— Это правда?
— Буду я врать! Этот старый пердун таскал сюда девок только так.
Татьяна презрительно скривилась, и я поняла, что она зла на Шурика. Нет, зла — это слишком слабо сказано. Она смертельно его ненавидела, это было написано на ее курносом лице. Только вот за что? Шурик дал ей работу, платил хорошие деньги, заботился о ней, как о собственной дочери… Как о дочери? Надо бы подумать об этом на досуге.
— Ну что, будем закапывать?
— Да, конечно, — сказала я и схватилась за лопату.
Вскоре все было закончено. Татьяна разровняла землю и закурила.
— Можно сказать, доброе дело мы с тобой сотворили, — сказала она. — Похоронили его в любимом месте. Он ведь без этого дома жить не мог. Его сюда как магнитом тянуло. Оно и понятно, здесь не хуже, чем в какой-нибудь Швейцарии. Тишина, покой, чистый воздух… Послушай, а ты его хоть немного любила?
— Что? — вздрогнула я.
— Ты любила Александра Игоревича? Ну, Шурика своего.
— Нет. А разве такого можно любить?
— Наверное, можно. Жена, например, за него замуж по любви выходила.
— Ты думаешь, по любви? Мне кажется, за такого только ради денег и пойдешь. Хотя, когда он женился, вряд ли был богат. Деньги обычно приходят с годами.
Татьяна щелчком отбросила окурок в сторону.
— Послушай, ты бы сходила в дом, принесла горячительного, — сказала она. — Голова по швам трещит от всех забот.
— Что, прямо на могиле пить будем?
— А то! Мы ведь должны его помянуть по-человечески. Пока ты за спиртным сходишь, я тут клумбу разобью, чтобы ни у кого подозрений не возникло. Фиалок насажаю, ромашек… В парнике их, как грязи. Шурик по полевым цветам тащился. Я всегда этому удивлялась. Вроде богатый мужик, должен все изысканное любить, а он с колокольчиками носится как придурок. Одним словом, лох. Как был лохом, так и остался. Даже деньги его не спасли. Я тут несколько дней назад ковры вытрясала. Только вынесла на улицу, гляжу, этот урод веник из колокольчиков тащит, счастливый такой, словно эти колокольчики из золота сделаны. Он потом этот веник мне подарил…
Опустив голову, я пошла в дом. Терпеть Татьянину болтовню не было сил. Клумбу она разобьет! Еще бы табличку на сосну присобачила: «Копать здесь». Хотя при известной любви покойного к цветам еще одна клумба, может, и не вызовет подозрений. А джип? Куда, интересно, мы денем джип? Охрана его видела… Да и Татьяна… Уж слишком подозрительна ее помощь. Знает девчонка, что я при деньгах, будет потом шантажировать… Да ну ее ко всем чертям!
Дом встретил меня тишиной. На мраморном столике у входа стоял поникший букет полевых цветов. Колокольчики… Как трогательно! Мне он обычно дарил розы. Голландские, на длинных ножках. Восемьдесят пять рублей штука. Без запаха. Стоят не меньше двух недель. Приеду домой (если приеду!) обязательно выброшу. Хочу стереть из памяти все.
Шурик… Стареющий плейбой… Татьяна спросила, любила ли я его. Нет, не любила. Я любила его деньги. Денег у него было, как у арабского шейха. Наверное, он задницу в туалете долларами подтирал. А он, интересно, меня любил? Теперь это не имеет никакого значения…
Бар был заставлен бутылками. Каждая тянула долларов на сто. Многие — привозные. Ох и напьемся мы сейчас с Татьяной! Текила… Текила, пожалуй, подойдет. Сорок градусов, а с водкой не сравнишь.
Половицы за моей спиной тихо заскрипели.
Я вздрогнула и выронила бутылку из рук. Бутылка, ударившаяся о каминную решетку, разбилась, звон стекла привел меня в чувство. Я оглянулась — никого… А может, это душа Шурика?
