Варвара Федоровна подошла к Луше и крепко обняла ее.
— Не плачь, голубушка. Даст Бог, все будет хорошо.
— Скажешь тоже! Хорошо! Разве не видишь, время-то какое!.. — утирая концом платка слезы, еще громче запричитала Луша.
Потом подняла на хозяйку заплаканные глаза и с надеждой спросила:
— Или, думаешь, все еще переменится?
— Обязательно, — заверила ее Варвара Федоровна.
Сама она в перемены к лучшему не верила, но привычка опекать и по мере сил оберегать своих близких невольно взяли верх. А Лукерья за долгие годы службы давно стала членом семьи. Ее приставили горничной к Варваре Федоровне, когда та была еще юной девушкой, почти такой, как сейчас Лили.
— Не плачь, все будет хорошо, — твердо, как заклинание, произнесла Варвара Федоровна.
— Я готова, — возвестила появившаяся в дверях Лили.
Варвара Федоровна с грустью подумала, что ее дочь не понимает, что происходит. Для нее их поспешное бегство из дома представляется всего лишь неожиданным приключением. Подавив вздох, она решительно приказала:
— Луша, бери мой саквояж, и идите с Лили в парк. Ждите меня возле задних ворот. Я скоро подойду.
Заслышав, как хлопнула входная дверь, Варвара Федоровна облегченно вздохнула. Лили в относительной безопасности, Лукерья ее в обиду не даст. Теперь можно заняться тем, без чего она покинуть дом не может.
Быстро сойдя на первый этаж, привычно зажгла лампаду и пошла в крохотный закуток между кухней и коридором. Постояв немного, пока глаза привыкали к темноте, подобрала юбку и стала осторожно спускаться по узкой лестнице в подвал. Помещение под домом было огромно. Целая анфилада комнат с низкими каменными сводами. В течение многих лет ближайшие из них использовались как кладовки для многочисленных припасов, а самые дальние — как склад для ненужных, отживших свой век, вещей.
Достигнув последней ступени, Варвара Федоровна лампаду задувать не стала, хотя сквозь зарешеченные оконца под потолком света поступало достаточно. Поддернув подол юбки повыше, чтоб не мешал при ходьбе, она быстрым шагом направилась в самый дальний конец подвала. Уверенно лавируя между завалами старой мебели и огромными кофрами, пробралась к полкам, на которых хранились давно вышедшие из употребления предметы домашнего обихода. Выполненные из массивных досок секции были плотно пригнаны одна к другой и казались прикрепленными к стене намертво. Однако, так только казалось, потому что стоило Варваре Федоровне потянуть за рычаг, скрытый за металлической пластиной вентиляционного отверстия, как крайняя секция медленно сдвинулась в сторону, открывая проход в длинный коридор с низкими сводами. В нем царила кромешная тьма, рассеять которую слабый свет лампады был не в силах, но Варвара Федоровна ступила в этот мрак без всякой боязни. Она уже была здесь не раз и знала, что ждет ее впереди.
Твердо ступая по каменным плитам пола, Варвара Федоровна быстро шла вперед, пока наконец не добралась до последнего препятствия — железной двери. Ее она открыла рычагом, спрятанным в специальной выемке за кованным дверным наличником. Войдя в новый просторный зал, Варвара Федоровна без раздумий направилась к нише в стене.
Там, на резном столике с золочеными грифонами вместо ножек, стояла шкатулка. Варвара Федоровна была уверена, что то дело, о котором вскользь упомянул муж, касалось именно ее содержимого. Шкатулка была доверху набита бумагами.
Варвара Федоровна поставила лампаду на стол, вытащила те, что лежали сверху, и поднесла их поближе к зыбкому свету. Отчеты заседаний ложи. Ничего опасного в них не было, но Варвара Федоровна все же решила, что оставлять их ни к чему. Изорвав листы на кусочки, небрежно уронила их на пол и взяла из шкатулки следующие.
Списки жертвователей… Это уже было серьезно, в них приводились подлинные фамилии. Эти страницы она рвала тщательно, превращая каждую буквально в конфетти.
На самом дне шкатулки лежал список членов общества. Их Варвара Федоровна рвать не стала, для верности подпалила на пламени лампады. Как только бумага занялась, бросила листы на каменный пол и застыла, наблюдая, как они корчатся и сворачиваются в жарком пламени. Дождавшись, когда все прогорело, растоптала пепел каблуком и удовлетворенно вздохнула.
Все, она выполнила последнюю волю мужа. Уходя на фронт, он привел ее сюда и взял с нее слово, что в случае его смерти она уничтожит все эти бумаги. Варвара Федоровна слово тогда дала, но просьбу всерьез не восприняла. К увлечению мужа масонством она относилась со скептической снисходительностью. Считала его чем-то вроде забавы, наивной детской игрой в таинственное. Знала, со стороны властей ничего серьезного за это увлечение не грозит. Теперь же все обстояло иначе. Несмотря на то что и ее муж, и те, кто пришел к власти, исповедовали общий принцип свободы и равенства, попади последним в руки списки общества, его членам не поздоровится. Если, конечно, они еще живы и не расстреляны за что-либо другое. Например, за свое дворянское происхождение. В это тревожное время любое несанкционированное общество считается подозрительным, а уж ежели оно само себя именует тайным… Варвара Федоровна была уверена, что ее муж это прекрасно понимал и домой вернулся не только ради семьи. Его всегда отличало повышенное чувство ответственности.
