Миновав вслед за убегающими небольшой холмик, рыцари выскочили прямо на группу всадников. Тех было человек семь. Несколько мгновений они ошеломленно взирали на двух громадных совершенно голых громил, уже почти настигших бедняг-лучников, неистово орущих, мокрых и разъяренных. Головы обоих пламенели в лучах солнца – то развевались светлые гривы их волос.
– Шайтанлар! Шайтанлар! [38] – завопил один из всадников и что есть силы ударил лошадь хлыстом.
Остальные тоже поспешно развернулись и ринулись прочь, в то время, как те, что бежали, в панике прыгали на своих лошадок, роняя луки и теряя тюрбаны.
Только поняв, что им уже нипочем не догнать сарацин, Луи и Эдгар остановились. Оба задыхались и от бега, и от еще не остывшей ярости, но постепенно до них стало доходить, чем могло закончиться это донельзя нелепое приключение. Они поняли, что избежали смерти чудом, именно чудом, а чудеса бывают не каждый день. Но, понимая это, молодые люди тем не менее тут же представили себе, как все это могло выглядеть со стороны, и их тотчас разобрал неудержимый хохот. Они смотрели один на другого и хохотали все громче.
– Слушай, а… а… ха-ха-ха! А почему… Почему же эти олухи так удирали от нас?! – наконец сумел выдохнуть Эдгар. – Они что же… что же никогда не видели голых рыцарей?
– На невольничьих базарах сколько угодно! – с трудом давя свой смех, отозвался Луи. – Но не с топорами и мечами и не с такими, как у нас были, сумасшедшими рожами! Ты посмотри на себя, посмотри! Ха-ха-ха!
– Что мне на себя смотреть, я лучше на тебя посмотрю – ты точно такой же! Ну и… ну и… ну и вид! Белый, громадный, всклокоченный, глаза, как тарелки! Испугаешься! Да и кто поверит, что люди в здравом уме будут бегать нагишом и гоняться за десятком вооруженных воинов? Значит точно, шайтаны! Ха-ха-ха!
Они уже дошли до реки и вошли в воду, чтобы перебраться на тот берег, где оставили свою одежду, шлемы и кольчуги. И дойдя до середины потока, вдруг увидели, что рядом с их разбросанными по траве вещами стоит юный Ксавье и с ужасом разглядывает эти вещи.
– Ксавье! Ты что это, а?
Эдгар вышел из воды и направился к мальчику.
Ксавье вскинул голову и, тихо ахнув, не сел, а рухнул прямо на хозяйскую кольчугу.
– Мессир… Мессир Эдгар?! А… А я подумал, что вы, что вас…
– Подумал, что нас тут утопили проклятые сарацины! Да ведь так едва и не случилось, честное слово! Ну, успокойся, в самом деле.
– Мы спугнули целый отряд разбойников! – со смехом сообщил Луи, тоже выходя из воды и потрепав юного оруженосца по плечу. – Будут знать, как мешать нам купаться!
– Слава Богу! – прошептал мальчик.
И вдруг залился краской, да так, что покраснела даже его шея.
Он опустил глаза и не поднимал их, пока молодые люди не оделись. Но те были слишком возбуждены, чтобы обратить внимание на странное поведение Ксавье.
– А меня за вами послали! – произнес, наконец, оруженосец. – Вас зовет король.
– Который? – почти хором спросили оба друга.
Ксавье смутился.
– Простите! Я, наверное, поступил неучтиво. Нужно было, наверное, сказать, что вас зовут короли, потому что, по правде сказать, их величества, и Филипп-Август, и Ричард, сейчас находятся вместе, в шатре короля Франции. Но мне передал приказ идти и искать вас французский воин. А ему-то, скорее всего, приказал наш король. Вот я и…
– О, сколько лишних слов! – воскликнул Эдгар. – Прямо не похоже на тебя, малыш. Что это с тобой? Не от того же ты так смутился, что увидал нас с мессиром Луи голышом? Скажи лучше, кого из нас зовет король, или короли?
– Вас обоих! – не раздумывая, сказал мальчик. – Солдат говорил: «Отыщи мессира Эдгара Лионского и графа Шато-Крайон!»
– А короли, значит, ждут нас вместе, да еще в шатре Филиппа-Августа! – проговорил задумчиво Луи. – Выходит, они помирились. А неделю назад, когда Ричард приехал сюда, наш Филипп не желал даже пойти его встретить. Разобиделся, узнав, что тот женился на Беренгарии.
Эдгар рассмеялся, живо вспомнив, с каким смаком французские и английские воины пересказывали друг другу, как неистовствовал французский король, услыхав о женитьбе Ричарда, и как, в свою очередь, бранился Ричард, уверяя, что давным-давно объявил сюзерену [39] о своем намерении отказаться от брака с принцессой Алисой.
– А мне кажется, – заметил кузнец, – что король Франции гораздо сильнее негодует из-за того, что теперь в лагере куда громче славят не его, а английского короля. И все потому, что он сумел завоевать Кипр, взять большую дань и за три дня создать новое государство под властью английской короны. Филипп-Август никак не может пережить, что у него не получаются такие победы. Но ставлю половинку моего седла, что и на примирение первым пошел наш король – он слишком хитер и ловок и понимает, что без союза с Ричардом нечего и думать ни о взятии Сен-Жан д’Акры, ни о походе на Иерусалим.
