Когда допрос закончился, Рагнхильд спросила, известила ли полиция Улле о последних выводах следствия.
– Да, – ответила инспектор Мелла. – Ваш брат знает, что Хенри Пеккари был убит.
Когда Рагнхильд покидала отделение полиции, ей пришло в голову, что Улле даже не позвонил, чтобы сообщить ей об этом. «Сервисный центр», – снова подумала она.
– То есть их было три. – Ребекка Мартинссон зачерпнула ложкой йогурт. – Что это… кактус-лайм?
– Придумают же… – Свен-Эрик любовно разглядывал свой апельсиново-ванильный. – Твое здоровье, прокурор!
Он одним махом вылил в себя питьевой йогурт и откинулся в кресле для посетителей.
Это Стольнаке предложил Ребекке йогурт сразу после того, как она вернулась со своих слушаний. В отличном настроении – как-никак, судебные процессы были ее специальностью.
– Двоих переехали насмерть, – сказала она. – Ты ведь слышал, что мы обнаружили на нижней части снегохода Хенри Пеккари? Но куда подевалась третья? Не хочешь заняться этим? У меня и без того сверхурочные.
Свен-Эрик замахал руками.
– А кто будет заниматься отцом Бёрье Стрёма? До него у тебя руки тем более не дойдут.
– Да, что у нас с Раймо Коскелой, кстати?
– Вот думаю расспросить Похьянена насчет пули. И собираюсь побеседовать со старыми тренерами Бёрье Стрёма. Они ведь знали Раймо.
Энергичный стук в дверь – и в проеме появилась голова Фреда Ульссона.
– Привет, Свемпа! – Фред кивнул Стольнаке и помахал списками телефонных разговоров, как будто предлагал Ребекке пачку выигрышных лотерейных билетов. – А это тебе.
– Я и забыла, что именинница сегодня! – рассмеялась Ребекка.
Это и в самом деле здорово – снова ощущать себя частью команды. Когда полицейские стучат в дверь, рапортуют, ждут новых указаний. На сегодня все планы как будто выполнены. По отделению уже разнесся слух, что Мартинссон снова включила конвейер. Пресс-конференция прошла без сучка и задоринки. Один фон Пост грустит за закрытыми дверями.
– Вот здесь! – Фред Ульссон ткнул в обведенное желтым маркером место. – Как мы знаем, в пятницу восемнадцатого апреля Хенри Пеккари звонил своему брату Улле. Но не прошло и минуты, как он набрал… кого бы вы думали? Франса Меки.
– Что за черт! – вырвалось у Свена-Эрика. – Неужели старик еще жив?
– О ком вы? – не поняла Ребекка.
– Напрягись, – ответил Стольнаке. – Не может быть, чтобы ты о нем ничего не слышала. Сколько же ему теперь? Лет сто, не меньше…
– Восемьдесят восемь, – поправил Фред Ульссон. – Живет где-то за Эсрейндж[35]. Женат пятый раз, насколько мне известно. На какой-то русской.
– Он ведь всегда был связан с криминальным миром, – заметил Стольнаке. – Владел ресторанами и клубами по всей стране. Недвижимостью тоже. В шестидесятых-семидесятых годах не брезговал наркотиками и кражами. Ну а потом наркотики переняли другие.
Свен-Эрик вскрыл очередную бутылочку питьевого йогурта. Ребекка заметила, что он из тех полицейских, кому лучше думается, когда руки чем-то заняты. Тут ее мысли автоматически переключились на Кристера, который тоже все время что-то делал. Но Ребекке быстро удалось собрать мысли и вернуть в нужное направление.
– Франс Меки – прирожденный гений криминала, – продолжал Свен-Эрик Стольнаке. – Каждый раз новые идеи. Почти как у Берта Карлссона[36] в сериалах. В начале восьмидесятых, к примеру, когда у него была автомастерская, Меки скупал разбитые автомобили класса «люкс». В смысле, совсем разбитые. Откручивал номерные знаки и топил машины в заполненных водой шахтных карьерах где-нибудь в Норрботтене. Потом его парни угоняли такие же машины, только новенькие, и Меки ставил на них открученные номера. Ну вроде как отремонтировали. Не так давно новый владелец этой мастерской затеял перестройку. Стали копать фундамент – и нашли больше тридцати номерных знаков утопленных машин. Дело закрыли за истечением срока давности.
– Он был активен еще в начале двухтысячных, – подхватил Фред Ульссон, – занимался контрабандным дизельным топливом из Финляндии. Это была громкая афера, когда люди выкупали свои хибары и поджигали. Еще до «Ангелов ада».
– Странно только, что у людей никак не хватает ума решить это простое уравнение, – сказал Стольнаке. – Ведь если ты покупаешь дешевые контрабандные сигареты, или спиртное, или, скажем, амфетамин для вечеринки, то на чью мельницу льешь тем самым воду? Это прибыльный бизнес, и он под контролем криминала. А потом, когда на улицах начинается стрельба или наркотики продают в школах, они звонят в полицию.
– Так чего от него хотел Улле Пеккари? – спросила Ребекка.
– А афера с брусникой, помните? – как ни в чем не бывало продолжал Стольнаке. – Сюда съезжался народ из Таиланда и Болгарии, собирать ягоды в лесу. За это Меки сулил им золотые горы. Но выпал снег – а они не получили ни кроны. Поиздержались, задолжали за жилье, авиабилеты и жили неизвестно на что. Хотя и работали все лето. Под конец коммуна собрала им денег на дорогу домой.
