Земля раскололась на части, когда Джинны и Ранд столкнулись, и каждый из них бросил в другого выбранные им стихии. Разразилась буря, подобной которой никто никогда не видел, огромные извивающиеся потоки разъяренного воздуха устремились вниз, чтобы обрушиться на землю, срывая вершины близлежащих гор и унося жизни жалких землян, съежившихся от страха. Деревья задвигались, пуская корни все глубже и глубже, ветви чудовищно выросли, пытаясь схватить Джиннов. Быть схваченным означало быть уничтоженным.
Астера, Связанный, погиб первым. Выбранная им форма была чистой энергией, испепеляющей дымкой фиолетового света. Он всегда был так уверен, что эта форма делает его практически неуязвимым для Ранд. Они доказали, что он ошибался. Он ворвался в их гущу, размахивая конечностями и нанося ужасные раны. Но Ислу, Жертву, было нелегко победить. Она увеличилась в размерах, приняв форму студенистого существа, и проглотила Астеру целиком. Он метался из стороны в сторону, но его тело не могло нанести существенного вреда телу Ислы. Еще несколько Ранд ринулись в бой, ныряя в студенистую форму Ислы. Сестры окружили Астеру, высасывая из него энергию. Астера становился все меньше и меньше, пока от него не осталось только мягко светящееся марево и крик боли, когда он затих. На его месте образовался хрустальный гроб. Терн, Блаженная, летела на костяных крыльях над схваткой, сражаясь с Вейнфолдом. В момент смерти Астеры Терн тоже закричала. Ее плоть почернела и разложилась, вскоре от нее остался только хрустальный гроб.
Аэролис в ужасе зашипел, а Крото повернулся к брату. Они оба знали, что эта война была бессмысленной. Они все умрут. И все же, это зашло слишком далеко, чтобы остановиться. Ни одна из сторон больше не могла сдерживать свою ненависть.
Буря становилась все более яростней, по мере того как братья Крото продолжали подпитывать ее. Многочисленные вихревые потоки воздуха опускались и касались земли. Повсюду бушевали молнии, большая часть которых притягивалась к телу Крото. Они ударяли в него, и он впитывал их, но не чувствовал обычного возбуждения. Внизу умирали его братья и сестры.
Приближалась огромная волна, затопляя сушу и все, что на ней было. Ранд каким-то образом гнали чудовищную массу воды из очень далекого моря. В волне бились сотни щупалец. На пути волны стоял Опус, Окончание. Его землистое тело росло и крепло, подпитываемое его силой и стихией под ним, пока он смело не встретил волну. Она обрушилась на него, и он закричал от радости, его голос перекрыл вой великой бури. Чудовище со щупальцами, принесенное волной, вцепилось в Опуса, терзая его. Он нанес ответный удар, отрывая конечности от существа, оставляя после себя огромные потоки маслянистой крови. Два чудовища сошлись в схватке. Клюв монстра со щупальцами вонзался все глубже и глубже в Опуса, выискивая его сердцевину, в то время как камень Джинна вонзался в его массу. Они умерли вместе, монстр и Джинн, заключенные в вечные объятия. Уриста, Жизнь, умерла вместе с Опусом. Они были на расстоянии половины поля боя, но связаны правилами своего существования.
Перестес, Острие, отделился от битвы и подлетел к Крото и Аэролису. Перестес принял форму подвижного металла, все лезвия скрежетали друг о друга, его голос напоминал скрежет скрежещущего лезвия.
— Вперед, братья, — сказал Перестес. — Генеус говорит покончить с этим. Один последний удар, объединив все наши силы, и сосредоточив их на мне.
Конечно, гордый Перестес будет центром их объединенных сил. Никто другой не был так уверен в своих способностях противостоять давлению. Аэролис вздохнул, не пытаясь скрыть своего недовольства, но все равно передал Перестесу свою силу. Крото последовал за ним. Как он мог не согласиться? Таков был план Генеуса, и Путеводный свет никогда не сбивал их с пути истинного.
С радостным возгласом Перестес развернулся и ринулся в бой. Он пробрался сквозь бурю, их братья летели за ним, передавая ему свою силу. Он засверкал, затем засиял, затем запульсировал такой мощью, какой Крото никогда не видел сосредоточенной в одном существе. Яркий, как солнце.
Ранд увидели, что происходит, и ответили тем же. Сера, Крылья разума, приняла мантию силы своих сестер. Она поднялась из остатков леса, и Ранд следовали за ней, передавая ей свою силу. Время вокруг Перестеса раскололось. Жизнь расцвела вокруг Серы. Ранд и Джинн столкнулись, и мир взорвался. Земля раскололась на многие лиги во всех направлениях, затем раскололась снова, и снова, и снова. То, что всего мгновение назад было землей, деревьями и камнями, превратилось в песчинки. Небо раскололось на части, буря утихла, и над ними разверзлась огромная дыра.
Крото посмотрел вниз на опустошение. Земля в одно мгновение превратилась в бесплодную пустыню. Сотни Джиннов погибли, как и сотни Ранд. Перестес и Сера приняли на себя основной удар, но высвободившуюся силу было невозможно сдержать. Слишком многие лежали мертвыми в своих хрустальных гробах. Но пока Крото смотрел вниз на разрушения, Аэролис первым поднял глаза. Его брат издал крик страха, и Крото обратил свое внимание на небо.