— Мамочки мои! — Взвизгнув, я выхватила из бара коробку с коньяком и пулей понеслась на улицу.
Татьяна, что-то напевая себе под нос, сажала цветы на могиле Шурика. Ну и выдержка у этой хохлушки!
— Нормальная клумбочка получилась, — сказала она. — Я ее ракушками обложу. У меня их целый мешок валяется. Шурик с моря внукам привез, а они играться не стали. Этим монстрам компьютеры подавай!
Я остановилась в двух шагах от нее, пытаясь привести дыхание в норму. Татьяна повернулась ко мне и поинтересовалась:
— Ну что, мы сегодня пить будем или нет?
— Будем, — кивнула я.
— Так давай, наливай. Ты меня в это дело впутала, ты и суетись. Правда, у меня руки в земле, но это такая мелочь! Мне эта земля родной стала. Я здесь уже три года живу.
Я распечатала коробку, достала коньяк и две фирменные рюмочки.
— А что закуски не прихватила? — строго спросила Татьяна.
— Какая, к черту, закуска?! — возмутилась я. — Тоже придумала — рядом с покойником пир устраивать!
— А мы не пир устраиваем, а поминки. В этом-то вся и разница. Ну ладно, давай шлепнем. За Шурика. За него, родного.
Я выпила коньяк (вкуса не почувствовала) и тихо спросила:
— Таня, а тебе-то зачем все это нужно?
— Что именно?
— Ну, мне помогать…
— У меня с Шуриком свои счеты.
— Какие?
— Тебе интересно?
— Ну да, — подтвердила я.
— Тогда наливай рюмку, скажу.
Я налила, мы опять выпили. Помолчали. И выпили еще.
— Для меня это не спиртное, — вздохнула Татьяна. — Я на самогонке выросла. Вот если б сейчас самогоночка была… Да, ты там что-то спрашивала, кажется? Ну, мне скрывать нечего. Я к Шурику особой симпатии никогда не испытывала. И, если честно, подруга, я уже подумывала о том, чтобы его прибить, честное слово. Он у меня вот где сидел. — Татьяна выразительно похлопала себя по крепкой шее. — А помогаю я тебе потому, что эта сволочь принуждала меня жить с ним.
— Как это принуждал? Врешь ты все!
— Так это. Можно подумать, ты не знаешь? Трахал он меня за бесплатно, вот и все.
— И тебя тоже?
— А чем я хуже других?
— Просто Шурик не раз говорил, что относится к тебе, как к дочери.
— Ага, у него таких дочек…
Татьяна похлопала себя по карманам в поисках зажигалки, наконец нашла и, чиркнув несколько раз, закурила. Сигарета в ее руке дрожала.
Мне не хватало воздуха. Так, как сейчас, я не нервничала еще никогда в жизни. Разве что в казино… Особенно когда проигрывала. Правда, такое редко бывало.
Помнится, полгода назад я потеряла около пяти тысяч долларов. В роли утешителя выступил Шурик. Сначала он по-отечески пожурил меня за алчность, а потом компенсировал почти все деньги. И зачем только я его убила? Он так часто меня выручал. Ну а секс… Противно, конечно, трахаться со стариком, но… Терпимо, вполне терпимо! За такие-то деньги… Мужики нынче жадные пошли.
Был у меня один — в ресторан с калькулятором ходил. А Шурик — нет. Шурик — натура широкая. Найти ему достойную замену будет трудно.
— Я его на дух не переносила, — вернула меня в реальность Татьяна. — Старый извращенец! Трахал все, что шевелится. Ведь у него уже хрен не стоял. Так нет же, блин! Тычет, тычет, пока мозоль не натрет. Из-за него я секс возненавидела вообще. Пользовался тем, что я без регистрации живу. На людях относился по-человечески, а когда наедине оставались, так затрахивал, что думала, помру.
Я недоверчиво посмотрела на то место, где мы закопали Шурика.