– Ах, мессир Луи, ездить вам на половинке седла! – подал голос Ксавье. – Именно Ричард пришел нынче утром к королю Филиппу и, говорят, попросил у того прощения за то, что не рассказывал о своей невесте. Даже, говорят, предложил найти достойного жениха в Англии для принцессы Алисы.
– Почему в Англии? – вдруг разозлился Луи. – Во Франции нет женихов, что ли? Ну ладно, вижу, Ричард тоже понимает, что врозь они ничего не смогут добиться. А для чего ему… Для чего им мы с Эдгаром?
– Не знаю, мессиры! – пожал плечами мальчик. – Кто же станет мне это рассказывать?
Ведя такие разговоры, все трое приближались к лагерю и уже видели впереди стены, обносившие временный город крестоносцев, и знамена, веявшие в разных его частях, над шатрами вождей разных армий. И выше всех трепетали на ветру два знамени – английского и французского королей. Причем оба стана располагались ближе всего к крепостным стенам осажденного города. Дерзко и надменно тот и другой короли поставили свои шатры на расстоянии выстрела из арбалета от боевых укреплений врага.
Глава 7. План сира Седрика
Шатер французского короля был настоящим полотняным домиком, из добротной дорогой материи, пропитанной воском, чтобы сделать ткань непромокаемой. Синий, как закатное небо, расшитый золотыми лилиями, он выделялся бы среди других шатров, даже если б перед ним не возвышался шест со знаменем Франции. Кроме того, шатер был просторным и удобным внутри: его земляной пол в два слоя покрывали ковры, а над постелью короля был подвешен кисейный полог, защищавший Филиппа от насекомых. Несколько сундуков, кресла, дубовая бочка для мытья, дорогая серебряная посуда, – все эти предметы роскоши делали шатер действительно похожим если не на дом, то на довольно уютную комнату, в которой, кроме того, оставалось достаточно места, чтобы здесь могли собраться два-три десятка человек.
В последние три дня Филипп-Август не покидал шатра и почти не вставал со своей кровати: его неожиданно свалила жестокая лихорадка, которой в этих местах переболели уже многие крестоносцы, от которой умерла не одна сотня воинов, оставшихся невредимыми в битвах. Короля лечили французские и датские лекари, приходили и двое сарацинских врачей, которым в лагере доверяли и которых все же заставили перепробовать все приготовленные ими для Филиппа снадобья. Больному сделалось немного легче, он смог сидеть в кресле, у него вновь появился хотя бы какой-то аппетит, но все же лихорадка не отступала.
Страх смерти и боязнь проваляться в постели до конца осады и не заслужить славы, о которой он мечтал, которой ждали от него все франкские рыцари, вызвали у Филиппа желание найти сильную поддержку – он уже почти решился отправить посланца к Ричарду Львиное Сердце и предложить примирение. Если они встретятся и обсудят общий план действий, то в крайнем случае Ричард и один возглавит объединенную армию крестоносцев – его любят и чтут все без исключения рыцари. Разве что заносчивый Леопольд Австрийский и его воины косо смотрят на английского героя, но и те понимают, чего он стоит в бою. А после победы лавры и добычу победителей два короля поделят поровну, даже если болезнь не даст Филиппу участвовать в решающей битве: ведь у Филиппа самая большая армия и больше всего рыцарей.
И вот в тот момент, когда французский король собирался призвать герольда, чтобы послать его в стан англичан, ему вдруг доложили о том, что Ричард Львиное Сердце сам пришел в его лагерь и просит о встрече. Услыхав это, Филипп едва не завопил от восторга: он и не мечтал о том, чтобы заносчивый англичанин первым пошел на примирение!
Между тем Ричарда мучила не только совесть, хотя эта причина была, скорее всего, первой. На третий день после своего прибытия под стены Птолемиады он тоже подхватил проклятую лихорадку! Сильный организм, а еще более, несокрушимая воля и упрямство английского короля помогали ему держаться на ногах, не сдаваясь мучительной слабости и даже жестоким приступам, от которых возникала боль во всех суставах, а все тело сводила судорога. В такие часы пот ручьями тек по лицу Ричарда, оно делалось серым, как плохая бумага, а губы кривились и дергались. Но он крепился, не позволяя себе слечь в постель, – это могло внести уныние в сердца воинов, которые в него так верили. А ведь назревал решающий штурм города! Все в лагере только и ждали приезда двух могучих королей и их армий.
Думая об этом, Львиное Сердце в который раз упрекал себя за ссору с Филиппом-Августом. Разве они приехали сюда ссориться? Разве дело, ради которого уже положили столько жизней, не было выше и важнее гордости, славы, даже любви? Он безумно любил Беренгарию, и теперь, когда они, наконец, соединились перед алтарем, он любил ее еще сильнее. Но разве нельзя было рассказать все французскому королю еще прежде, не обманывать его, не оскорблять его сестру? В конце концов, ради похода на Иерусалим можно было и отсрочить свадьбу. Беренгария поняла бы, она б его ждала… Разве могут два великих короля сводить свои личные счеты, когда торжество или посрамление великого дела крестоносцев, спасение их восточных владений и самого Гроба Господня зависят сейчас от них?! Господь поругаем не бывает, но надругательство над святынями лежит позором на всех христианах и более всего на тех, кто в силах ему воспрепятствовать.