Мать Бёрье побледнела, глаза ее наполнились страхом. Она уже поняла, куда клонит брат. На лестадианских собраниях принято указывать пальцем на недостойных членов общины. Обличать в грехах, призывать к исправлению и покаянию. И самая большая грешница здесь, конечно, она.
Праведники вздыхали, поддакивали, качали головами. Кое-кто вытащил носовой платок – утереть непрошеную слезу.
Бедная мать, причитал Хильдинг. Как она стремилась к тому, чтобы все они жили в истиной вере! Это и стало самым большим несчастьем в ее жизни. Потому что младшая дочь – младшая, радость очей ее! – единственная из семьи не пошла по узкому пути, ведущему к вечной жизни.
Никто не оглянулся на мать, но внимание всего зала устремилось на нее. Мать опустила плечи и свесила подбородок на грудь. Сжалась – как под обрушившимся на нее вдруг ледяным ливнем. А Хильдинг продолжал – об узком, тернистом пути вечной жизни и широкой, торной дороге погибели. Бёрье почему-то вспомнилась одна знакомая тропинка на болоте.
Потом больше уже никто не говорил о грехах матери. Люди стали даже приветливее. Ласково улыбались, как будто и вправду хотели ее утешить. Они обличили ее – грешницу с прижитым вне брака сыном, с короткими волосами и косметикой на лице. Теперь самое время сменить гнев на милость.
И опять собрание зашумело. Подали тарелки с бутербродами и горячий кофе – чашки успели остыть. Бёрье потянулся за булочкой, когда железная рука впилась ему в плечо. Из-за спины возник дядя Хильдинг. Глаза – как весенние льдинки, губы сжаты.
Он заметил, что Бёрье хилый – сложен, как девочка.
– Он занимается гимнастикой, – объяснила мать.
Это Бёрье соврал, что ходит на гимнастику. Потому что бокс она в жизни не разрешила бы.
Дядя Хильдинг еще сильней сжал губы – в серую, бескровную линию, словно карандашом провели. Гимнастика – грех и суета мирская.
– Это и есть то, чем сейчас занимается молодежь? – спросил он. – Неужели нет более достойной физической нагрузки? Моему Антти шесть, и он помогает Эркки строить новый сарай.
У матери хватило ума промолчать хотя бы на это. Бёрье даже думать боялся о том, что будет, если она отдаст его в батраки этим «родственникам».
Дети Эркки, Даниэля и Хильдинга были точными копиями родителей – серьезные лица, поджатые губы. Бёрье заметил, что сыновья Хильдинга все время избегали отца. Разлетались при первой возможности, словно пыльные комки под диваном. Хильдинг в любое время мог приказать им что угодно. Но стоило ему отвлечься на кого-нибудь другого, как они тут же исчезали из его поля зрения.
– Ну всё, уходим. – Мать посмотрела на часы.
До вечернего автобуса еще три часа, но она хотела посмотреть дом. Это была ее доля в дедушкином наследстве. Эркки получил хутор. Лес поделили между собой братья. Ну а маме достался небольшой дом.
Мать и Бёрье переоделись в джинсы и резиновые сапоги. Дом в получасе ходьбы по лесу. Он не бог весть что – плохо утеплен, и в окнах одинарные рамы, – но так удачно расположен на склоне холма, спускающегося к роднику, где вода такая чистая и прозрачная, и летом можно купаться… Вечернее солнце озаряет маленькую лестницу. И комаров почти нет, потому что это песчаный лес, со старыми елями, величественными лиственными деревьями и высокими соснами, стволы которых в закатном солнце отливают золотом и медью.
Мама всегда любила старые ели. Она сварила кофе на дровяной печи, хотя они уже выпили по несколько чашек. Плечи мамы опустились, лицо смягчилось. Она считает, что это самое красивое место в мире. И Бёрье с ней согласен.
Он успел выкупаться в ручье – разбил ногой тонкую ледяную корку по краям и, фыркая, наплескал воды себе на грудь. А мама, смеясь, уже бежала к нему с полотенцем…
Пора в обратный путь. Дядя Хильдинг отвез их на автобусную остановку. На прощание он больно ущипнул племянника за шею. Держал его за затылок, словно желая встряхнуть как следует, сделать из него человека. Мать еще предоставит ему такую возможность, но сейчас никто из них об этом не знает, включая ее…
Анна-Мария Мелла и Томми Рантакюрё прибыли в Курккио сразу после обеда в пятницу. Криминалисты уже были на месте. Их машина стояла во дворе Мерви Юханссон. Женщина из их группы вкратце описала ситуацию.
– Там, за обломками телеги… – показала она. – Очень тяжело работать. Пробраться к месту невозможно, не уничтожив все следы, поскольку снег в метр толщиной и рыхлый, как пюре. Поэтому мы зависли на вертолете с дроном и снимали оттуда. А потом буквально плюхнулись с носилками и забрали тела. Сейчас они в фургоне. Хотите взглянуть?
Они пошли к фургону.
– Смысл ведь в том, чтобы собрать улики, – продолжала криминалист. – Мы прочесывали на снегоходе сантиметр за сантиметром. Мартинссон заказала вертолет, чтобы перебросить нас и на остров тоже, но пилот боится сажать машину на такой снег. Говорит, вертолет может перевернуться. На днях они забирали с острова морозильник с отцом Бёрье Стрёма и мертвого Хенри Пеккари. Хотя, конечно, все это очень непросто. Правда, что Стольнаке перешел на остров пешком, да еще тащил за собой резиновую лодку на всякий случай?
