Я была там. Неподалеку открылся портал, и из него выпрыгнул пахт-Хранитель Источников, пронесшийся мимо меня. Аэромант на пике своих способностей, обладающий способностью летать. Два геллиона заметили пахта и устремились за ним, хлопая крыльями, вспенивая дымный воздух. Возможно, я могла бы остановить их, спасти его, но это был не мой бой. На меня не обратили внимания, и я парила над всем этим, собирая силу. Ну, не совсем так. Моя сила всегда была под рукой. Я собиралась с духом, ожидая своего врага.
— Я вижу его, — сказала я, когда наш враг, наконец, проявил себя. Война складывалась неудачно для обеих сторон. Мои войска гибли, раздавленные или еще хуже, под натиском чудовищного врага, которого они не понимали. Не было надежды победить. Но и наш враг понес слишком большой урон. Он больше не мог прятаться под камнями и землей. Наконец-то он показал свою истинную сущность. Наконец-то он открыл свое сердце.
— Я готова. — Ложь, хотя и произнесенная из лучших побуждений. Мы никогда не бываем готовы к важным событиям в нашей жизни, и любой, кто говорит иначе, либо дурак, либо шарлатан. Важные события и поистине знаменательные моменты подкрадываются к нам незаметно, как ассасины в ночи. Ты можешь планировать и готовиться, даже закалять себя перед лицом боли, которая, как ты знаешь, должна наступить, но ты никогда не сможешь быть по-настоящему готовым. Мы рождаемся в этом мире неподготовленными к его ужасам и чудесам, к испытаниям, которые он ставит перед нами, и к жертвам, которые требуются, чтобы пережить их. Мы покидаем его таким же образом. Я знаю. Я говорю по собственному опыту. Однажды я уже умирала, и у меня не было желания проходить через это во второй раз. Но миру наплевать на наши желания.
Я задержалась еще на несколько мгновений, высматривая в поле боя хоть какие-то знаки тех, кого я любила. Они ушли. Все они ушли. Все, кого я любила, пали под сокрушительной массой нашего врага, когда он появился из своего укрытия. Если бы только те, кого я ненавидела, пошли тем же путем, но, конечно, они все выжили.
— Я знаю! — рявкнула я. Время было не на моей стороне. Не на нашей стороне. Я медлила, откладывала на потом, боясь встретить свою судьбу. И с каждым мгновением, когда я колебалась, все больше из нас гибло. У меня не было времени. У нас у всех было мало времени.
Я была там. Я закрыла глаза, сделал глубокий вдох и упала. К земле, к полю битвы. Моему полю битвы. Моей войне. Они назвали это войной Королевы-труп. Что за чушь! Она была не моей, она была нашей, полностью нашей. Это была битва за все. Второй катаклизм. Конец всему. Я не начинала эту войну и сражалась в ней не за себя. Я сражалась за них. За моих друзей и мою семью. За моих детей. За всех жителей Иши. За землян и пахтов, гарнов и муров, и всех остальных. Даже за Про́клятых и Диких. За всех жителей Оваэриса и Севоари. Я сражалась за всех. За всех!
И я собиралась умереть за них всех.
Глава 1
Я начинаю свой рассказ с конца, потому что считаю важным представить этот контекст, но тебе нужно знать гораздо больше. Я надеюсь, что знание о конце покажет мои действия в менее мрачном свете, хотя и сомневаюсь в этом.
На чем я в последний раз закончила свой рассказ? Железный легион был мертв, его уничтожило отторжение Источников. В мире возродились два новых бога: Ранд и Джинн. Две стороны одной и той же отвратительной монеты. Мы скоро доберемся до этих ублюдков. Я покончила с собой, чтобы вернуть Сссеракиса в его мир. Мой ужас. Существо из страха и тени, которое настолько стало частью меня, что я не могла сказать, где заканчивалась я и начинался он. Это был единственный выход. Сссеракис был нужен Севоари для борьбы со своим древним врагом. Я была готова отдать свою жизнь, чтобы дать ему эту возможность. Конечно, в этом был и эгоизм. Я хотела умереть. Я хотела покончить со своей болью.
Но Хардт вернул меня к жизни. Тот большой дурак, который беспрекословно следовал за мной с тех пор, как я помогла ему выбраться из Ямы. Я никогда не заслуживала его преданности или любви, но он дарил мне и то, и другое, без колебаний и оговорок. Он и этот сумасшедший старик, Тамура, напомнили мне, что у меня есть причина жить.
И это подводит меня к Сирилет, моей второй дочери. Полагаю, мне следует сказать, что это моя единственная дочь, учитывая, что Кенто умерла всего через несколько дней после ее рождения. Мезула унесла ее с собой, и больше Кенто никто не видел. И без меня, без ее матери, Кенто умерла. Я всегда ненавидела себя за то, что бросила ее. Я так и не смогла увидеть ее тело, но Сильва рассказала мне о ее кончине. Сирилет, однако, была жива. Она была моей причиной продолжать жить, несмотря на все, что я потеряла и от чего отказалась. Несмотря на всю боль, ненависть и смерть, которые я принесла в этот мир, Сирилет выжила, и моя дочь нуждалась во мне. Конечно, я уже говорила, что подвела ее и она... что ж, мы еще вернемся к этому.
