Ребекка провела гостей на первый этаж и просила располагаться.
– Как здорово! – воскликнула София через ph.
Большая и шумная, она сразу понравилась Ребекке больше всех. В присутствии таких женщин легко позволить себе расслабиться, потому что инициатива в разговоре все равно передается им.
Ребекке и самой нравились гостевые комнаты. Кухонный буфет пятидесятых годов и другая старая мебель. Только кровати она купила в ИКЕА. Но и их они с Кристером перекрасили в разные цвета – розовый, бирюзовый, желтый, красный, – чтобы было не так скучно. Яркая картинка из детской книжки – так, по замыслу Ребекки, это должно было ощущаться. И все именно так и получилось. Здесь сразу поднималось настроение. И Ребекка перестала, наконец, видеть отца за кухонным столом каждый раз, как только переступала порог этой комнаты.
Они пошли в баню, которую Ребекка топила всю вторую половину дня. Снуррис улегся в предбаннике у открытого очага. Снаружи в снегу ждали своего часа бутылки с пивом. Ребекка нарезала слегка подкопченную маринованную оленину. Она уже успела забыть о своем решении не пить перед едой.
Они плеснули на каменку и застонали, окутанные клубами первого пара. Выпили и с криками выскочили на снег. Все получалось проще, чем думала Ребекка. София через ph работала управляющей – и управляла, как выяснилось, семейным состоянием.
– Ума не приложу, зачем они отправили меня учиться на юриста, – недоумевала она. – Нашей семье куда нужнее квалифицированный врач, который мог бы ставить диагнозы и прописывать лекарства.
И далее очень смешно изложила историю своего полусумасшедшего рода как по материнской, так и по отцовской линии.
Вторая София оказалась налоговым юристом и специализировалась на международной прибавочной стоимости. Она недавно развелась, и в этой связи тоже было о чем поговорить. Мария передала последние сплетни со старого места работы Ребекки. Клара с мужем собирались строить дом в Оре.
– Хочу, чтобы все было как здесь. – Клара развела руками, как бы охватывая и баню, и дом в широком жесте.
«Вилла в горах в Оре и лачуга в Курравааре», – сравнила про себя Ребекка и выплеснула на каменку полный ковш, заставив Клару и Софию через f переместиться на нижний ярус.
Ее удивляло, что эти богатые женщины с Юрхольмена в разговорах только и делали, что принижали свои семьи и родственников. Вспоминали каких-то сумасшедших предков или нищих прадедушек, родом не из Стокгольма. Или просто переводили беседу на собак. Интересно, зачем они это делали?
– Ну кто хочет добавить жару? – спросила Ребекка и вышла под снегопад.
Босая, шагнула в сугроб и вытащила сразу пять бутылок пива. Так было легче скрыть смущение, перестать наконец чувствовать себя обделенной. В конце концов, они знали, куда ехали. И к кому.
«С другой стороны, – думала Ребекка, – а не пошли бы все они к черту…»
Тут ей стало стыдно. За что она их так, в самом деле? Что сделали ей эти женщины?
– Еще полчаса, – объявила Ребекка, возвращаясь в баню. – Потом закругляемся. Скоро приедет Анна-Мария.
Они еще успели посидеть у огня, а затем, полуодетые, в зимних ботинках на босу ногу, побежали в дом. Мария поскользнулась и упала. Ребекка прикладывала снег к лицу в надежде протрезветь. Она позвонила Сиввингу и предложила попариться. Баня натоплена, и женщин в ней больше нет.
– Боже, какой снегопад, – воскликнула Анна-Мария в машине на пути в Курраваару. – Что будет, если ты не сможешь меня забрать?
– Какая же ты красивая! – восхитился в ответ Роберт и покосился на жену.
– Следи за дорогой!
– Твои призывы здесь мало чем помогут, – ответил Роберт, но послушно повернулся к дороге и скорчил гримасу, желая тем самым показать, с какими трудом ему это дается.
Анна-Мария посмотрелась в зеркальце на солнцезащитном козырьке. Она и в самом деле стала красавицей. Йенни накрасила и причесала мать, сделала ей маникюр и одолжила вечерние туфли, взяв с Анны-Марии слово вернуть их в лучшем виде. «Даже не вздумай бегать в них по двору. И не позволяй собаке топтаться на них или того хуже…»
Роберт осторожно свернул во двор и остановился у крыльца. Анна-Мария потянулась за золотистым подарочным пакетом на заднем сиденье. Остановилась на полудвижении и вдруг склонилась к плечу Роберта. Он провел рукой по ее волосам – осторожно, чтобы не испортить прически.
– Расслабься. Это же праздник. Будет весело.
– Но я хочу лежать дома под одеялом и смотреть сериал про акушерок в Ист-Энде.
– Иди. Позвони, когда соберешься домой.
Осторожно, чтобы не стереть губную помаду, Анна-Мария поцеловала Роберта, вышла их машины и в два шага преодолела расстояние до входной двери.
Вошла в прихожую. Со второго этажа доносилась музыка и громкие голоса. Залаял Снуррис. Потом дверь открылась, и Мелла услышала Ребекку:
– Анна-Мария, это ты? Поднимайся к нам.