– Тогда еще в газетах писали про «Брусничного Короля»? – неуверенно вспомнила Ребекка.
– Я же говорил, что ты про него слышала, – обрадованно улыбнулся Свен-Эрик. – «Королем» его называли и до этого. Но прозвище «брусничный» пристало к Меки только после этой истории. Лучшие его годы к тому времени миновали, поэтому Меки это не понравилось. Он написал в газету и пригрозил подать на журналиста в суд. Его письмо опубликовали.
Свен-Эрик поднял глаза к потолку, как будто что-то припоминая.
– Ты еще хотела знать, – прервал Фред Ульссон воспоминания Свена-Эрика, – звонил ли кому-нибудь Улле Пеккари сразу после того, как вы у него побывали.
Ребекка вскинула голову.
– Он звонил, – подтвердил Фред Ульссон. Пролистал список и показал еще на одно место, обведенное желтым маркером: – Вот. Он звонил сыну, когда вы там еще были. Разговор продолжался семь минут и тридцать две секунды.
– Само по себе это ничего не значит, – заметил Свен-Эрик. – Пеккари только что узнал, что его брат был убит. Желание поговорить с сыном в такой ситуации вполне естественно.
– Но это может значить и нечто большее, – возразила Ребекка. – Улле солгал нам, не забывай. Сначала он сказал, что вообще не контактировал с Хенри, а потом, после того как мы прижали его к стенке, вдруг вспомнил, что Хенри звонил ему именно в тот вечер. Я хочу поговорить с Брусничным Королем. Ты со мной, Фредде?
– У меня сеанс хиропрактики. Может, Мелла? У нее ведь серьезный участок работы в этом расследовании.
Бёрье Стрём вернулся в отель сразу после пяти вечера. Снова позвонил Рагнхильд Пеккари – и не дождался ответа.
Он перечитал всю местную прессу на столиках в холле. Потом вышел в город, накупил рубашек, трусов и носков. Около шести мобильник зазвонил. Это был Свен-Эрик.
– Решил нанести визит вашим старым тренерам. Что скажете? Мне интересно, знал ли ваш отец Хенри Пеккари.
Бёрье помчался в отель, вбежал по лестнице в номер и сорвал ценник с одной из новых рубах. Когда спустился в холл, Свен-Эрик уже был там и снова разговаривал по телефону.
– Слушай, Похьянен, – кричал в трубку Стольнаке, когда они с Бёрье выходили из отеля на парковку, – здесь Бёрье Стрём. Я включаю громкую связь.
– Как ваши дела? – прохрипел Ларс Похьянен.
– Мы с Бёрье едем к его старым тренерам, – ответил Свен-Эрик.
– Отлично, – одобрительно каркнул Похьянен. – Я насчет пули, которую Свен-Эрик нашел в стене. Она была выпущена из пистолета, калибр девять миллиметров.
– Черт возьми… – выругался Свен-Эрик.
– Это несколько сужает круг наших поисков или как?
И снова приступ мокрого кашля. Свен-Эрик и Бёрье переглянулись и покачали головами.
– Кто в шестидесятые годы имел доступ к такому оружию? – спросил Похьянен, когда кашель отпустил. – Общество охотников Лапландии? Хемверн?[37] Полагаю, стрелковые клубы тоже были.
– Неплохо бы привлечь общественность, – заметил Стольнаке.
– Ты читаешь мои мысли, – выдавил из себя Похьянен, борясь с новым приступом кашля. – Я уже звонил в «Норрботтенский социал-демократ» и «Курьер». Люди ведь пишут об этой истории и в социальных медиа тоже. Надеюсь, информация распространится.
Они завершили разговор.
– Слышали? – спросил Стольнаке Бёрье Стрёма. – Пуля была выпущена из пистолета, какими пользуются военные.
Пока Свен-Эрик выруливал с парковки, Бёрье размышлял о своем:
– Эх, отец, чем же ты таким занимался?..
– И не говорите, – отозвался Стольнаке. – Кстати, о Брусничном Короле вы, конечно, слышали?
– Тогда он назывался просто Королем. – Бёрье Стрём вздохнул. – И владел зданием, где размещался наш клуб. Заходил чаще с сыном. Парень всего на несколько лет старше меня…
Январь 1966 года
На улице метель. Город затих. На дорогах снежные заносы. Лишь немногим удалось добраться до боксерского клуба, поэтому и атмосфера здесь сегодня какая-то сонная. Громко гудят батареи, но на всех одежда с длинным рукавом. Кто-то перед зеркалом боксирует с собственным отражением. Еще двое на ринге. Глухо стучат боксерские мячи. Бёрье прыгает перед мешком с песком, отвешивая глухие удары.
Входит Король с сыном Таггеном, и в зал наметает столько снега, что дверь невозможно закрыть. Снег облепляет дверную коробку, тает и в считаные секунды застывает снова, превращаясь в лед. Кто-то из младших счищает его рукой и закрывает дверь. Они как в бункере. Подвальные окна полностью заметены.
Король громко топает, отряхивается. Перед дверью, несмотря на множество тряпок и старых полотенец, образуется лужа. Взгляд у Короля такой, что слова приветствия застревают в горле.
Бёрье коротко оглядывается на вошедших и возвращается к своему мешку. Как-то в кинотеатре «Палладиум» показывали фильм о природе Африки, и там был лев. Бёрье запомнил его взгляд в камеру – уверенный и исполненный силы, но страшный прежде всего своей однозначностью. «Все вы – мясо», – единственное, что говорил этот взгляд. И больше ничего.