Над ними, на границе земной атмосферы, реальность разорвалось. Пространство за ее пределами было черным, бесконечным, но не пустым. А затем открылось око Создателя. Оно сияло на них, как звезда. Око Создателя жадно смотрело на него. Щупальца протянулись вперед, исследуя мир, цепляясь за края шрама.
Аэролис убежал. Крото ждал, глядя на Создателя. На Бога. Око сфокусировалось на нем. С криком ужаса Крото последовал за братом, страх придал ему скорости.
Глава 28
Я проснулась сонной. Это что-то вроде издевательства: ты просыпаешься усталой, словно соврала, проведя столько времени без сознания. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз впитывала чьи-то воспоминания, и всегда было гораздо пугающе, когда эти воспоминания принадлежали богу. У меня в голове ютятся немало таких воспоминаний, хотя это ничто по сравнению с количеством воспоминаний землян, которыми я обладаю. Иногда я спрашиваю себя, насколько я все еще я. Несомненно, то, кем мы являемся, определяется нашими воспоминаниями, и если это правда, то как быть с теми воспоминаниями, которые у меня есть и которые изначально мне не принадлежат? Каждый призрак, которого я когда-либо уничтожала, оставлял частичку себя со мной. Каждый заряд дугомантии, который я когда-либо поглощала, сопровождался воспоминаниями Хранителя Источников, который его выпустил, или Джинна, чья сила его создала. У меня даже есть кое-что из воспоминаний Джозефа. Итак, кто я такая? Что я такое? Насколько многое из того, кем я являюсь сейчас, заимствовано у других?
Ба! Идиотский философский бред. Я — это я. Все остальное — просто багаж, который я вынуждена таскать с собой.
Так и должно быть.
Я открыла глаза и увидела, что Имико стоит вверх ногами и смотрит на меня. Она вздрогнула и слегка отстранилась. «Ого! Давненько они так не сверкали». Я, наверное, должна была найти зеркало, чтобы посмотреть на себя, но, по правде говоря, мне это было не нужно. Во мне бушевал дугошторм, снова заряженный разрядом. Мои глаза сверкали, как буря перед концом света, и каждые несколько мгновений по ним пробегала молния.
Имико помогла мне сесть и прислонила к поручням, затем принесла бурдюк с водой. Я попила и попыталась сориентироваться. Стояла темнота. Высокие и яркие лу́ны плыли по небу, непрерывно борясь за то, чтобы поглотить друг друга, хотя Локар пошел на спад, только-только начав угасать, красная громада Лурсы вот-вот должна была заслонить его синюю массу. Звезды мерцали надо мной, их было так много. Внезапно я осознала, что в пространстве за порталами не было звезд. Совсем не было света. Только темнота и огромный глаз Создателя. Этого гребаного существа. Я отказалась называть его именем, которое ему дали Ранд и Джинны. Возможно, он их создал, но не меня, и я бы не дала ему такой титул. Не тогда, когда это существо пытается прорваться в наш мир, чтобы убить нас всех. Не тогда, когда оно забрало мою дочь и... изменило ее? Обработало ее так же, как когда-то сделала со мной Академия магии Оррана? Что бы оно ни сделало, я ненавидела его и не буду называть его Создателем. Как бы мне назвать его вместо этого? Низшее из низших. Струп. Да, мне это нравится. В этом есть определенная цикличность. Великий глаз струпа за разломом. Пошел ты нахуй, струп!
Мне было холодно, я начала дрожать и поплотнее запахнула пальто. Часть меня хотела снова проглотить свой Источник пиромантии, чтобы его пламя внутри согрело меня, но я все еще была слишком близка к отторжению. Я не могла рисковать, мне нужно было больше времени, чтобы прийти в себя.
Кенто опустилась на колени рядом со мной и накинула одеяло мне на плечи.
— С тобой все в порядке, Эска?
Я улыбнулась своей дочери. Она была прекрасна, так же совершенна, как и в детстве. Я всегда буду восхищаться этим. Каким бы отвратительным созданием я ни была, и каким бы идиотом и ксенофобом ни был Изен, мы каким-то образом объединились, чтобы создать Кенто. Доказательство того, что из две неправильности могут сотворить правильность. Может, это и к лучшему, что мы не принимали участия в ее воспитании. Возможно, трусость Изена и моя ярость разрушили бы все шансы на то чудо, которым она оказалась. Может быть. Но я все еще не собираюсь благодарить Мезулу за то, что она украла моего ребенка.
Кенто нахмурилась:
— Она, что, лишилась рассудка?
Я усмехнулась:
— Нет. Но ты назвала меня Эска, а не Эскара, и это сделало меня счастливой.
— О, — резко сказала Кенто и встала, отворачиваясь от меня. Черт меня побери, но я испортила момент. Моя дочь, наконец, прониклась ко мне теплотой, вплоть до того мгновения, когда я уже не могла сохранить что-то хорошее достаточно долго. — Я рада, что с тобой все в порядке.
Я с трудом поднялась на ноги, чувствуя, что мои ноги подкашиваются от усталости, и выглянула через поручни. Я увидела под нами облака, белые клочья которых в темноте казались серыми. Мир под ними был похож на обсидиановое стекло. Мы снова были над океаном.