Потом они вместе сидели у костра. Пили кофе с нарезанными кусочками зелеными яблоками – единственным, что у него было из еды. Признались друг другу, что любят одиночество. Ниссе открыл, что ведет полукочевой образ жизни, но сейчас ему приходится много работать с туристами в Нутти, чтобы погасить налоговые задолженности – больше пятнадцати тысяч. Он выбросил свой «Ски-Ду Элан», хотя сейчас это, наверное, антиквариат, и купил «Ски-Ду Тундра». Потратил на новый снегоход почти все деньги, и ничего не осталось на налоги. Он давно перестал вскрывать письма из налогового ведомства, чтобы не расстраиваться, и теперь они, наверное, ищут его с фонарем.
Разговор окончился тем, что Ниссе принес пакет со всеми бумагами и квитанциями. Ребекка бегло просмотрела и спросила, может ли взять все это домой. Даже написала расписку на обратной стороне какого-то меню.
Неделю спустя она вернулась с папкой, где лежали отсортированные бумаги. Ребекка послала запрос о пересмотре суммы задолженности. После вычета разного рода расходов долг уменьшился наполовину. Ребекка попросила налоговое ведомство об отсрочке и составила план выплат.
Ниссе сказал «ага» и даже не поблагодарил ее. Но с тех пор регулярно появлялся в доме Ребекки с копченой рыбой или куском сушеной оленины.
Однажды она купила зеленые яблоки, хотя не ела их. Просто вспомнила Ниссе возле прилавка с фруктами.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Ребекка.
Она не могла держать глаза открытыми. Чувствовала, как между ресницами просачиваются слезы.
Ниссе ответил, что выслеживал куропаток.
– Но я не охочусь, – добавил он своим мелодичным голосом, в котором Ребекке всегда слышались переливы саамского горлового пения вуолле. – Думаю, могу тебя подвезти. Все равно собирался возвращаться. Но назад мы поедем не этой дорогой. – Ниссе кивнул в том направлении, откуда пришла Ребекка.
Она сказала, что у нее припаркована машина на стоянке в Локте. Затем села на снегоход позади Ниссе, обхватила его за корпус. Ниссе был ровесник ее отца, три месяца разницы.
На стоянке в Локте он вызвался сесть за руль. Ребекка устроилась на пассажирском сиденье. Она понимала, что так будет лучше.
Ниссе остановился в Бьёрслидене, взял ее карточку, купил воды и пакетик чипсов. Ребекка видела, что ему нравится вести ее дорогую машину. Он спросил, сколько стоит эта роскошь, и включил негромкую музыку по радио «Норрботтен».
Ребекка честно назвала сумму и уснула. Проснулась только в своем дворе.
– А ты как собираешься добираться домой? – спросила она Ниссе.
– Не беспокойся, – ответил он. – Я уже позвонил кузине. Она приедет и заберет меня.
Анна-Мария вышла из комы в четверть шестого вечера седьмого мая.
Роберт дремал на койке рядом и во сне звал ее по имени, а потом проснулся и услышал ее голос:
– Ты отнес сапоги Йенни в ремонт?
Роберт вздрогнул. Думал, это воображение сыграло с ним злую шутку. Но Анна-Мария смотрела на него своим единственным глазом, а потом окликнула:
– Роберт.
И дальше:
– Боже мой, как ты выглядишь… Как после мальчишника накануне свадьбы.
Анна-Мария ухмылялась, но вдруг лицо ее скривилось от боли, и она коснулась рукой этого места.
За последние двадцать четыре часа в жизни Роберта произошло столько катастроф, что фраза «кровоизлияние в мозг» немедленно запылала в голове огненно-красными буквами. Роберт нажал кнопку вызова персонала и выбежал в коридор с криками:
– Она умирает! Помогите!
– Что ты делаешь? – услышал он где-то за спиной голос Анны-Марии. – Ты в своем уме?
И потом в ужасе:
– Где я?
По коридору уже бежала медсестра, следом ее помощник. Доктор быстрыми шагами приближался к палате Анны-Марии. Роберт хотел войти следом, но его не пустили, и он остался стоять за дверью соляным столбом, беззвучно повторяя как заклинание:
– О боже-боже-боже-мой…
Как будто от количества повторений шансы Анны-Марии возрастали.
Елена Литова исчезла, как и Тоня Литвинович. Коллеги из Нарвика выставили на границе полицейский патруль. Коллеги из Елливаре установили наблюдение на Е10 к северу от Сваппаваары, после пересечения с Е45 в восточном направлении. Полицейские из Кируны перегородили даже западное направление, хотя там ничего не было, кроме гор. Финская пограничная полиция сообщала о задействованных дополнительных ресурсах.
Камеры наблюдения в торговом центре «Куп» показали, что Елена Литова и Тоня Литвинович прошли через магазин и далее в служебные помещения за поворотом на склад. Там не имелось камер, но можно было предположить, что женщины вышли на задний двор через служебную дверь. Код нужен на входе, но не на выходе.
Накануне вечером кто-то разбил камнем камеру в грузовом отсеке за магазином, поэтому она не работала. Земля за зданием магазина вся изрыта колесами, так что установить по отпечаткам шин, какое транспортное средство подобрало женщин, было невозможно.
