– Здравствуйте, господин! Что вам угодно?
Сарацин подошел ближе. Его лицо показалось Луи неуловимо знакомым, но где и когда они виделись, француз вспомнить не мог. Между тем магометанин покосился на Ксавье и вдруг спросил на неплохом французском:
– Ты доверяешь этому мальчику?
У Луи хватило присутствия духа не вздрогнуть и не отшатнуться. Вместе с тем он понимал, что глупо будет притворяться, будто он не понимает слов незнакомца. Поблизости явно никого не было, и рыцарь, не раздумывая, одним стремительным движением выхватил привешенный к поясу кинжал (один из тех, что недавно так ловко кидал в цель) и в мгновение ока приставил его к горлу сарацина.
– Мальчику я доверяю! А вот какого дьявола я должен доверять тебе? – воскликнул он, перейдя на родной язык. – Говори, кто ты и кто послал тебя ко мне?
Казалось, незнакомца не смутило стальное лезвие, упершееся ему в кадык. Он прямо посмотрел в глаза крестоносцу и сказал:
– Меня никто не посылал. Но я пришел сюда по просьбе моего сына. Я – эмир Фаррух-Аббас-аль-Малик. Ты и твой названный брат спасли в Акре моего наследника Рамиза-Гаджи. Я был уверен, что он погиб.
– Вот так штука! – ахнул пораженный Луи. – Но мы все были уверены… Да что там, мы твердо знали, что это как раз ты погиб в Акре, во время штурма Мушиной башни!
Сарацин улыбнулся:
– Я должен был погибнуть. Меня, раненного в грудь и в ногу, вынес из развалин башни и укрыл в хижине на окраине города один преданный воин. Но за меня приняли моего младшего брата – он попал под копыта коня, его лицо было сильно изуродовано, и потому произошла ошибка. Мне же сказали потом, что Рамиз был на самом верху Проклятой башни, когда она стала рушиться. У меня он – единственный сын, и я долго не мог оправиться от этого несчастья. Но вот час тому назад встретил его здесь, в Яффе!
Луи был уже достаточно искушен, чтобы сразу принять на веру слова эмира, поэтому не проявил бурной радости, но осторожно спросил:
– Отчего же в таком случае он не пришел сюда вместе с тобой?
Фаррух-Аббас ответил, все так же глядя в глаза рыцарю:
– Он остался в крепости, чтобы продолжить то, ради чего вы сюда пришли: ему нужно, если удастся, выведать, когда султан собирается покинуть Яффу, и думает ли взять с собою пленных христиан. О том, что отважный воин Эдгар жив и находится здесь, я уже сказал ему и теперь говорю тебе.
– Слава Богу! – воскликнул Луи и, вложив кинжал в ножны, перекрестился.
– Слава Богу! – тихим эхом подхватил Ксавье.
– И вы знаете, что Салех-ад-Дин намерен сделать с моим молочным братом? – быстро спросил граф.
И тут сарацин нахмурился:
– Что с ним намерен сделать Салех-ад-Дин, я не знаю, но думаю, могу догадаться: султан, скорее всего, захочет его обменять на нескольких эмиров, которых взял в плен на берегах Рошеталии. Правда, из-за твоего молочного брата многие правоверные сейчас смеются над своим повелителем: он так ликовал, когда ему сказали, что Ричард Львиное Сердце у него в плену! Поэтому он может гневаться.
– Но Эдгар обманул не самого султана, а его воинов, – вдруг решился вмешаться Ксавье. – Это они оказались глупцами, так за что же смеются над Салех-ад-Дином? И если смеются те, кто даже не был на поле сражения, то почему султан может гневаться на Эдгара, а не на них?
Луи лишь досадливо махнул мальчику рукой:
– Да в этом ли дело, Ксавье! Дело в том, что Салех-ад-Дин должен быть все же умнее. Вы сказали, достопочтенный Фаррух, что султан намерен обменять пленника?
– Я так думаю, – кивнул эмир. – Но… Есть люди, которые этого не хотят.
– Не хотят? Но кто и почему? – спросил рыцарь.
В глазах Фарруха промелькнуло смущение. Казалось, он раздумывает, отвечать ли откровенно. Но, как видно, врать ему не захотелось.
– У Салех-ад-Дина все больше и больше врагов, – сказал эмир. – Покуда от побеждал, его слушались. Сейчас готовы нарушить повиновение. И те, кто хотел бы свержения султана, пользуются каждой его ошибкой. После того как наша армия была разбита под Арсуром, Салех-ад-Дину ничего не остается, как предложить христианам мир. Если он сумеет заключить договор с королем Ричардом, ему удастся сохранить свою власть. Поэтому ему хотят помешать.
– Кто хочет? – вновь, уже почти резко спросил Луи.
– Прежде всего, его брат, мулюк Малик-Адил.
И помолчав, эмир добавил:
– Я сейчас в его армии и в его свите. После Акры я мечтал только об одном: отомстить убийцам моего сына. Малик-Адил сказал, что будет сражаться с неверными даже, если султан захочет мира с ними, поэтому я пошел на службу к Малику. Теперь я знаю, что на смерть Рамиза послал шейх аль-Фазир, комендант Акрской крепости, мой враг. А ты и твой брат спасли моего сына. Сейчас Малик-Адил замышляет убить рыцаря Эдгара.
