Сразу же поняв это, Эдгар поклонился и, приказав Ксавье заняться лошадьми и отнести в отведенную им комнату дорожные сумки, последовал за женщиной.
Та провела его к другой башне, той, что очевидно служила донжоном с самого начала существования замка Вилрод, но была так же обновлена, как и его внешние стены. Широкая винтовая лестница освещалась довольно большими бойницами, выходившими во двор, а значит, прорубленными именно для освещения. По этой лестнице Эдгар и его спутница поднялись сперва в большой зал, наверняка служивший для пиров и собраний, но сейчас совершенно пустой. Молодой человек успел только заметить, что, в отличие от такого же зала в замке его отца, этот выглядит куда наряднее: распахнутые настежь высокие дубовые двери украшала тонкая резьба, резными были и протянутые под высоким потолком стропила, и рамы узких стрельчатых окон. Возле одной из стен высился роскошный очаг, из тех, что англичане прозвали каминами, с самой настоящей верхней вытяжкой. По стенам висели шпалеры итальянской работы, а пол покрывали нарядные ковры, напомнившие юноше о жилище Седого Волка. Самым необычайным было высокое окно в глубине зала – его украшал большой витраж, и солнце, проходя сквозь цветные стекла, бросало пестрые причудливые блики на стены и пол огромной комнаты.
Но приезжий рассмотрел зал лишь сквозь раскрытые двери. Его спутница поднялась на следующий этаж и провела Эдгара по неширокому коридору, от которого в две стороны вели две двери, тоже украшенные резьбой, но закрытые. Затем они миновали еще один пролет, причем здесь лестница шла уже не по кругу, а прямо, видимо, в самую верхнюю часть башни, которая, как успел заметить кузнец, завершалась круглым остроконечным навершием, блестевшим пластинами кровельного сланца.
– Миледи в часовне. Она приказала привести вас к ней, – повернувшись на последних ступенях лестницы, проговорила дама и отступила, пропуская Эдгара вперед.
Молодой человек хотел было спросить, кто именно – королева или принцесса отдала такой приказ, но его спутница достаточно поспешно стала спускаться обратно, очевидно боясь оказаться нескромной свидетельницей встречи своей госпожи и посланца короля.
Эдгар шагнул с лестничной площадки под арку невысокой двери и оказался в небольшом почти круглом помещении. Его скупо освещали несколько свечей, зажженных перед высоким каменным распятием, и узкая полоса света, который падал из единственной бойницы, расположенной почти на уровне пола. Часовня, в отличие от нижних помещений, была убрана просто и строго.
В самом центре ее, прямо перед распятием, стояла, сложив руки и склонив голову, женщина. От ее высокой, тонкой и грациозной фигуры, от ее позы, от светлого мрамора ее оказавшихся в луче света ладоней повеяло чем-то необычайным. Чем-то, чему Эдгар не знал и не мог знать названия – какой-то неведомой гармонией и одновременно странной силой, какой не бывает у мужчины, какая бывает у одной из десятков тысяч женщин.
Кузнец остановился, растерявшись. Что делать? Окликнуть ее? Но она молится… Однако стоять у нее за спиной и молчать еще невежливее. О, Господи, знать бы все эти правила рыцарской учтивости! А он о них только кое-что слышал! Не хватало только при первой же встрече обидеть принцессу! А в том, что перед ним именно принцесса Беренгария, молодой человек уже не сомневался.
– Здравствуйте, сир рыцарь! Благодарю вас, что вы поспешили. Я не ждала вас так рано.
Какой голос! От его звука Эдгар вздрогнул, словно нечаянно прикоснулся к раскаленному металлу. Женский и не женский голос одновременно. Он казался низким, почти как голос мужчины, но в нем было при этом столько музыкальной нежности, что звук его сразу завораживал.
Она обернулась. Свечи обрисовали контур ее гибкой фигуры, и юноша лишь теперь рассмотрел, что на ней синее платье с мягким белым воротом, и на голове – простое полупрозрачное покрывало, не скрывающее, а скорее оттеняющее высокий вал густо-рыжих волос, сзади заплетенных в косы и собранных в узел на затылке. Лицо, светлое, тонкое, с высоким лбом, небольшим твердым ртом и очень большими темными глазами, пряталось в тени покрывала, и он не смог рассмотреть его достаточно хорошо, но оно говорило воображению куда больше, чем взору…
– Я счастлив, что могу служить вам, принцесса! – воскликнул Эдгар, кстати вспомнив нужную куртуазную фразу и чувствуя себя при этом неловко, словно он втискивал ногу в чужой узкий и тесный башмак.
– Принцесса? – переспросила женщина, бросив на молодого человека взгляд, полный плохо скрытого изумления. – Вы что же… вы подумали, что я?…
И она вдруг рассмеялась таким звонким и чистым смехом, что уже исчезающая иллюзия вновь одурманила Эдгара. Он уже начал понимать свою ошибку, уже сумел всмотреться в неясное под сенью покрывала лицо, успел рассмотреть рисунок морщин вокруг огромных зеленых глаз и возле рта, чуть опустившиеся щеки. И все равно поверить было невозможно! Женщине, которая перед ним стояла, можно было и при самом ярком дневном свете наверняка дать от силы лет сорок пять!
