— Совершенно с вами согласен.
— Знаете, ваше появление натолкнуло меня на тему очередной проповеди. Буду говорить о том, как несчастие ближнего приводит к осознанию Бога…
— Мне бы хотелось побеседовать с вами, отец Вэндерпол. Наедине.
— Да, я понимаю, — сказал он, покосившись на снующих у алтаря служек. — Сегодня, правда, я очень занят… У вас, вероятно, возникло множество вопросов, связанных с услышанной проповедью, и, безусловно, на эти вопросы, которые переполняют вас, нужны немедленные ответы, но…
— Я не собираюсь задавать вам вопросы на религиозные темы.
— Вот как?
— Да. — Я решительно кивнул. — Речь идет о вашем сыне и Венди Хэннифорд.
— Все, что мне было известно, я вам рассказал.
— Боюсь, на сей раз мне придется кое о чем вам рассказать. Поэтому настаиваю, чтобы разговор состоялся немедленно и наедине.
Вэндерпол уставился на меня пристальным взглядом из-за своих очков. Было любопытно наблюдать за игрой эмоций, сменяющих одна другую, на его лице. Пауза затянулась. Наконец он кивнул и произнес:
— Хорошо. Сейчас мне надо кое-что сделать. Прошу вас немного подождать.
Отсутствовал он минут десять, а когда вернулся, дружески подхватил меня под руку и через заднюю дверь провел в свой дом, в тот самый кабинет, где мы беседовали в прошлый раз.
— После утренней службы я всегда пью кофе. Не желаете присоединиться?
— Нет, благодарю.
Он ненадолго вышел и появился с чашкой кофе в руках.
— Итак, мистер Скаддер, — намеренно легким тоном, скрывающим напряженность, сказал он, усаживаясь в кресло напротив меня, — я вас слушаю.
— Мне понравилась сегодняшняя служба, — неторопливо начал я.
— Да, вы уже говорили, и я очень рад этому. Однако я не совсем понимаю…
— Знаете ли, я ожидал, что вы будете читать совсем другие отрывки из Ветхого Завета.
— Согласен, Исход и книга пророка Исайи достаточно сложны для понимания. Исайя был великим поэтом, обладал даром предвидения. Если вас заинтересовало существо вопроса, могу порекомендовать исключительные комментарии…
— Когда я шел сегодня в церковь, то думал услышать цитаты из Бытия.
— Книгу Бытия я читаю с паствой на Троицу, так что приходите. А… почему вы вспомнили именно Бытие?
— Не всю Книгу Моисееву, конечно; вполне определенную часть.
— Какую же?
— Двадцать вторую главу.
Он прикрыл глаза и сдвинул брови, стараясь вспомнить, потом посмотрел на меня и виновато пожал плечами.
— С годами у меня стала слабеть память. Одну минуту, сейчас возьму Библию.
Остановив его жестом, я торжественно произнес:
— «И было, после сих происшествий Бог искушал Авраама, и сказал ему: Авраам! Он сказал: вот я. Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе».
— Да, конечно, искушение Авраама. Теперь вспомнил: «Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения…» Превосходный отрывок! — Вэндерпол внимательно посмотрел в мои глаза. — Поразительно, мистер Скаддер, что вы так хорошо знаете Писание.
— Ничего удивительного. Вчера я читал Бытие, и это место запало мне в память.
— Вот оно что…
— Я надеялся, что вы сможете пролить свет на эту главу.
— В свое время я с удовольствием объясню непонятное, только, боюсь, не могу взять в толк, в чем срочность…
— Так уж и не можете?
Я поднялся и сделал к Вэндерполу шаг; он не сводил с меня глаз. Мрачным голосом я продолжил:
— Сомневаюсь, вы ведь очень понятливы. Я думаю, что вы сможете объяснить мне интересные параллели между Авраамом и собой. Например, вы могли бы поведать о том, что случается, если Бог не усмотрит агнца для всесожжения. И еще мне хочется, чтобы вы развили тему сегодняшней проповеди. О благих намерениях.
— Мистер Скаддер…
— Я жду вашей исповеди, Вэндерпол. Почему вы убили Венди Хэннифорд, а затем позволили собственному сыну умереть вместо себя?
Глава шестнадцатая
— О чем вы говорите? Я вас не понимаю.
— Бросьте, все вы прекрасно понимаете.
— Мой сын совершил страшное преступление. Я совершенно уверен, что он и сам не знал, что делает, что он был невменяем. Я его простил и теперь ежечасно молю Господа, чтобы и Он простил Ричарда…
— Вы сейчас не на кафедре, а я не ваш прихожанин. Я тот, кто знает все, о чем, как вы надеялись, не ведает больше ни единая живая душа. Ваш сын совершил единственный грех — он убил себя. Но больше никого. Ричард не был преступником.
Долгое время он сидел молча, переваривая услышанное. Голова его склонилась; со сложенными вместе ладонями он был похож на молящегося. Однако я был уверен, что он сейчас далек от вознесения молитв.
— Что заставляет вас… думать так, мистер Скаддер? — В тоне Вэндерпола сквозило искреннее любопытство.
— Те факты, которые мне удалось разузнать, да еще то, как все они совпали и подошли друг к другу.
