управления и торопливо передвинула напряженные бедра Иглтона, выводя в центр дисплея открытое окно. Ничего. Ряд фар превратился в линию пылающих факелов, искаженное страстью лицо извращенца — в кошмар кубистов, но Сара по-прежнему не понимала, куда он любил изредка поглядывать, пока часами возился за рабочим столом.
Чип управления «Дигискетч» имел совместимость с голографическим дисплеем, а один из двенадцати экранов идеально подходил к изображению. В результате Сара увидела совершенно новое порнографическое шоу. Обидно. Она потратила столько времени, гоняясь за собственным хвостом, пыталась в поисках подсказки использовать самые современные технологии, а ответ находился в совершенно противоположном направлении. В простейшем графическом чипе от детской игрушки. Иглтон в аду, несомненно, удивился ее удаче.
После загрузки экрана «Дигискетч» она в течение получаса безрезультатно потрошила голограмму, заглядывая в каждый угол, выворачивая все наизнанку и опрокидывая вверх дном. В новом варианте шоу усеянный шипами пенис гигантского размера выходил из затылка молодой женщины и извергал цветы. Сара рассмотрела под увеличением каждый бутон, удостоверяясь в полном отсутствии полезной информации.
— У вас все в порядке? — крикнул Лео из детской.
— Подожди.
Пальцы Сары зависли над пультом управления. Следовало успокоиться. Заставить мысли бежать аналогично мыслям Иглтона, каким бы противным занятие ни казалось. Она включила воспроизведение, и шипастый член извращенца заходил взад-вперед.
Сара закрыла глаза, затем открыла и окинула взглядом всю стену, где наиболее важной, но не единственной деталью являлась голограмма. Сверкающие автомобили. Мотоциклы, скорость и отраженный свет. Волны, набегающие на песчаный берег. Молодой мужчина, закативший глаза от удовольствия. Студентка с браслетом, увешанным брелоками. Украшение Сару заинтересовало — оно могло содержать скрытый смысл. Вполне обычная фотография, однако самой привлекательной ее чертой следовало бы назвать невинность. Она вздохнула, расслабилась, посмотрела вниз, вверх. Иглтона отличало дьявольское высокомерие. Каким образом можно подтвердить собственное превосходство? Что он видел на стене, но больше не видел никто? Нечто абсолютно очевидное, невинное. Чтобы каждый выглядел дураком, а Иглтон мог почувствовать себя гением. Хотя он им и был на самом деле.
Она вернулась к голограмме и принялась искать узоры, светлые и темные. Глаза помимо воли зацепились за лицо женщины… но она же изучала его под всеми углами! Сара посмотрела снова, однако заставила себя не сосредоточиваться на нем, а просто взглянуть. Мимоходом, как Иглтон. Что это? Она наклонила изображение и увидела крошечную золотую гондолу в волосах женщины. В обычном режиме на ее месте блестела капля пота, и только на экране игрушки она превратилась в украшение. Точно такая же висела на браслете у студентки. Сару вновь постигло разочарование. Гондола совершенно не продвинула ее к разгадке.