— Мне и в голову не приходило, что ты с ним…
— Он со всеми… Ты правильно сделала, что шлепнула его. Представляю, как он тебя достал. Главное, Маргарита, держи себя в руках и стой на своем. Ты ничего не делала. Ничего! Тебя вообще тут не было.
— Меня видела охрана.
— Ну и что? Поселок большой, гости приезжают часто. Тем более, охрана каждый день меняется. К тому же отпуска начались. А я всегда подтвержу, что ты к нам не приезжала. Считай, что у тебя есть алиби.
— А как же машина? Ведь машина Шурика во дворе стоит.
— И это не проблема. Ночку здесь переночуем, а завтра сядешь за руль и спокойненько уедешь. Стекла у машины тонированные. Бог даст, охранники и не заметят, кто за рулем. Может, сам хозяин. А кому же еще? Чтобы не светиться, оставишь джип у обочины, а до города на попутке доберешься.
— Но ведь его жена подаст в розыск…
— А пусть подает… Висяков в ментовке до хрена и больше. А за меня не беспокойся. Я буду молчать. Я ведь и сама заинтересована в смерти Шурика, так что в тюрягу тебя не посажу. В конце концов, я теперь соучастница. Я тебе от трупа помогла избавиться. Видишь, какую клумбу разбила.
Татьяна растянула пухлые губы в улыбке, но улыбка получилась неискренней. Я не знала, можно ли ей доверять. Хохлушки хитрые, значит, и эта такая.
— Ты, Маргарита, ничего не бойся, — продолжила Татьяна. — Говори всем, что в последнее время не видела Шурика. По работе была занята, с другим встречалась — найди объяснение.
Я кивнула в знак согласия, не зная, что сказать.
Глава 9
На улице быстро темнело. Вдобавок ко всему стал накрапывать дождь.
— Ну, пошли, что ли, — подтолкнула меня к дому Татьяна.
Признаться честно, мне не хотелось ночевать в доме покойного Шурика.
— Тань, а может, сейчас поехать? — робко предложила я. — К чему тянуть до утра? Ночью от машины легче избавиться.
— Ага, в таком состоянии только за руль и садиться, — усмехнулась она. — Гаишники, или — как их? — гибэдэдэшники сразу таких тормозят. Нюх у них на спиртное. А это — конец, не отвертишься.
По моей просьбе Татьяна постелила мне в гостевой комнате. В спальню подниматься не хотелось. Накувыркались мы там с Шуриком… Нет, не надо было его убивать. Я действовала бессознательно. Поддалась сиюминутному порыву. И зачем только я пила эту водку? Чтобы согреться. Чертов морозильник! Ну вот, опять затрясло. Надо будет завтра сходить к врачу…
Завтра… Еще неизвестно, что будет завтра. Татьяна эта… Странная девица… Заботливая… «У попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее убил. В землю закопал… Закопал… Закопал…» Мысли-то как путаются. И на душе кошки скребут. Предчувствие дурного? Может быть, может быть… Ах, Шурик, Шурик… Двуликий Янус. Одно лицо — лицо государственного мужа, часто мелькавшее по телевизору. Депутат хренов… Другое — похотливое, сладострастное… И Таньку он тоже трахал, и по борделям шлялся. Ишь, неугомонный. Хотел продлить себе молодость? Продлил… Лежит теперь под сосной, червяков кормит. Брр… А на прошлой неделе он отфакал меня прямо на работе. Заявился без звонка, закрыл дверь на замок, спустил штаны и попросил сделать минет. Порнухи, наверное, насмотрелся. Я, естественно, отказалась. «А за тысячу баксов?» — спросил он. «За тысячу — на столе, без изысков». Задрала юбку, легла, он пристроился сверху. Пыхтел, пыхтел, наконец кончил… Старый козел… А жену его я действительно никогда не видела. Даже на фотокарточках. Шестьдесят пять лет… Та еще кляча… «Она и домом управляет, и за внуками следит, и деньги считать умеет», — вспомнились слова Шурика. А я, значит, не умею? Да мое агентство процветает,