– Вы его знаете. – Анна-Мария криво улыбнулась.
Криминалист открыла заднюю дверцу фургона, и они с трудом протиснулись между носилками.
– Похьянен, конечно, еще скажет свое слово, – начала криминалист. – Но на вид женщинам от двадцати пяти до тридцати лет. Их переехал снегоход, несколько раз. Следы видны на снимках с дрона. Кости таза переломаны. Мы почувствовали это, когда поднимали их. Не совместимые с жизнью обширные кровотечения.
Криминалист показывала то на одну, то на другую жертву. Мелла записывала на айфон.
– Бедренные кости смещены; вы видите, как здесь все распухло. Асимметрия грудной клетки, сдавили вот с этой стороны… думаю, она умерла не сразу, потому что воздух просочился в жировую ткань. Если надавить, слышно потрескивание.
Криминалист приложила палец в резиновой перчатке к коже мертвой женщины и продемонстрировала.
– Раздробленные кости носа, стертые уши… Кожа на лице, особенно у одной. Предвижу большие проблемы с реконструкцией.
– Их нужно идентифицировать, – сказала Анна-Мария. – Мне понадобятся стоматологические карты и ДНК, и как можно скорее. Особые приметы?
– Мы искали, – ответила криминалист. – Никаких украшений. У одной на лодыжке татуировка – красный зонтик. Вот здесь… Я сделала хорошее фото, могу прислать.
Томми Рантакюрё развернулся и вышел. Мелла направилась следом, вглядываясь в его спину. Нужно дать ему время прийти в себя. Не все убийства одинаковы. Хорошо все-таки, что Томми не утратил чувствительности за столько лет работы. В отличие от самой Меллы, как ни горько ей было это осознавать…
Она посмотрела в сторону острова. Вспомнила, что на втором этаже дома Хенри Пеккари лежат три матраса. «На них были кроссовки, – подумала Анна-Мария. – И только на одной – куртка. Куда бежит тот, кому угрожает опасность? К дому, конечно. Там люди, они могут помочь».
Двое убегают, один гонится за ними на снегоходе. Или нет. Убегают трое, но только одному – или одной – это удается.
Могут ли эти смерти быть следствием несчастного случая? Бывало, люди умудрялись переехать самих себя собственным автомобилем. Но чтобы несколько раз… Их, конечно, переехали намеренно, неоднократно и в разных направлениях. Вне сомнения, это убийство, и оно чудовищно.
Но расследование убийства – вещь интересная. Если только это не женщина или ребенок, насмерть забитые отцом или мужем в собственном доме… Тогда все слишком ужасно.
Мелла подумала о молодых женщинах в снегу. Вспомнила дочь, которая утром готовила смузи на кухне. Анна-Мария много лет проработала в полиции. Нужно напоминать себе, что убитые тоже были чьими-то дочерьми. Находить в себе силы сострадать жертвам, не теряя при этом веры в человечество.
«Странная все-таки у меня работа, – подумала Мелла. – Так просто и не объяснишь…»
Откуда ни возьмись рядом появился Томми, молчаливее обычного. Он выглядел сломленным – бледное лицо, темные круги под глазами. А ведь держался, когда его бросила девушка… Нашел другую, из Альтаярви. Поэтому Мелла и выбрала его, а не кого-то другого. Надеялась, что Томми будет ее подбадривать. А получается наоборот.
– Анна-Мария… – начал вдруг Томми. Но когда Мелла спросила «Что?», отмахнулся: – Да нет, ничего.
Тут подошли криминалисты и сообщили, что вертолет уже вылетел.
Понедельник, 2 мая
В десятом часу Карл фон Пост снова появился на работе.
Секретарь Эва Бергмарк сообщила, что за выходные расследований в отделе Ребекки Мартинссон прибавилось. Три убийства – две неопознанные женщины и алкоголик Хенри Пеккари. И это не считая четвертого, с истекшим сроком давности – Раймо Коскелы.
Хотя именно Раймо Коскела вызвал наибольший интерес у журналистов. Отец известного боксера обнаружен в морозильнике спустя 54 года! Эта новость набрала так много кликов в интернете, что оживились и телевидение, и бумажная пресса. Мертвые женщины фигурировали в новостях скорее в качестве бесплатного приложения.
– И никому не пришло в голову проинформировать меня раньше? – возмутился фон Пост.
– Честно говоря, я думала, что Мартинссон уже это сделала, – ответила Эва Бергмарк. – Я спрашивала ее, но…
Фон Пост вскочил с места прежде, чем Эва успела договорить.
В кабинете Ребекки незадачливого шефа приветствовал радостным лаем Снуррис. Щенок вилял хвостом и подбрасывал тряпичного кролика, словно намеренно искушал фон Поста: «А ну-ка, отними! И тогда мы с тобой подеремся как следует, а потом станем лучшими друзьями на всю жизнь».
Фон Пост попробовал оттолкнуть собаку ногой. Мокрый кисловатый запах игрушки чуть не вызвал у него приступ тошноты. В этот момент фон Пост решил для себя, что главным условием при очередном наборе офисного персонала должна быть аллергия на шерсть домашних животных. Тогда вопрос о запрете содержания собак в прокуратуре не вызовет возражений.