Наверное, его лицо выразило все, что он в этот момент подумал. Женщина перестала смеяться, шагнула к посланцу и быстрым движением сбросила свое покрывало на плечи.
– Простите мой смех. Я забыла, какое здесь освещение и какие шутки умеет вытворять прозрачная ткань в сумерках. Многие старые хитрые куртизанки пользуются этим. Я – Элеонора Английская. И письмо, которое должно быть с вами, адресовано именно мне. Оно при вас?
– Да, ваше величество. Простите меня, ради Бога!
Эдгар довольно ловко преклонил колено и протянул королеве свиток, втайне сжавшись от страха: если бы печать снимала Беренгария, то вряд ли бы что-то заметила. Но эта женщина может понять, что послание ее сына кто-то вскрывал.
Однако она совершенно спокойно перерезала шнурок свитка крошечным кинжалом, висевшим у ее пояса в изящных ноженках, и развернула письмо. Пробежала глазами, и легкая тень скользнула по ее лицу.
– Ах, Ричард! – прошептала она чуть слышно. Затем вновь взглянула на Эдгара.
– Встаньте, сир рыцарь. Как вас зовут? Мой сын, как это часто бывает, позабыл упомянуть имя своего посланца.
– Я – Эдгар Лионский, ваше величество.
– Незнакомое имя. Я начинаю забывать французских рыцарей и их родню. Впрочем, это неважно. Я видела через это окно, как вы въезжали во двор. С вами только один оруженосец?
– Да. Его величество сказал, что у вас и у ее высочества – свои свиты и охрана.
– Это ему так хотелось бы думать! – довольно резко воскликнула королева. – Ну да, конечно, по два пажа, по три-четыре воина, умеющих держать в руках мечи, у нас отыщется. Но это не свита и не охрана для такого путешествия, которое мы собираемся предпринять. Однако, у вас вид надежный, и это немного успокаивает. Вы, вероятно, решили, что я – просто старая трусиха?
Этот вопрос вновь привел Эдгара в замешательство.
– Ваше величество, – справившись с собой, ответил он, – разве мужчина имеет право требовать от дамы отваги? Ведь не вы меня, а я вас должен сопровождать до Мессины, до лагеря вашего венценосного сына.
Элеонора вздохнула.
– Да, отвага женщины обычно только помеха в делах мужчины. Ничего мы в них не смыслим! Однако иногда… О, Господи, да войди же, дитя мое, не топчись на пороге. У меня нет от тебя тайн.
Эдгар изумленно оглянулся. Он не слышал никакого шороха на лестничной площадке, но, очевидно, у Элеоноры слух был тоньше. Из-за полуотворенной двери донесся легкий смешок, и затем в прозрачный полусумрак вступила еще одна женская фигура, и молодому человеку показалось, что королева словно раздвоилась в его глазах. У вошедшей в часовню девушки была почти такая же высокая и гибкая фигура, та же изящная стать, та же гордая посадка головы. Но этим сходство исчерпывалось – когда та приблизилась, стало видно, что она – брюнетка, чуть смуглая, той прекрасной смуглотой, какая бывает у уроженок Италии или юга Франции, смуглотой, которая не мешает густому румянцу выступать на щеках, а бледности порой разливаться по всему лицу. Глаза девушки были такие же большие, как у королевы, но казались вытянутыми к вискам и прятались под такой массой круто изогнутых ресниц, что трудно было сразу понять, какого они цвета.
Она была в белом платье, и белое с золотом покрывало скользило с ее черных волос на недопустимо открытые плечи – вырез ее платья оказался так широк, что у любой благовоспитанной дамы это могло бы вызвать обморок, главным образом от зависти…
– Беренгария, милая, представляю тебе рыцаря, которого Ричард прислал за нами из Мессины, – проговорила Элеонора, явно заметив, как вспыхнули глаза и щеки молодого человека при взгляде на принцессу Наваррскую. – Это сир Эдгар Лионский. Слава Богу, он кажется человеком сильным и отважным.
– Даже если бы вы так не сказали, матушка, – произнесла принцесса, – я бы и сама так подумала о нем. Да и что я говорю! Ричард не мог ошибиться! Здравствуйте, сир Эдгар.
Ее голос тихий и будто прозрачный. Говоря, она смотрела прямо в глаза, и от этого Эдгару все время хотелось отвести взгляд.
– Мы сейчас спустимся к обеду, – сказала меж тем Элеонора. – Я уже послала сказать об этом слугам. Только мне не хочется обедать в зале – там слишком пусто. Нам накроют в комнате сира Лесли, на втором этаже. Ступай туда, девочка, и подожди нас.
Беренгария послушно повернулась, но, выходя, бросила на Эдгара быстрый взгляд, один из тех лукавых и вопрошающих взглядов, какие роняет женщина, сознающая свою непобедимую красоту и готовая ждать восхищения от любого мужчины, даже если она искренне предана только одному.
– О нет! – произнесла королева, когда легкие шажки девушки стихли. – Нет, сир, не влюбляйтесь в нее, прошу вас!
Это было сказано так неожиданно и так откровенно, что юноша сперва вздрогнул, потом обернулся с выражением изумления и почти возмущения на лице. Если какая-то тайная мысль и мелькнула в его душе, то кто позволил этой зеленоглазой ведьме сразу прочитать эту мысль?!