Лили покосилась на окно. Теплынь, деревья зеленые стоят. Как же сейчас, наверное, дома хорошо. Она снова вздохнула. Про дом и про все, что было раньше, вспоминать нельзя. Тоска нападет. А Лили должна быть сильной, потому что она единственная мамина опора. Кормилица.
Помимо воли Лили улыбнулась. Смешно звучит. Кормилица! Но Луша всегда ее так величает, когда приезжает к ним. Она очень хвалит Лили, что та не растерялась и пошла работать. А что было делать? Кушать ведь нужно.
Первое время Луша привозила вещи из их бывшего дома, и Лили меняла все это на рынке на продукты. Но райская жизнь очень быстро кончилась, потому что большую часть имущества забрала больница, а то, что осталось, мгновенно растащили по избам окрестные крестьяне. Вот Лили и решила идти работать. Сначала отправилась на биржу. Там посмотрели ее справку, ни о чем не спросили и дали направление в мастерскую, что шила обмундирование для армии. Лили снова вздохнула. Не думала она, что так трудно будет.
Лилины размышления прервал высокий пронзительный голос:
— Ты чего сегодня развздыхалась, ровно больная корова?
«Ну вот. Опять эта Фимка. До всего ей есть дело», — сердито подумала Лили и пониже склонилась к шитью.
Отношения с противной Фимкой у нее были плохие, и отвечать ей она не собиралась. К сожалению, отвязаться от этой ехидны было не так-то просто.
— Чего вздыхаешь, спрашиваю? Работать лень или ручки свои беленькие жалко? — не унималась Фимка.
— Ну до чего ж ты вредная, Фимка. Тебе что за забота, почему она вздыхает? Сидит, тебя не трогает, а ты к ней вязнешь!
«Это уже Ксюша», — тепло подумала Лили.
Она помнила, как первый раз пришла в мастерскую. Не успела занять указанное ей место, как сидящая по соседству девчонка с крысиными косицами над ушами, бесцветными рыбьими глазами и конопатым носом сразу к ней прицепилась:
— Ты кто такая? На нашенских, фабричных, ты что-то не сильно похожа.
Лили спокойно пожала плечами:
— А я не ваша. Я со стороны.
Собираясь сюда, она отдавала себе отчет в том, что подобные вопросы неизбежны, и по мере сил подготовилась к ним. Стараясь не придумывать ничего лишнего, ничего такого, в чем можно было бы запутаться, Лили попросту взяла за основу жизнь учительницы из их собственной деревни. Девочке она была неплохо знакома, потому что мама опекала местную школу для крестьянских детей и, навещая ее, часто брала с собой дочь.
— Зовут тебя как? Что отмалчиваешься? Язык проглотила? — не унималась девица с крысиными хвостиками вместо косиц.
— Лили.
Сказала и тут же прикусила губу. Ну вот! Ляпнула! А ведь собиралась быть осторожной.
Конопатая насмешливо скривилась:
— Что это за имя такое? Ровно у кошки.
Лили понимала, что лучше бы промолчать, но характер взял свое.
— Нормальное имя. Мне нравится. А тебя как зовут? — с деланным спокойствием спросила она.
— Фимка.
— У нас во дворе так приблудную собачонку зовут, — насмешливо фыркнула Лили и по тому, как изменилось лицо конопатой, поняла, что нажила себе врага.
Сидящая с другой стороны от Лили девушка засмеялась, а Фимка пронзительно заверещала:
— Сама ты собачонка. Мне мое имя при крещении дали. Серафима, вот! А таких, как у тебя, и в святцах-то нету. Не людское у тебя имя. — Она вдруг замолкла, осененная внезапной мыслью, и подозрительно уставилась на Лили:
— А может ты из бывших? — Сердце Лили ухнуло и тревожно забилось, а Фимка продолжала с упоением развивать приглянувшуюся мысль:
— И лицо у тебя белое, и ручки вон какие нежные.
— Думаешь, только у бывших бывают такие лица? — через силу усмехнулась Лили.
Конопатая убежденно кивнула:
— А то! Если день-деньской у станка простоишь да пылью с потом с головы до ног пропитаешься, такого личика точно не будет.
— Умываться нужно чаще.
Фимка удовлетворенно ахнула:
— Ну точно бывшая!
— Не обращай на нее внимания. Она ко всем вязнет. Характер у нее такой… пакостный, — вмешалась в разговор другая девушка. Та, что недавно хохотала. Широко улыбнувшись Лили, она весело сообщила:
— А меня Ксюшей зовут.
Замечание Ксюши задело Фимку, и она обидчиво спросила:
— С чего это пакостный?
— С того! С тобой же водиться никто не хочет, — сердито отрезала Ксюша.
— Правды не любите! А я всегда правду в лицо говорю, потому что все про всех знаю. И про тебя разведаю, — пригрозила она Лили.
Почувствовав поддержку новой знакомой, Лили успокоилась и потому в ответ на Фимкину угрозу только плечами пожала:
— Не трать силы зря. Я сама тебе все расскажу.
Записи об Ольге Петровне Ивановой были аккуратно переписаны в блокнот, и больше ничего меня на фабрике не держало. Выйдя во двор, я огляделась и удовлетворенно подумала: «Здесь дело сделано, можно отправляться дальше».
