естину?
– Ради освобождения Гроба Господня! – твердо ответил король.
– Нет! Ты, как и другие, пришел прикоснуться к земле, по которой ступал Спаситель, в которую впитались Его кровь и слезы. Ты пришел обрести Царство Небесное. Но вместо этого обретаешь боль, страх, мучения и сомнения. Путь твой в крови, но другого пути тебе не дано. Это страшно – то, что сейчас здесь происходит, однако это должно было произойти – так или иначе христиане должны повторить крестный путь Господа, или они никогда не увидят Царства Небесного. Да, ты хочешь освободить Гроб Господень, но не это ведет тебя. Запомни, Ричард Львиное Сердце: побеждает тот, кто соединяет. Тот, кто сеет раздор, обязательно будет побежден! Тебе предстоит стать самым великим воином на этой войне. А когда будет ясно, что и христиане, и их враги поражены одним недугом и не в силах больше выдержать вражды, ты должен найти в себе мужество добиться мира.
– Мира с неверными? – прошептал Ричард. – Но это означает оставить Святую землю на их поругание!
Глаза Григория вновь ярко сверкнули:
– Господь принес в жертву Самого Себя! И эта земля – тоже Его жертва. Она будет поругаема много лет. И на смену одним врагам Христа придут другие, не менее страшные. Это будет не скоро. Однако Гроб Господень останется свят и нерушим всегда. Лучше мир, который сбережет эту землю и сохранит на ней христианскую веру, чем война христиан между собой. А она готова вспыхнуть, потому что иные здесь тщатся получить славу раньше, чем Божью Благодать! Помни, король Ричард, многое зависит от тебя. Останься жив, иначе погубишь всех, кто на тебя надеется!
Григорий замолчал и откинулся на своих носилках.
– Что с ним? Он умер? – спросил король, и его голос задрожал.
– Нет, его сердце бьется, – сказала Беренгария, так и стоявшая на коленях возле носилок. – Как еще он смог говорить так долго? Только я почти ничего не поняла.
– Я все понял! – чуть слышно произнес Львиное Сердце. – Спасибо, сир Седрик. Велите отнести этого человека в один из шатров и скажите, что я приказал за ним ухаживать. Может быть, он все же выкарабкается, хотя в это трудно верить.
Когда полог шатра опустился, король долго сидел неподвижно, остановив взгляд на колеблющемся огоньке свечи.
– Странно! – прошептал он.
– Что? – спросила Беренгария, подсаживаясь на ручку кресла и беря влажную от пота руку мужа. – Что странно? Ты не веришь в предсказания этого бедного монаха?
– Почему же, верю. Хотя иные из его слов можно толковать по-разному. Но, видимо, он повторил то, что сказали ему там. И ведь он говорил кое о чем, что уже произошло! Да, совсем недавно я был спасен от смерти: молодой француз Луи Шато-Крайон в последнее мгновение убил того ассасина… Что будет дальше?
– Будет то, чего захочет Господь! – с детской наивной твердостью произнесла юная королева. – Не сомневайся!
– В это верим мы все! – подала голос Элеонора, все время молчавшая в глубокой задумчивости. – И Ричард не сомневается. Но тебя что-то тревожит, сын, да?
Король чуть заметно улыбнулся матери:
– Да нет. Не тревожит. Просто разгадываю загадку… При всем желании не могу вспомнить, кого же в нашем войске зовут Ричардом?
Часть четвертаяОтдых на поле брани
Глава 1. Победа
В небольшой церкви, сложенной из плохо обтесанных камней, с высоким деревянным крестом над почти плоской кровлей, шла торжественная служба. Эта церковь, выстроенная в первый год осады Сен-Жан д’Акры, была украшена снаружи лишь прибитыми к ее стенам щитами. Теперь они опоясывали ее в три ряда – щиты с гербами разных родов, разных стран. Щиты рыцарей, погибших в долгих боях за Птолемиаду. Почти так же проста была эта церковь и внутри. Высокое распятие, аналой, две боковые ниши со скульптурами Христа и Богоматери. Нарядно выглядели лишь серебряные подсвечники, пожертвованные храму одним из рыцарей-фламандцев, добывших эти сокровища в предыдущих боях.
В этот день в храме служили благодарственный молебен, и так как собравшиеся тысячи и тысячи рыцарей и воинов никак не вместились бы внутри, внутрь вошли лишь короли, князья, бароны, командующие отрядами, особо отличившиеся в последних боях рыцари. Остальные столпились вокруг.
Служил сам архиепископ Балдуин Кентерберийский, проведший под стенами Птолемиады почти все долгие месяцы осады. Этот седой красивый старик, воодушевлявший крестоносцев своими проповедями и своей отвагой (не раз он совершал с монахами крестный ход под стенами города, будто не замечая стрел, которые в них выпускали), был любим и почитаем всеми, его обожали так же, как без малого сто лет назад легендарного Пьера Амьенского [44], первого проповедника битвы за Гроб Господень.
Десятки тысяч людей преклонили колена перед храмом, а внутри его – вожди и величайшие рыцари тоже склонялись перед распятием.
Лагерь крестоносцев праздновал взятие Сен-Жан д’Акры.
Вечером того же дня, когда дали трещины и начали оседать и разрушаться стены Проклятой башни, шейх Али аль-Фазир, комендант крепости, пришел в стан крестоносцев просить у них мира и милости. Он предложил, что отдаст в их владения город на условиях, сходных с теми, что выставил Саладин за четыре года до того: горожанам и воинам будет сохранена жизнь, и они смогут уйти за пределы Акры, куда им вздумается.