— Не поделитесь со мной своими изысканиями?
Я кивнул. Затем и пришел, чтобы высказаться до конца, чего не сделал при последней встрече с Хэннифордом, к чему был очень близок во вчерашнем разговоре с Триной, но вовремя сдержался.
Вэндерпол был единственным человеком, которому я должен был сказать все.
— Вам известно, что дело об убийстве Венди было сразу же закрыто. С точки зрения полицейских, все было ясно. Однако я зашел с другой стороны. Я не стал искать убийцу, а принялся собирать информацию о Венди и вашем сыне. И чем больше узнавал о них обоих, тем труднее мог поверить общепринятому мнению, что Венди убил Ричард.
На него как на единственно возможного преступника указывало то, что в приступе истерии он бегал перед домом, а его одежда была заляпана кровью. Но стоит отбросить на время этот факт, как стройная картина начинает рушиться.
С работы в тот день Ричард ушел раньше обычного, так как почувствовал себя дурно. Конечно, желудочные колики легко симулировать, но зачем? Он и не думал возвращаться домой, хозяин магазина выставил его силой.
Когда он все-таки вошел в квартиру, времени уже практически не оставалось. А ведь он должен был успеть изнасиловать девушку, убить ее и выбежать на улицу. То есть действовать надо было очень быстро.
В течение того рокового для всех дня поведение Ричи ничем не отличалось от обычного, он вел себя как всегда ровно и спокойно. Что касается боли в животе, так пищевые отравления случались у него и прежде. Однако по официальной следственной версии, парень ворвался в дом, и что-то настолько вывело его из себя, что заставило пойти на преступление.
Что же это было? Вспышка чувственного желания? Он не был насильником. К тому же давно жил вместе с Венди, а значит, теоретически мог вступать с ней в половую связь в любое время, когда захочется. Но чем больше я узнавал о нем, тем сильнее убеждался, что они никогда не спали вместе. Жили, но не спали.
— Почему вы так решили?
— Да потому, что ваш сын был гомосексуалистом.
— Вы лжете!
— Нет, это чистая правда.
— Но с точки зрения религии, отношения между двумя особями одного пола отвратительны и должны быть строго наказаны. Это богопротивно.
— Вполне возможно. Я не большой специалист в этой области. Единственное, чем могу вас утешить, — Ричарду не очень нравилось то, чем он занимался. Ричи метался, не мог найти себя, в его душе царила полная сумятица — и из-за вас, и из-за его матери. Эта неразбериха чувств мешала ему, преследовала на каждом шагу, делала невозможной нормальную сексуальную жизнь.
Остановившись возле камина, я с минуту смотрел на огонь. Когда же снова повернулся к Вэндерполу, тот все еще сидел в прежней позе, вперив взор во фрагмент коврового орнамента у себя под ногами. Негромким голосом я продолжил:
— Знакомство с Венди оказало на него самое положительное воздействие: он успокоился, жизнь его вошла в стабильное русло. Да что там говорить — он наконец-то обрел счастье и умиротворение, которых так ему недоставало. И вот однажды он несвоевременно пришел с работы и увидел нечто, от чего у него помутился рассудок. Что же это было?
Священник, замерший как статуя, хранил молчание.
— Можно предположить, что Ричи застал Венди с другим мужчиной. Однако с чего бы ему так волноваться по этому поводу? Венди от него не таилась, ему было известно, каким образом появлялись деньги, в изобилии водившиеся у девушки; он знал, что она принимает на дому мужчин, пока сам он находится на работе. Кроме того, в квартире не были обнаружены следы пребывания постороннего человека, а он ведь никак не мог растаять в воздухе, едва Ричи в порыве ярости начал кромсать несчастную бритвой.
Кстати, о бритве. Откуда Ричард ее раздобыл — да еще в считанные секунды? Сам он пользовался электрической; в наши дни молодежь не бреется безопасными лезвиями. Кое-кто, правда, носит подобные штуки в кармане, чтобы при возможности пустить в ход вместо ножа, но не мне вам рассказывать, что Ричи был не из таких.
Возникает вопрос и о том, куда он мог деть эту злосчастную бритву после совершения убийства. Сыщики решили, что он выбросил ее в открытое окно, а потом ее подобрал какой-нибудь мальчишка или бродяга…
— Чем же вам не нравится такая версия, мистер Скаддер?
— Она маловероятна. Расследованием установлено, что он мог использовать и нож. Я посетил ту кухню — там полным-полно разнообразных ножей, от самого маленького до тесака для рубки мяса. Но одна деталь доказывает, что убийца не пользовался ими: все они аккуратно лежали в задвинутых ящиках стола. Человек, охваченный слепой яростью, не может выхватить нож, а потом тщательно задвинуть ящик обратно.
Нет, Вэндерпол, ваш сын не совершал преступления, в котором обвинялся. Вернувшись в тот день домой, он нашел Венди мертвой, и это помрачило его рассудок. Будучи человеком тонкой психической организации, он впал в истерическое состояние.
Я сделал паузу. Голова болела все сильнее, и я принялся осторожно массировать пальцами виски. Однако облегчения это не принесло.