Хотя поездка и не оправдала тех надежд, что я на нее возлагала, но польза от нее все же была: я узнала год и место рождения матери Ефимова! И это было совсем не мало! В моей практике случались моменты, когда я вообще ничего не могла обнаружить. Рыла землю носом с утра до вечера, а натыкалась на сплошную пустоту. А тут без особых усилий удалось выяснить основные ключевые моменты биографии главной фигурантки. Это ли не везение? То, что мать Ефимова на деле оказалась крестьянкой, родившейся в бедной семье в никому не известной деревне Васькино, меня ничуть не смущало. В конце концов, меня для чего наняли? Выяснить происхождение матери Ефимова! И если в результате расследования вдруг оказалось, что это самое происхождение никакого отношения к дворянству не имеет, это уже не моя забота. Я раскопаю всю подноготную о ее семье, составлю список всех ее ближайших родственников, и мой гонорар будет отработан! А о несбывшихся честолюбивых мечтаниях пусть уж печалится Алла Викторовна.
Мысль одним махом и порученную работу выполнить, и с неприятной особой мирно расстаться, здорово мне понравилась. И раз уж фарт сам идет в руки, решила я, не воспользоваться этим еще разок было бы с моей стороны непростительной глупостью. Везение — оно ведь какое? Обманчивое! Вот только что оно было — и уже его нет. В общем, ветер удачи нужно ловить, пока он дует в твои паруса, иначе…
Улыбнувшись собственному романтическому настрою, я завела мотор, вырулила с фабричного двора и рванула в сторону от Вуславля.
Время едва перевалило за полдень, а если верить карте, до деревни Васькино, где родилась мать депутата, было чуть больше тридцати километров. Ну разве это расстояние, если впереди маячила возможность разом положить конец всем своим мучениям?
Деревня Васькино мне понравилась с первого взгляда. Небольшая по размеру, она привольно раскинулась на пологих холмах и буквально утопала в зелени. Скатившись с горки, я плавно притормозила у колодца.
— Не подскажите, где у вас тут власть располагается? — спросила я через окно у местных жительниц, что толпились с ведрами у допотопного колодезного журавля.
Появление незнакомой машины посреди тихой деревенской улицы и так уже привлекло внимание, прервав неспешное течение беседы, а когда я вопрос задала, загалдели все разом:
— Тебе сельсовет? Так в центре он. Ехай сейчас прямо, а как свернешь вправо, так и увидишь его. Не боись, мимо не проедешь, на ем флаг висит! А зачем тебе сельсовет? Ищешь кого или дело у тебя к нашему начальству?
— Человека ищу. Родом из ваших мест, но уехал отсюда вскоре после революции.
Бабы ахнули и снова дружно затарахтели:
— Ну, милая… Чего захотела! После революции! Да наши мужики с перепоя не помнят, что с ними вчера было, а ты… — засмеялась одна.
— В сельсовете тебе ничегошеньки не скажут. У них и бумаг-то про былое житье не осталось, — поддержала ее другая.
— Ты лучше к Василисе сходи. Она в школе деревенский музей устроила. Если кто и знает, так только она, — рассудительно посоветовала третья.
— Зовут ее как?
— Так Василиса! Василиса Даниловна. Учительница. Да там тебе ее всяк покажет.
— Школу как найти?
— Ехай, как тебе сказали. У нас все на одной улице. И сельсовет, и магазин, и школа. Как увидишь флаг — это, значится, сельсовет, а прямехонько на другой стороне, за забором, школа.
Я действительно без труда нашла и здание с флагом на крыше, и местную школу. Припарковавшись у невысокого заборчика, выбралась из машины и бодро зашагала в направлении крыльца. Известие о деревенском музее меня здорово заинтриговало. Его существование могло порадовать неожиданными открытиями, потому что никто так самозабвенно не работает, как энтузиасты своего дела. Застать бы только эту Василису на месте.
Судя по тому, что школьный двор был абсолютно пуст, и из здания не доносилось детских голосов, уроки давно кончились.
Внутри школы тоже стояла тишина. Ни единого звука, кроме моих гулких шагов. Решив пройтись до учительской и если не найти учительницу со сказочным именем Василиса, то хотя бы выяснить, где она живет, я быстрым шагом двигалась по коридору мимо многочисленных дверей. Неожиданно одна из них распахнулась, и из класса вышла полная женщина с ведром в одной руке и шваброй в другой. Увидев меня, строго спросила:
— Вы к кому? Если к директору, так нет ее. Домой ушла.
— Мне нужна Василиса Даниловна.
— Вася? Эта здесь! В музее сидит. Прямо идите. Там написано.
На мой стук из-за двери с табличкой «Музей» отозвался девичий голос:
— Не заперто!
Хотя музеем гордо именовалась обычная классная комната, устроено в ней все было по-настоящему. Планшеты с фотографиями и диаграммами на стенах, древние прялки, ряды чугунных казанков в комплекте с ухватами. Дальний угол был декорирован под избу. Кровать с лоскутным одеялом, рядом детская колыбелька, образа, вышитые полотенца.
В комнате не было никого, кроме молоденькой женщины.
— Добрый день. Мне Василису Даниловну.
— Это я, — смущенно улыбнулась та.
— Очень приятно, — улыбнулась я в ответ. — А меня зовут Анна. Я из Москвы. Журналистка. Провожу журналистское расследование. Одна из моих героинь была родом из вашей деревни, потому и приехала сюда. Надеялась разузнать хоть что-то о ее юности, а женщины у колодца посоветовали обратиться к вам. Говорят, тут музей и вы все знаете.