Переговоры с шейхом вел Филипп-Август. Изумленный известием о тяжелой болезни Ричарда Львиное Сердце, французский король не сразу поверил в это. Ведь только утром ему докладывали о том, какие чудеса ловкости и отваги показывает его сюзерен при штурме Проклятой башни, часами не слезая с коня. Но так или иначе, раз уж Ричард заболел, право принимать послов и обсуждать условия досталось Филиппу.
Молодой монарх был обычно достаточно сдержан и, пожалуй, мягок, но в этом случае у него не было никакого желания проявлять мягкость. Он спокойно напомнил шейху Али, что христиан четыре года назад выгнали из города с правом умирать в пустыне или просить подаяния у победителей – остальные города крестоносцев в ту пору или тоже пали, или были в осаде, или жили в напряжении, ожидая войны, экономя продовольствие и деньги, так что принять изгнанников было некому. Если же теперь будут отпущены на все четыре стороны жители и воины Акры, то им ничего не стоит соединиться с армией Салех-ад-Дина, отступившего в горы, либо достичь других захваченных мусульманами городов. Поэтому условия оказываются вовсе не равны. Филипп напомнил, сколько христиан было обращено в рабство и продано на базарах в Дамаске и Каире, сколько предано мучительной смерти за отказ принять магометанство, сколько пленников умерли в темницах.
– Но мы готовы быть милостивы! – закончил он обращенную к шейху речь. – Да, мы будем милостивы, потому что это завещал нам Господь Наш. Мы готовы отпустить всех, кто остался за стенами Акры, если ты и другие шейхи и эмиры пойдете с посольством к султану Саладину и передадите наше условие: мы должны получить назад Иерусалим и все захваченные магометанами города крестоносцев. Если Саладин примет это требование и поклянется его выполнить, ты и все, кто с тобой вместе два года убивал наших братьев, уйдете отсюда живыми и невредимыми. А в ином случае вас ждет смерть!
Али аль-Фазир был хитер и опытен и мог бы рассыпаться в обещаниях и клятвах, чтобы попытаться хоть немного смягчить гнев французского короля, но он был слишком утомлен и потрясен событиями двух предыдущих суток, и нервы его сдали.
– Да падет проклятие Аллаха на ваши головы! – завопил он в отчаянии. – Клянусь похоронить себя под руинами города вместе со всеми, кто в нем остается, но не пасть ниц перед неверными!
– Неверными мы, христиане, зовем вас, магометан! – все с тем же спокойствием усмехнулся Филипп-Август. – Все зависит от того, чему и Кому быть верным. Я сказал тебе, чего мы требуем, а погибнуть под руинами – всегда твое право. Только учти – завтра мы вновь пойдем на приступ, а ваши стены вас уже не защитят.
Шейх ушел, но чем ближе он подходил к городу, тем больше ему хотелось возвратиться и дать крестоносцам любые обещания, лишь бы не сообщать эмирам Акры и своему несчастному гарнизону, что назавтра их ожидает неминуемая гибель. Али опасался, не разорвут ли его сразу же на части за такое сообщение.
В лучах заходящего солнца перед ним рисовалась Проклятая башня. Она не упала, но стены ее дали множество трещин, часть кладки развалилась, а сверху отломилось несколько гигантских кусков, разрушив расположенные ниже крепостные укрепления. Было ясно, что с восточной стороны крепость теперь почти беззащитна.
На другой день крестоносцы вновь начали атаки на город, и уже спустя несколько часов сразу с трех сторон на стенах взвились белые полотнища. Акра просила пощады.
На этот раз в шатер короля Филиппа вместе с комендантом, получившим в последнем бою серьезную рану, пришли двое эмиров и еще несколько военачальников акрского гарнизона. Теперь они готовы были требовать от Салех-ад-Дина возвращения франкам Древа Животворящего Креста, Иерусалимского королевства и других владений крестоносцев, освобождения почти двух тысяч христианских пленников, которых султан удерживал в темницах. Кроме того, эмиры клялись, что заставят султана выплатить двести тысяч золотых червонцев. А чтобы король и другие вожди христиан не сомневались в исполнении договора, эмиры оставляли в их власти заложников – более половины гарнизона и всех жителей города. Но для самих себя магометанские вожди просили свободы – они ведь должны отправиться к Саладину и приложить усилия, чтобы вынудить его уступить христианам!
Филипп-Август принял условия мира. Мусульмане сложили оружие, и город был сдан.
Служба в храме завершилась. Победители разошлись по своим станам, чтобы поделить ту часть добычи, которую этим утром уже вывезли из Акры, а затем отпраздновать победу самым обильным за все два года пиром.
Правда, Ричард Львиное Сердце, которого кентерберийская настойка за два дня если и не вылечила, то хотя бы поставила на ноги, условился с другими предводителями крестоносцев, что каждый выделит по два десятка воинов и по двое рыцарей для несения охраны вокруг лагеря в то время, покуда остальные будут пировать. Он же настоял и на том, чтобы праздновали именно здесь, в лагере, а не в каком-либо из городских дворцов. Многолетний опыт воина напоминал Ричарду, что сдавшийся враг может оказаться куда опаснее и уж тем более куда коварнее врага, еще не сложившего оружия. А уж о том, что празднеством христиан может легко воспользоваться Саладин, армия которого вполне возможно находится куда ближе, чем все думали, догадался и пребывающий в благодушном веселье Филипп-Август.