– Ты не мог бы хоть раз встать на мою сторону? – рассердилась Анна-Мария. – Знаешь, кто она? Предательница своего класса.
– Она чувствует себя ущербной, как и ты, – попытался объяснить Роберт.
– Почему «как и я»? – вспыхнула Анна-Мария. – Кто тебе сказал, что я чувствую себя ущербной? Меня взбесило, что они мнят себя выше нас. Это не одно и то же.
Она подалась вперед и смахнула иней с внутренней стороны ветрового стекла. Жаркий ветерок из кондиционера и испарения с ее насквозь промокшего платья превратили салон машины в парную.
– А туфли Йенни! – причитала Анна-Мария. – Они стоят не меньше тысячи долларов. Ребекке следовало написать на пригласительных билетах: «Одежда: удлиненные трусы и бюстгальтер». Для чего я покупала это дорогущее платье? Не помню, чтобы когда-нибудь оказывалась в таком дурацком положении. Но ты же знаешь, как рассуждают эти люди… «Тот, кто умеет обращаться со столовыми приборами, может позволить себе держать нож в зубах». Но что это значит на самом деле? Что высший класс ведет себя как ему заблагорассудится, а мы должны приспосабливаться… У меня косметика на щеках, да? Кажется, не только на щеках, но и под грудью.
Роберт покосился на жену.
– На самом деле ты до чертиков сексуальна.
– Брось. Прекрати болтать… Послушай, куда мы едем? Нам ведь совсем в другую сторону.
– Тише. – Роберт приложил палец к губам и повернул влево на транспортном кольце, оставив за спиной старушку Кируну. – Я хочу показать тебе одну вещь.
– Что? – не поняла Анна-Мария. – Что за вещь? Еще какой-нибудь дом рядом с новой ратушей? Брось, я сказала. Мы не можем посмотреть его в другой раз? Все равно сейчас ничего не видно.
Роберт снова приложил палец к губам, подмигнул и улыбнулся. Еще два раза Анна-Мария пыталась открыть рот, чтобы спросить мужа, куда он едет, и сказать, что ей не нужно никуда, кроме как домой. Но Роберт только шикал на нее и делал загадочные глаза.
Они проехали насквозь поселок Кауппинен, хотя это и было запрещено.
– Помнишь? – спросил он.
– По-моему, ты рехнулся, – ответила Анна-Мария.
Но улыбнулась, потому что оставаться серьезной и дальше было невозможно. Еще бы она не помнила! Ему было восемнадцать, ей шестнадцать. Оба жили с родителями, но у Роберта уже была собственная машина. В следующем году он переехал в свою «однушку» на Гиммермансгатан. А пока они спускались к карьеру возле Пойккияркивеген, парковались где-нибудь, чтобы не было видно с дороги, и занимались сексом.
– Пока мы проезжали Кауппинен, мне обычно удавалось тебя уговорить.
– Ты… – рассмеялась Анна-Мария. – Болтун! Помнишь наш первый раз?
Впервые это случилось светлой летней ночью. Роберт опустил окна, когда они ехали через поселок. А потом сложили сиденья, выпрыгнули из джинсов и набросились друг на друга, как сумасшедшие. Только вот окна закрыть забыли, и это была вина Анны-Марии. Роберт думал об этом, как признавался впоследствии, но перенервничал из-за презерватива, который нужно было надеть. В считаные секунды машина наполнилась комарами. У Роберта потом оказалось не меньше сотни укусов на заднице.
– Даже между ягодицами, – вспоминал он.
Оба прекрасно знали эту историю, поэтому не было необходимости повторять ее с самого начала.
– Помню, как однажды у тетиной собаки завелись глисты, – продолжал Роберт. – Етмандская лайка… Она передвигалась по кухне, не отрывая зад от пола, потому что там чесалось. Вот и я чувствовал себя примерно как эта собака, дня три по крайней мере.
У Анны-Марии на глазах выступили слезы:
– Я все жду, когда эта история перестанет быть такой смешной…
Роберт остановился за гравийным карьером, оставив мотор работать на холостом ходу.
– Ты серьезно? – спросила Анна-Мария. – Разве мы не можем заняться этим дома? Нельзя же до такой степени недооценивать кровать в спальне.
– Ни малейшего шанса, – ответил Роберт, расстегивая страховочные ремни.
Он наклонился к Анне-Марии и осторожно поцеловал в висок и под скулой, как она любила. Потом взял губами мочку ее уха и провел по ней языком. Ущипнул соски через платье. Анна-Мария раздвинула ноги, оторвала зад от сиденья, чтобы поднять платье, и спустила колготки до колен.
– Но как же мы…
Она кивнула на заднее сиденье. Не так-то легко развернуться в машине, переполненной страшно дорогим мусором.
– Тсс… – Роберт прижал палец к губам.
Он знал свою девочку. Сейчас Анна-Мария стала для Роберта самой красивой ученицей первой ступени гимназии, и он не мог поверить своему счастью. Он ласкал ее груди, теплые и тяжелые. Анна-Мария тяжело дышала, ее губы приоткрылись. Она смотрела в его лицо. Роберт хотел видеть ее наслаждение, даже муку. Это было то, от чего он никогда не уставал.
Он запустил руку между ее бедер.
– Ты не сняла трусы?
– Нет, я же купила новые. – Анна-Мария улыбнулась.
Машину заносило снегом. Они были одни в целом мире. Зубы Анны-Марии поблескивали в темноте, как у маленького озлобленного зверька.
