, – говорит судья, и перчатки Переса и Бёрье соприкасаются.
Гонг.
Перес выглядит спокойнее, чем того ожидал Бёрье. Можно представить себе, как все в его окружении прочили ему легкую победу. Но Перес знал, что на ринг против Бёрье выходить ему, а не им. И сейчас он хочет выяснить, что на самом деле представляет собой его противник.
В двух первых раундах они пробуют друг друга. После всех спаррингов с левшами Бёрье кажется естественным встретить длинный левый Переса. Но он не позволит сопернику стоять так. Встречает его джеб перчаткой и отходит в сторону, вынуждая Переса шагнуть влево ногой, которая сзади. Перес начинает волноваться, как будто дом, который он собирался сровнять с землей одним ударом, угрожает рухнуть на него. Теперь Бёрье заставляет Переса все время двигаться и мешает его джебам.
В перерыве перед четвертым раундом «знатоки» в противоположном углу ринга выкрикивают дельные, с их точки зрения, советы. Похоже, они говорят Пересу, что он должен ступать той ногой, которая впереди, вправо. При этом никто не знает, как реализовать этот сценарий на практике.
В четвертом и пятом раундах Пересу удается шагнуть правильно, и его дальний левый выстреливает, как катапульта. Но у него нет времени на комбинации под градом джебов. И Перес боится за свои брови. Бёрье работает как молотилка. Высматривает брешь в обороне Переса, наносит несколько правых по корпусу и два хука по голове. Перес уже не знает, как сломать этот шаблон. Он вынужден отступать, что его изматывает.
В шестом раунде лицо Переса похоже на фрикадельки под брусничным соусом в дешевом ресторане. Он задыхается и начинает клинчевать. Судья может развести их, но это займет слишком много времени. Публика гудит, как пчелиный улей. Перес наносит Бёрье несколько коротких ударов по корпусу.
– Почему судья не выносит ему предупреждение? – спрашивает Бёрье в перерыве. – Он куплен?
– Не думай об этом, – отмахивается Парис, промывая его капу.
Но Бёрье думает. Могущество Биг Бена может простираться дальше, чем до сих пор казалось им с Парисом. Кто знает, чего еще от него можно ожидать…
Парис велит Бёрье дышать, но мысли в голове скачут, как загнанные лошади.
Все это известные вещи. Судьи добавляют баллы боксерам-соотечественникам, идут на поводу сильных мира сего, берут деньги. Бывает, врачи прерывали матчи из-за безобидного синяка, чтобы отдать победу кому нужно. Идея, что щупальца Биг Бена простираются до самой Европы, до сих пор не приходила Бёрье в голову, но это не так уж маловероятно.
В противоположном углу тренер поливает Переса водой из бутылки. Перерыв продлевают, чтобы дать полу высохнуть. На самом деле все, конечно, продумано. Пересу требуется дополнительное время для восстановления сил.
Публика снова начинает волноваться.
– Иди и не забудь голову в углу ринга, – напутствует Парис, вкладывая в рот Бёрье капу.
В седьмом раунде Бёрье пытается обработать Пересу уже порядком пострадавший левый глаз. Хочет повалить Переса на пол. Но тот оживился после небольшого дополнительного перерыва. На пятнадцатой секунде Бёрье метит в правый глаз противника, но не попадает. Отходит назад. Перес следует за ним, как партнер в танце. Левой сверху принимает джеб, отбрасывает кулак Бёрье так, что голова остается незащищенной, и наносит правый хук. Бёрье теряет равновесие и падает боком на канаты, встречая опасный для жизни левый хук Переса.
В следующую секунду Бёрье смотрит на потолочные лампы. Судья подходит откуда-то сбоку. Похоже, он склоняется над Бёрье, потому что публика ревет, как в Колизее. Судья считает, Бёрье видит его мелькающие в воздухе пальцы.
На счет «девять» он встает.
– Можно продолжать? – спрашивает судья.
Бёрье отвечает «да».
В нескольких метрах в стороне готовый наброситься на него Перес. Знатоки в его углу кричат, что пора нападать, нельзя медлить. Но судья делает предупреждающее движение рукой.
– Три шага назад, потом три вперед, – командует он.
Бёрье подчиняется, и судья возобновляет поединок.
Перес преследует Бёрье, как торнадо. Тот оказывается в обороне. Дважды он совершает ошибку, поднеся руки слишком близко к лицу. В результате от ударов Переса страдают кулаки Бёрье. Но он только глубоко вздыхает и продолжает отходить, удерживая «торнадо» на расстоянии. Спасительный удар гонга – и Бёрье снова садится в своем углу.
Он бросается в восьмой раунд, как в надвигающуюся волну. Отходит к канатам и парирует град ударов, изматывая Переса. Тот промахивается левой. Бёрье видит на лице соперника недовольную гримасу и понимает, что тот повредил плечо.
Бёрье идет в атаку. Перес входит в клинч и получает несколько коротких ударов по корпусу, что изматывает его еще больше. Бёрье гонит Переса перед собой. Следующая серия ударов виртуозна. Брови Переса напоминают два расходящихся в разные стороны горных хребта в свете закатного солнца.
До гонга тридцать секунд, и Бёрье видит, как коагулянт стекает в глаз противника. Перес моргает. Он слишком измотан, чтобы держать гард.