– Чтобы султан не вернул его Ричарду и Ричард не согласился заключить мир с султаном? – в гневе воскликнул Луи. – Хороший способ! И что же, эмир? Ты, как я понимаю, пришел, чтобы помочь нам? Ты не хочешь смерти Эдгара?
Глаза Фаррух-Аббаса сверкнули:
– Человеку, который сохранил жизнь Рамиза, я готов отдать свою!
– Так помогите ему бежать! – проговорил Ксавье.
Но сарацин покачал головой:
– Это невозможно. Христианин заключен в угловой башне дворца эмира Эффы, и охрана там подчиняется Малик-Адилу. Меня они знают и пропустят туда, но не дадут вывести пленника. Кроме брата султана, им может приказывать лишь сам султан.
– Но ты ведь можешь рассказать Салех-ад-Дину, какую гнусность затеял его братец! – заметил Луи.
– Не могу. Я поклялся Малик-Адилу, что ни один правоверный не узнает о его планах.
– А мы? Ах да! Мы же не правоверные! – рыцарь рассмеялся. – Но тогда я могу рассказать обо всем Саладину. Впрочем, это уже бред! Меня к нему никто не пустит. И что же в таком случае ты собираешься делать, эмир?
Фаррух-Аббас положил руку на плечо крестоносца и понизил голос, будто боялся, что и в этом уединенном месте их кто-нибудь может подслушать:
– Один план у меня есть. Но для исполнения его нужна женщина.
– Женщина? – поднял брови Луи.
– Да. Султан благоволит к пленнику – он приказал привести к нему в башню одну из своих невольниц. Я условился со стражей, что сам приведу ее.
При этих словах в душу рыцаря вновь закралось подозрение.
– Ты сказал, что лишь час назад встретился с сыном. До того ты, вероятно, готов был помочь Малик-Адилу расправиться с Эдгаром. Почему же вдруг решил привести ему наложницу?
В черных, чуть суженных глазах сарацина на мгновение блеснул хищный огонек:
– Это как раз был замысел Малика – дать девушке кувшин с шербетом, а в него подмешать отраву. Она не знала бы об этом и стала бы пить вместе с христианином.
– И тогда в его смерти обвинили бы Саладина! – Луи даже не пытался скрыть своей ярости. – Какие нежные братские чувства живут в душе Малик-Адила… Но теперь, как я понимаю, ты передумал, эмир Фаррух? Так для чего женщина?
Эмир улыбнулся:
– Если она может принести яд, то может принести и спасение. Только тут пришлось бы посвятить ее в мой замысел. А доверяться женщине – значит обречь себя на погибель! Но мы должны поспешить: если этой ночью пленника не убьет отравленный шербет, то утром Малик-Адил может подослать к нему убийцу с кинжалом или удавкой. Все равно это припишут Салех-ад-Дину.
– Послушайте! – снова заговорил Ксавье, теперь голос его перестал дрожать и звучал твердо. – Если нужна женщина, а у нас ее нет, так давайте ее сделаем.
Луи повернулся к мальчику и посмотрел на него, как на сумасшедшего:
– Хорошая мысль, малыш! Только вот я не понял, кого из нас ты посчитал Господом Богом?
– Но мессир! – оруженосец вспыхнул и тотчас вновь побледнел. – Господь сотворил женщину из ребра Адама и вдохнул в нее душу. А нам-то всего лишь и надо суметь сделать женщину из мужчины. Это же куда легче! По крайней мере, если нет другого выхода, можно попробовать.
Глава 8. Гурия для рыцаря
Темница в угловой башне не выглядела обычной мрачной тюрьмой: в ней были побеленные стены, два довольно больших окна, забранных густыми решетками, но пропускавшими достаточно света и воздуха. Даже на каменном полу этой просторной комнаты был постелен ковер, правда, старый и вытертый, но все еще красивый. Поверх узкого матраса накидали целую груду подушек, а одеяла здесь не требовалось: даже ночи в Яффе в такое время года жаркие.
Правда, в эту ночь жара немного спала, и прохлада вошла в темницу. Но она не охладила лихорадочных мыслей Эдгара.
Молодой рыцарь в который раз переживал свой разговор с султаном, и не знал, что волнует его сейчас сильнее: то, что Саладин сказал о возможном заключении мира с крестоносцами и о возвращении им большей части Святой земли, или загадка, связанная с именем царевны Абризы.
Пленника привели к султану этим утром. Привели в палатку, поставленную среди руин, на месте главной крепостной башни. Трудно сказать, отчего Саладин приказал перенести сюда свой шатер. Возможно, хаотические груды битого камня и кирпичей, над которыми со свистом носились лишившиеся гнезд стрижи и ласточки, чем-то напоминали султану нынешнее состояние его собственной души? После Арсурской битвы он уже не умел скрывать ни своего смятения, ни своей растерянности, хотя до поры ему еще удавалось скрывать страх. И самое неприятное заключалось в том, что он не мог понять, кого боится сильнее: Ричарда Львиное Сердце, неумолимо гнавшего и гнавшего его от города к городу, или своих подданных, кажется уже готовых предать и уничтожить былого кумира! Льстивой преданности и угодливым словам Салех-ад-Дин отлично знал цену: он сам стал повелителем правоверных, совершив предательство, и понимал, как легко с ним сейчас может случиться то же, что с наследниками Нур-ед-Дина.
Невероятная радость, охватившая султана, когда ему сообщили, что его всадники захватили в плен короля Ричарда, сменилась страшным разочарованием, едва ли не отчаянием. О том, что рыцарь, назвавший себя корол