Итак, ты, вероятно, думаешь, что я начну свой рассказ с этого. Мне нужно было править молодым королевством, растить новорожденную дочь. Что ж, я справлялась и с тем, и с другим, и делала это плохо. Но нет. Я начинаю следующую часть своего рассказа спустя двадцать лет после того, как я проделала дыру в ткани мира и попрощалась с Сссеракисом.
Не становись старым. Да, приятно посмотреть на свою жизнь с некоторого расстояния, но это палка о двух концах. Ты оглядываешься на свою жизнь и видишь все, что ты сделала с чертовой точностью. А также боль. Слезы Лурсы, но молодость не ценишь, пока она не пройдет. У меня болели колени, спина, рука; даже та, которой не было. Прошло двадцать лет, а рука все еще иногда болит. Культя еще хуже, особенно на морозе. Я должна отметить, что, хотя я прожила на свете всего около сорока лет, у меня тело гораздо более старой женщины. Мое баловство с хрономантией неестественно состарило меня, и это продолжалось еще долго после того, как я поклялась никогда больше не прикасаться к этой школе Источниковедения. Так что, имея тело пожилой женщины, я испытывала боль. Особенно по чертовым утрам.
Я перевернулась на другой бок в своем маленьком спальном мешке и застонала, когда сквозь полог палатки прорвались раскаленные лучи. Я позволила свету ослепить меня на несколько минут, насмехаясь над ним. Я ненавидела утренний свет, но это был хороший способ меня разбудить. Иногда я подумывала о том, чтобы развернуть мою маленькую юрту так, чтобы она была обращена на север и в нее не попадало утреннее солнце, но это требовало слишком больших усилий для моих усталых костей.
Накинув потрепанное старое платье, а поверх него пончо, я, пошатываясь, вышла под яркое утреннее солнце. На Ише стоял конец лета, воздух был приятно теплым. Изумрудная трава щекотала мне пальцы ног, а запахи моей маленькой деревни были бальзамом для старой ворчуньи, которой я себе чувствовала, просыпаясь. Вчерашнее рагу разогревали на костре в центре деревни, и у меня заурчало в животе. Свежеиспеченный хлеб из каменной печи Ланни только усилил мой голод.
Райсом был небольшим поселением, всего двести человек, включая детей. Во многих отношениях он напоминал мне дом. Кешин, мой первый дом, лесную деревню, где я родилась. Все знали друг друга по именам, и все помогали. Сообщество.
— А-а-а! — закричал один из деревенских детей. Это была Денма, шумная, наглая девочка пяти лет. — Королева-труп проснулась. — Денма и ее друзья захихикали. Они понятия не имели, насколько они были правы, и, надеюсь, никогда не узнают. Мудрость детей часто упускают из виду.
Я прищурилась, глядя на сорванцов, а затем направилась к ним, размахивая культей в их сторону:
— Гррррр!
Они завизжали от восторга и забегали кругами. Я гналась за ними несколько секунд, прежде чем меня настигли дневные заботы. Затем я поспешила в уборную. Ну, на самом деле, в палатку. Запах, который я никогда не забуду. Это и была причина, по которой мы копали ямы поглубже и переносили палатку каждую неделю.
К тому времени, как я вышла, все дети уже были отправлены на утренние уроки. Это было тем, что я ввезла в Райсом. Я научила буквам и цифрам столько взрослых, сколько захотело, и настоятельно рекомендовала им передать эти знания детям. Некоторые взрослые поначалу сопротивлялись, но я очень быстро убедила их в пользе образования. По-видимому, с возрастом мой бледный взгляд стал еще более испепеляющим, хотя мои глаза больше не сверкают, как далекий шторм. Яростный дугошторм, который я когда-то впитала, давно сменился редкими раскатами грома и обещанием дождя. И я отказалась глотать Источник дугомантии, опасаясь, что шторм снова вспыхнет и выдаст мою истинную личность.
Я неторопливо направилась к общей кастрюле. Остатки тушеного мяса были съедены, но оставалась овсянка. Овсянка, как я выучила по опыту, просто другое слово для жидкой каши. Ты мог бы подумать, что я должна ненавидеть это блюдо, ведь в Яме я питалась только кашей, но, по правде говоря, те времена остались далеко в прошлом, и возраст сотворил свое волшебство, притупив острые углы. Немного. Достаточно, чтобы время от времени проглотить миску каши. Но не настолько, чтобы я не помнила имена всех тех, кто мучил меня в темноте. У меня до сих пор остались шрамы. И я не могла посмотреть в зеркало, не вспомнив Прига из-за сильно сморщенной плоти на моей левой щеке.
Я устроилась поближе к общему костру, на одном из бревен, которые мы использовали вместо скамей. Взяла миску и ложку и стала наблюдать за бесчисленными утренними ритуалами моей маленькой деревни. Молодой Грек был без рубашки, его смуглая кожа блестела, и он гордо демонстрировал мускулы, когда рубил дрова для костра. Он всегда находил повод снять рубашку. Даже если стояла середина холодной зимы и требовалось выполнить какую-нибудь работу, он снимал рубашку. Не то чтобы я возражала, на него действительно было приятно смотреть. Сараси вздыхала по этому мальчику из соседней юрты, отчаянно стараясь не смотреть на него, но у нее ничего не получалось. Я знала их обоих с тех пор, как они были неуклюжими детьми, и в этом танце не было ничего нового. Когда-то я нашла бы это очаровательным, но теперь мне просто хотелось, чтобы у них все получилось. Несколько влажных шлепков в темноте, за которыми последуют боль и разочарование. Юная любовь