Бёрье наносит Пересу левый хук в челюсть. Он врос в пол, словно дерево, корни которого вот-вот взорвут бетонный пол. И молотит, как будто удары идут откуда-то из-под земли. Бьет правой снизу вверх, в солнечное сплетение. Следующий удар в подбородок оказывается решающим. Левая сторона Переса парализована. Он падает; тело скручивается, отскакивая от канатов, прежде чем достичь пола. Публика неистовствует. Судья даже не думает считать и поднимает вверх руку Бёрье.
Парис и его катмен хлопают по его потному телу. Но сердце Бёрье замирает, пока Перес снова не встает на ноги. Боксеры обнимаются.
– Хороший бой, – шепчет Перес в ухо Бёрье. – Биг Бен пускает меня только на те бои, где я точно выиграю. И я люблю титульные матчи. Но это… хороший бой.
Парис хлопает Переса по плечу. Как бы то ни было, Перес ни разу не прибегнул к откровенно грязным приемам, вроде попыток содрать обмотку или ударить противника в пах.
Судья приходит в раздевалку, когда Бёрье на скамейке делают массаж. Беседует с немногими допущенными в святая святых журналистами.
– Он следил за мной, когда лежал на полу, – говорит судья журналистам, а те оживленно записывают. – Одна нога была согнута в колене. Если боксер отключился, он лежит, вытянув обе ноги. Поэтому я знал, что Бёрье Стрём встанет. Я мог бы наплевать на эти лишние несколько секунд, но не хотел поднимать парня, который не готов, физически и психически, продолжать бой.
– Вы, наверное, рады, что судья тогда не остановил матч? – спрашивает Бёрье один из журналистов.
Бёрье смеется и отвечает, что для него самая большая радость в жизни – вскочить с пола и получить лишнюю пару тумаков.
Судьи и журналисты смотрят на Бёрье как на музейный экспонат за стеклом. Потом еще раз поздравляют его с победой и уходят, напоследок щелкая камерами в дверях. Пока Бёрье одевается, Парис разговаривает со своей женой по телефону. Натягивая на скамье носки, Бёрье слышит, как она плачет в трубку.
– Что-то случилось? – спрашивает он Париса, после того как тот дает отбой.
Парис только отмахивается:
– Слезы радости. Я заложил дом, чтобы поставить деньги на тебя. И не надо так на меня смотреть, ты же победил!
На следующее после матча утро Бёрье совершал легкую пробежку в Народном парке. Тот такой большой, что легко заблудиться, петляя между буками и елями. И никаких кладбищ, ни замков, ни особняков. Парк для народа, в котором так приятно пробежаться. И запах почти как в лесу.
Вокруг парка, в городе, воздух ужасный. Ближе к шее воротник рубашки черный, на улице втягиваешь в нос всякую гадость. В каналах плавают дохлые крысы. От лакокрасочного завода за милю воняет «химией». И не только от него.
Напряженные мышцы постепенно согреваются. Тело требует отдыха после изнурительных тренировок и матча, Бёрье чувствует это.
Он пробегает мимо теннисного корта, где отец – по крайней мере, он выглядит как отец – кричит на сына. Мальчику лет одиннадцать, взгляд устремлен в землю. Бёрье наблюдает сцену с дорожки, идущей параллельно длинной стороне поля.
Лицо отца красное. По ту сторону сетки другой мужчина, тоже кричит и как будто злится на первого. Рядом с ним другой мальчик, ракетка в опущенной руке – как срезанный цветок. Мяч одиноко лежит посреди поля.
Чуть дальше дети играют в футбол. Они разного возраста, в основном подростки. Бегают за мячом, как стая гончих. Но некоторые стоят на местах, как шахматные фигуры на доске. Значит, кроме гонки, есть какая-то командная стратегия. Они веселятся и как будто в жизни не слышали ни про офсайд, ни про угловой. Игра продолжается далеко за пределами поля.
Бёрье потягивается, прислонившись к большому дереву. Еще две недели тому назад он был никем, а теперь мир раскрыл ему приветственные объятия. Вчерашний матч – как золотой шар счастья в груди. Тем не менее Бёрье не может избавиться от ощущения, что это в последний раз. Он опускается на скамейку – здесь есть над чем подумать.
Бёрье всегда любил бокс, и только бокс. Когда бьешь по кожаной груше в зале и пот бежит по телу в три ручья, – Бёрье сроднился с этим ни с чем не сравнимым чувством за долгие годы. Мысли в голове как прыгающие теннисные мячики, но стоит выйти на ринг, и все стихает.
В спорте слишком много дерьма – как и везде, где бал правят деньги. Бёрье подумал о мальчишках, чьи головы гудели от фантазий, как пчелиный улей. Одни мечтали о большом спорте и больших победах, другие хотели заработать на еду и крышу над головой. Большинство остались ни с чем. В боксе они значили не больше, чем набитая песком груша. Выброшенные с ринга за негодностью, подметали где-нибудь полы трясущимися руками, запинались и с трудом удерживали мысли в травмированной голове. Бёрье их навидался – тех, кто первое время подавал надежды, и безнадежных изначально. Немногие боксеры могут зарабатывать действительно большие деньги, но и таких время от времени ставят на место. После отказа Мухаммеда Али воевать во Вьетнаме в Штатах не осталось ни одной арены, где он мог бы боксировать.