Когда Роберт запустил руку в трусы Анны-Марии, она тихо застонала. Дома они привыкли к беззвучному сексу, но здесь он хотел ее слышать. Анна-Мария взмокла. Роберт продолжал ласкать ее рукой, целовать в мягкие губы. Он надеялся, что сегодняшний вечер не оставит памяти в виде синяков или растяжек мышц. Эта скрюченная поза на переднем сиденье вряд ли была бы одобрена Шведским комитетом по охране труда.
Анна-Мария напряглась. Мышцы ног спружинили, когда она издала звук, который был для Роберта лучшей музыкой. Анна-Мария ударила рукой в стекло, и у Роберта запульсировало в пальцах. А потом на глаза навернулись слезы, которые Роберт пытался сморгнуть. Как так получилось, что Анна-Мария выбрала именно его? Почему она оставалась с ним все эти годы, все эти ночи, когда он лежал в постели рядом с ней? Ее лицо, сейчас оно выражало наслаждение, и видеть это мог только он, Роберт.
Анна-Мария расслабилась, как будто собиралась уснуть.
– Ах… – выдохнула она и рассмеялась. – Ты как?
– Похоже, мы получили квитанцию от дождя.
Роберт выскочил из машины и начисто протер стекла. Потом вырулил из укрытия, отвез Анну-Марию домой и посадил в ванну. Отыскался даже флакон пены – весь покрытый пылью, но с содержимым все было в порядке.
– Пожалуй, я еще тебя придержу, – сказала Анна-Мария, погружаясь в ароматную пену.
– Ты – мое счастье, – отозвался Роберт.
Пятница, 6 мая
Около десяти утра Ребекка вышла на кухню. Гостьи встретили ее бурными аплодисментами, но она махнула рукой и опустилась на стул так, что тот затрещал. Мария Тоб поставила перед Ребеккой чашку черного кофе.
– Что, плохо? – сочувственно поинтересовалась София через ph.
Ребекка промычала что-то неопределенное, прежде чем ответить.
– Шея болит. Похоже, я спала в очень необычной позе.
– Шея? – София через ph усмехнулась.
– Шея, – повторила Клара. – Это от неправильной подушки. Тебе нужно купить темпуру.
– Вы черти. – Ребекка сделала обиженное лицо. – Издеваетесь надо мной в моем же доме.
Сиввинг у плиты жарил блины. Белла лежала под столом со своей варежкой. Снуррис смотрел на нее с интересом. Он не мог разлечься под столом, пока там была Белла, что сделало это место вдвойне желанным. Варежку Снуррис тоже хотел, и тоже больше всего на свете. Сиввинг посмотрел на Ребекку и изобразил осуждение.
– Уфф… – выдохнул он. – Хорошо, что бабушка сейчас тебя не видит.
– Они видит, – простонала в ответ Ребекка. – Смотрит с небес и осуждает меня. Чем вы тут занимаетесь? – Последний вопрос был обращен к гостьям.
Похмелье окутало Ребекку, как туман, сквозь который она различала груды бумаг и открытые папки на столе, кухонном диване и полу. Бухгалтерия Пеккари.
– Мы думали помочь тебе с этим, – София через f глотнула кофе. – Вчера ты нам кое-что рассказала. Мы ведь не только на лыжах умеем. А этот снегопад на весь день, так что мы уже начали. Но тут пришел лучший в мире Сиввинг и стал готовить нам завтрак.
– Это больше не мое расследование, – ответила Ребекка. – И как вы только можете работать? Меня мутит от одного вида этих бумажек.
Откуда ни возьмись появилась София через ph и поставила перед Ребеккой бокал с шампанским. Пузырьки-бисеринки с шипением поднимались на поверхность и лопались. На дне лежал более плотный желтоватый слой сока. Рядом с бокалом София через ph положила таблетку.
– Что это?
– Вивал. И шампанское с манговым соком. Хотела приберечь для Риксгренсена, но тебе нужнее.
– Не уверена, – слабо запротестовала Ребекка.
– Да ладно, – успокоила ее София через ph. – Мы же не алкоголики, которые опохмеляются средством для дезинфекции рук в отделении «неотложки». И ты не умираешь, совсем наоборот. Доверься сестре Софии.
Ребекка бросила таблетку в рот и выпила шампанское. София через ph подошла к плите, обняла Сиввинга и поцеловала в щеку.
– Может, поженимся? – предложила она.
– Уфф… – тяжело выдохнул Сиввинг, но шутка ему явно понравилась.
Ребекка уже начинала чувствовать облегчение и с удивлением разглядывала пустой бокал.
– Нашли что-нибудь? – Она кивнула на разложенные бумаги.
– Как сказать, – ответила Мария Тоб. – Поешь блинов и узнаешь.
В пятницу утром похоронили отца Бёрье Раймо Коскелу. С неба все так же густо летели снежные хлопья – как клочки рваной бумаги с записками от Господа.
Бёрье Стрём и Рагнхильд вошли в церковь. До того они ждали в машине, пока внесут гроб, который привезли в закрытом фургоне ритуальной службы.
«Там могла быть я», – подумала Рагнхильд.
Интересно, приехала бы Паула? И какую жизнь нужно прожить, чтобы на твоих похоронах никто не проронил ни слезинки?
Носильщиков было шестеро – Рагнхильд, Бёрье, Свен-Эрик Стольнаке, Тагген, Ниркин-Юсси и какой-то пакистанец из боксерского клуба. Кладбищенский сторож от души присыпал дорожки гравием, чтобы никто не поскользнулся.