Анна-Мария сняла сапоги и обула вечерние туфли Йенни. Осторожно, держась за перила, поднялась по скользкой от растаявшего снега лестнице с блестящим пакетом в руке. И, переступив порог большой комнаты, замерла от ужаса, какой испытывает случайный прохожий, оказавшийся посреди школьного двора в разгар большой перемены. Ни хозяйка, ни гости не были одеты для званого вечера. Более того, они не были одеты вообще.
Их майки сушились на вешалках над батареей и крючках для одежды над деревенской печкой. На женщинах ничего не было, кроме лифчиков. Точнее, две из них обвязались еще и передниками. Влажные волосы, остатки косметики под глазами.
Когда они представились, Анна-Мария с трудом разобрала их имена. Подготовка к ужину шла полным ходом.
– Я что-то перепутала с дресс-кодом? – пошутила Анна-Мария, но ее никто не расслышал.
– Боже, какая ты красивая! – закричала Ребекка.
– Так это вы похитили у меня Ребекку? – подхватила Мария Тоб. – Она больше не любит меня. Только о вас и говорит.
Мария Тоб улыбалась. Она лгала, это было очевидно. Ребекка никогда не говорила о Мелле с этими женщинами.
– Интересно. И что она обо мне говорит?
– Только хорошее.
Анна-Мария мысленно вздохнула и поставила подарок на посудный столик. Она надеялась, что Ребекка не смахнет случайно эту бутылку, почти такую же дорогую, как и платье.
А Ребекка тем временем висела у Марии на шее и уверяла, что все еще любит ее, даже если совсем чуть-чуть.
– А ты накрасилась, – заметила она, повернувшись к Анне-Марии. – Ты правда ослепительно хороша.
Анну-Марию охватило почти непреодолимое желание погладить Ребекку по щеке. Вот только сколько можно топтаться возле этой женщины?
– Спасибо, – ответила Мелла. – Чем я могу вам помочь?
– Э-э-э… – махнула рукой высокая женщина – София, кажется. – Выпейте лучше пива. Вам придется наверстать упущенное, если хотите за нами поспевать.
– Я могу пить и нарезать одновременно, – улыбнулась Мелла. – Я ведь из Кируны. Только вот боюсь за туфли. Дочь убьет меня, медленно и изощренно, если на них будет хотя бы пятнышко, когда я вернусь домой.
– Сколько лет вашей дочери? – спросила Клара.
Тонкая и прозрачная, как лист бумаги. Анна-Мария заподозрила даже, что Клара принимает амфетамин для подавления аппетита. Она сразу не понравилась Мелле. В ней чувствовалось что-то холодное и скользкое.
– Летом будет двадцать, – ответила на ее вопрос Мелла.
– Двадцать? – Удивленные возгласы со всех сторон. – В каком же возрасте вы ее родили? В двенадцать лет?
Анне-Марии не в первый раз задавали этот вопрос, поэтому ответ на него был готов:
– Папе пришлось идти к королю, чтобы мы смогли пожениться.
– У Анны-Марии пятеро детей, – воскликнула Ребекка. – Пятеро!
Она показала ладонь с растопыренными пальцами. Секундой позже все узнали, что Анна-Мария и Роберт сошлись еще в гимназии.
– Здорово!
– Вот это да!
– Да здравствует любовь!
Анна-Мария почувствовала себя зверем в клетке. Точнее, меленьким ночным зверьком в вечернем платье и туфлях на высоких каблуках.
Они ели гольца, выловленного в горной реке, и шиитаке с зеленым горошком. Софи взбила бер блан с икрой форели.
– Они хотят переместить весь город, представить только, – сказала Клара Анне-Марии. – Интересно, как это ощущается?
Мелла начала было отвечать, но Клара отвернулась от нее и ввязалась в какую-то другую беседу, после чего Анне-Марии не оставалось ничего другого, кроме как замолчать.
«Говорят, женщины с Венеры, а мужчины с Марса, – подумала Анна-Мария, прислушиваясь к разговорам за столом. – Не знаю, кто придумал эту шутку. Мы с Робертом, во всяком случае, точно с одной планеты».
Остальные за этим столом были, похоже, с какой-то другой. Они ездили не просто в «деревню», а в родовые поместья, унаследованные от предков, где их ждал верный слуга-трактор, высокие сапоги и брезентовые плащи защитного цвета. Заводили троих детей – не двоих и ни в коем случае не пятерых, как Мелла. А если еще и собаку, то непременно терьера или лабрадора. Кофе в зернах предпочитали после микрообжарки. Обедали в ресторанах, где официанты носили длинные накрахмаленные фартуки. Записывали в элитные школы детей, когда еще вынашивали их в утробе. И стены в их домах были увешаны фамильными портретами – холст, масло.
Эти женщины ели исключительно бездрожжевой хлеб на закваске – кроме прозрачной Клары, которая, конечно же, не употребляла глютен. Ходили на лыжах и под парусом, при этом умение ориентироваться по карте или развести огонь в лесу ценилось в их кругу на удивление невысоко.
Анне-Марии вспомнился выпускной бал в Тромсё, где она была с семьей несколько лет тому назад. Одна из кузин Роберта вышла за норвежца и переехала в Тромсё. На вручение аттестатов дети пришли в национальных костюмах – таких красивых, что Анна-Мария чуть не расплакалась от умиления. Но тут Роберт шепнул ей, что такой костюм, с ручной вышивкой и серебряными деталями, стоит от шестидесяти тысяч крон. А ведь есть еще платья для выпускного бала и много других расходов.