Куда они подевались? Оставалось строить догадки. После совещания с коллегами из оперативного отдела было решено осмотреть местность с вертолета. Полицейские знали, что русские водят белый автодом марки «Каве». Мог ли он подобрать Елену Литову и Тоню Литвинович? Ничего нельзя было исключать, но такой сценарий представлялся маловероятным.
На норвежской границе остановили белый автодом, в котором некая голландская семья ехала на Лофотенские острова, где планировалось китовое сафари. Автодом марки «Каве», но модель другого года выпуска и другие номерные знаки. Тем не менее коллеги его обыскали, при этом были недостаточно вежливы, чем напугали детей. Голландцам разрешили продолжить путь лишь спустя сорок пять минут.
Мария Меки и Тоня Литвинович разыскивались Европолом и Интерполом.
За Франсом Меки, Брусничным Королем, был послан медперсонал дома престарелых, где ему подготовили место.
Меки был удивлен, узнав об исчезновении женщин. Тоня Литвинович жила в его доме на правах нанятой непрофессиональной сиделки. Что он знает о ней? Что Тоня может застелить постель и опорожнить его судно. Но, кроме этого, она не умеет и яйца сварить. Двое русских? Они снимали у него флигель. Работали где-то на стройке, насколько ему известно. Что касается жены, имя «Елена Литова» он слышит впервые.
– Ее звали Мария Берберова, – сказал Франс Меки сотрудникам оперативного отдела.
Мария хотела купить его компанию. Он ведь успешный бизнесмен, если они не в курсе. Ну так и завязались их отношения…
Допросили даже Таггена Меки. Тот объяснил, что с отцом виделся редко, они почти не общались последние несколько лет. Франс Меки даже не пригласил его на венчание. А вот Мария Берберова связывалась с ним по поводу покупки компании. Он имеет в виду постройки из дерева – в основном сборные дома и вагончики для рабочих… Отец ведь возглавлял предприятие только на бумаге, производством занимался Тагген. Он и познакомил отца с Марией Берберовой.
– Она окрутила его, – сказал Тагген.
Что с этим было делать? Следователи из оперативного отдела, как и фон Пост, и причастные к делу полицейские, давно уловили разницу между тем, что им известно, и тем, что они могут доказать.
В том, что сообщил Тагген, не усматривалось ни малейших оснований для задержания. Тем не менее Карл фон Пост распорядился изъять бухгалтерские книги предприятия Таггена Меки. Фотографии женщин и двух «громил» были разосланы в газеты и на телевидение. Больше полицейским терять было нечего.
Сиввинг тщательно обмел снег с ботинок, прежде чем ступить на лестницу в доме Ребекки Мартинссон. Ступеньки были крутыми, а Сиввинг понимал, что малейшая неосторожность может стать началом конца. «Я убью себя», – мысленно повторял он и еще крепче вцеплялся в перила, в то время как Белла и Снуррис проталкивались мимо него на второй этаж.
Сиввинг уже заметил, что вся лестница мокрая от растаявшего снега. Раздраженно подумал, что молодой даме тоже не мешало бы тщательней обметать обувь на коврике перед дверью. Хотя бы ради него.
Ее машина стояла во дворе, но Ребекка не заехала к нему за Снуррисом. А когда Сиввинг утром выводил собак гулять, заметил, что жалюзи на всех окнах в доме Ребекки опущены. Это было необычно и заставило его насторожиться.
Он вошел без стука. Приготовился дать отповедь на тему мокрой лестницы, но осекся на пороге. Лампы не горели. В слабом, но по-весеннему резком свете, пробивавшемся из-за опущенных жалюзи, Сиввинг увидел Ребекку. Она лежала на кухонном диване с полотенцем на глазах. В куртке и ботинках.
Собаки бросились к ней, чтобы вылизать оставшуюся неприкрытой часть лица, но сложенные на животе руки не шевельнулись. Хвост Беллы забарабанил о ножку кухонного стола.
– Что с тобой, девочка? – испугался Сиввинг. Хотел добавить что-то вроде того, что готов провести с ней остаток дня, но сдержался.
– Я в порядке, в порядке, – забормотала Ребекка.
Однако Сиввинг по голосу понял, что она лжет.
На пути к столу он споткнулся о тряпичный коврик. Взялся за спинку плетеного стула. А когда, наконец, выдвинул стул и смог на него сесть, вздохнул с облегчением, как утопающий, ухватившийся за борт спасательной шлюпки.
Сиввинг велел собакам лежать, но те проигнорировали приказание. Ходили по кухне и всё обнюхивали, словно осваивались в новых охотничьих угодьях. Потом вернулись к Ребекке.
Снуррис положил голову ей на живот. Ребекка разжала пальцы и почесала щенка за ушами. Белла смотрела на нее из темноты с недоумением в глазах: «Что происходит?»
Сиввинг провел рукой по столешнице. Это был складной стол, сделанный шурином Терезии. Сколько раз Сиввинг сидел за ним все эти годы, канувшие в прошлое безвозвратно?
Когда он был маленьким и его родители дружили с бабушкой и дедушкой Ребекки, в хлеву жили коровы, а людей беспокоила погода летом, особенно когда сено сметано в стога и его нужно высушить, прежде чем укладывать на зиму. У Терезии и Микко вечно не хватало денег. Предприятие Микко разорилось, и он устроился на работу. Но деньги все равно оставались болезненной темой.