Минуту остановившимся взглядом она смотрела на шкатулку. Взять с собой? Слишком тяжелая для той кочевой жизни, которую им с Лили предстоит вести. Оставить здесь? Муж так ею дорожил… Она досталась ему от деда вместе с перстнем. Перстень тоже был старинный, золотой и имел форму замысловатого узла. Говорят, он был сделан в Германии по заказу одного из руководителей ложи. Деду же его подарили, когда тот жил в Англии. С тех пор он снимал его с руки только дважды. Первый раз, отправляясь в столицу на аудиенцию к императору. Предстоял серьезный разговор, государь сильно гневался, и, заметь он у него на руке этот перстень, беды бы не миновать. Его Величество был человеком приземленным и увлечение такими вот штучками категорически не приветствовал. Второй раз перстень покинул руку деда перед его смертью. Он снял его, чтобы подарить внуку. С тех пор ее муж носил перстень на пальце не снимая. Говорил, в этом перстне заключено спасение его бессмертной души. Он особенный, помогает правильно жить, ежеминутно напоминая, что нужно избегать дурных поступков.
Идеалист… Милый, милый идеалист… Мечтал о справедливости, верил в свой народ, надеялся, если каждый будет заниматься духовным самосовершенствованием, со временем можно будет построить общество всеобщего благоденствия…
Что ж, все сбылось… Народ уже строит справедливое общество, большевики обещают рай на земле, только вот кровь почему-то льется реками… И ты, мой родной, не избежал этой мясорубки. Когда тебя уводили, перстень был на руке…
Еще минута раздумий, и Варвара Федоровна приняла решение. Повернулась спиной к опустевшему столику, перешла к шкафам у противоположной стены зала. Открыла тот, на дверце которого стояли инициалы ее мужа, и принялась лихорадочно перебирать сложенные на полках вещи.
Сначала ничего подходящего под руку не попало. Все было слишком объемно, и для такой неприкаянной жизни, которая ей предстояла, не подходило. Наконец она наткнулась на свернутый кусок ткани и удовлетворенно вздохнула. Именно то, что нужно. Невелико по размеру и, главное, было дорого сердцу ее мужа. Варвара Федоровна сама ее для него вышивала. Решено, заберет эту вещь с собой, и она будет напоминать ей о нем.
Теперь оставалось последнее. Перейдя к другому шкафу, она вытащила из ряда стоящих на полке папок одну. Быстро пролистав ее, вырвала несколько страниц, остальные, разжав пальцы, безразлично уронила на пол.
Выбравшись наверх, Варвара Федоровна торопливо оделась. То из принесенного, что было помельче, рассовала по карманам, остальное увязала в узелок, в тот самый кусок ткани с вышивкой шелком. Прижимая сверток к груди, вышла на крыльцо и лицом к лицу столкнулась с Сидельниковым.
— И куда это ты собралась? — свирепо улыбаясь, спросил тот.
Коренастый, плотный, в распахнутом козловом полушубке, он стоял на нетвердых ногах перед крыльцом и сверлил ее тяжелым взглядом.
От неожиданности Варвара Федоровна испуганно ахнула и инстинктивно сделала шаг назад. Обежав быстрым взглядом двор перед флигелем, поняла, что этим путем ей не уйти. Перехватит. А Сидельников, быстро прочитав ее мысли, криво усмехнулся и, разводя руки в стороны, начал подниматься по ступеням.
— И не думай, — зловеще прохрипел он.
Не отводя зачарованного взгляда от его пьяного до синюшней бледности лица, Варвара Федоровна сделала сначала один шаг назад, потом другой…
Оказавшись за порогом, она быстро захлопнула за собой дверь и, навалившись на нее всем телом, попыталась задвинуть засов. Однако Сидельников оказался расторопнее и, главное, сильнее ее. От мощного удара плечом створка распахнулась, отбросив Варвару Федоровну в сторону, а в проеме возник ухмыляющийся Сидельников.
— Ты, никак, побороться решила? — растянул он губы в пьяном оскале. — Ну-ну… Давай!
Варвара Федоровна не стала дожидаться, когда он приблизиться и схватит ее. Сорвавшись с места, она кинулась по коридору в сторону кухни. Она уже почти добежала, когда он настиг ее и растопыренной пятерней толкнул в спину.
От этого грубого тычка Варвара Федоровна споткнулась и, пробежав по инерции еще несколько коротких шажков, упала на пол. Вскочить она уже не успела. Сидельников навис над ней, схватил за волосы и поволок в кухню.
От боли на глазах Варвары Федоровны навернулись слезы, а насильник толкал ее перед собой и невнятно бормотал заплетающимся языком:
— Бегать вздумала? От меня не убежишь.
С размаху швырнув ее на пол, Сидельников принялся торопливо стягивать с себя полушубок. Путаясь в рукавах, он продолжал пьяно бубнить себе под нос:
— Сейчас ты мне все расскажешь… А муженек твой пускай полюбуется… Посмотрит с небес, как тут жена за его грехи расплачивается…