Алла Викторовна возмущенно охнула и в изнеможении откинулась на спинку дивана.
— Алла! — предупредительно вскрикнул Можейко, но Алла Викторовна признаков жизни не подавала, и он успокоился.
— Что удалось узнать на фабрике? — переключился Можейко на меня.
— В документах указано, что Ольга Петровна родилась в деревне Васькино. Естественно, я отправилась туда, но, как оказалось, зря. Ивановых там сроду не водилось.
— Как это? — подскочила на диване моментально пришедшая в себя Алла Викторовна.
— А так! Выходит, место своего рождения ваша свекровь указала неверно. Не жила она никогда в деревне Васькино.
Ефимова капризно сдвинула брови:
— Может быть, вы плохо узнавали? Или в этом… как его… Васькине… что-то напутали?
Я покосилась на Аллу Викторовну и сухо сказала:
— Сведения верные. Взяты из архивных документов. Не жила Ольга Петровна в той деревне.
— Но где-то же она родилась! Где? — нервно выкрикнула Алла Викторовна.
— Понятия не имею, — вяло отозвалась я, чувствуя, как на меня наваливается усталость.
— Значит, нужно выяснить, — заявила Алла Викторовна, задиристо вздернув подбородок.
— Конечно! — покладисто согласилась я. — Только я не знаю как.
Алла Викторовна посмотрела на меня удивленными глазами, прижала пальцы к вискам и принялась жалобно прочитать:
— Ну за что мне все это? Столько неприятностей! И одна за другой! То Максим фортель выкинет, то у Павла в партии раскол! Уму непостижимо! Группа ничтожных честолюбцев рвется к власти. Забыли, кто стоял у истоков создания этой партии, чьими руками все строилось…
— Алла, перестань. Анне не интересны наши внутренние распри, — резко осадил ее Можейко, и голос его при этом звучал до крайности неприятно.
Алла Викторовна споткнулась на середине фразы, потерянно посмотрела на Степана Степановича и, к моему безмерному удивлению, смолкла. Можейко подождал несколько секунд, удостоверяясь, что она действительно не собирается больше ничего говорить, и проникновенно заметил:
— Я тебя понимаю. Самого эта проблема волнует. Знаешь же, я ею сейчас вплотную занимаюсь, но посторонних этим всем грузить не стоит.
— Да, конечно, ты прав. Само собой вырвалось. Нервничаю очень.
Можейко сочувственно качнул головой и, посчитав инцидент до конца исчерпанным, обратил свое внимание на меня.
— Послушайте, Анна, — энергично заявил он. — Вот какая мысль пришла мне в голову. Вы ведь высказывали предположение, что Ольга Петровна может являться родственницей тех дворян… Денисовых-Долиных по боковой линии. Так сказать, их дальним и не прямым потомком.
— Было дело, — согласилась я, — но, не имея фактов, я не могу связать судьбу Ольги Петровны с судьбой этого рода. Если помните…
— Да-да. Все помню. И про восемьсот пятнадцатый год, и про смоленские корни. Однако вот что подумалось… Если данные о рождении Ольги Петровны в деревне Васькино являются фикцией, то каким тогда образом она оказалась в наших краях? Молоденькая девушка, почти девочка. А? Не думали над этим?
Честно говоря, не думала. Была так расстроена неудачей, что вообще ни о чем, кроме собственной неумелости, думать не могла. Не зная, что ответить, я лишь пожала плечами. Можейко же с энтузиазмом воскликнул:
— Забудьте о крестьянке из деревни Васькино! Не было такой и быть не могло! Была дворянка с липовой справкой! Вернитесь к версии о потомках сестры Денисова-Долина! Нутром чую, она правильная! И второй вопрос: почему девушка появилась именно в Вуславле? Да потому, что жила в этой губернии! Корни корнями, но люди переезжали с места на место, продавали старые земли, покупали новые. В конце концов, выходили замуж и переселялись в имения мужей.
Я с интересом посмотрела на него, а Можейко весело подмигнул мне:
— Просекаете мысль? Она была дворянкой, родом из наших мест, и, значит, где-то должно было быть имение ее родителей. А?
— Действительно, неплохая мысль, — протянула я.
— Отличная, потому что, если подумать, в нее все факты очень удачно укладываются. Вот в этом направлении и нужно двигаться! Вы сказали, в музее Вуславля сохранились некие документы. Нужно обязательно съездить туда и посмотреть, вдруг что интересное в архиве найдете. Но помните, икать следует уже не крестьянку Иванову, а дворянку Иванову. Чувствуете разницу? — загорелся он.
— Чувствую, — согласилась я, уже лихорадочно прикидывая, что можно извлечь из такого разворота событий.
Может даже, и хорошо, что я не нашла следов Ольги Ивановны в Васькине. Значит, сведения, которые она о себе сообщила, были фальшивые. А зачем ей это понадобилось? Да затем, что под именем крестьянки Ивановой скрывалась дворянка. Вполне правдоподобно! Для того времени, когда шло физическое уничтожение бывшего правящего класса, подобные случаи не были редкостью. Стараясь спастись, люди всеми правдами и неправдами стремились откреститься от своего происхождения. Кому везло, приобретали документы на чужое имя, другие просто растворялись в рабоче-крестьянской массе и сидели тихо, как мыши. А если так, то не все еще потеряно. У меня снова появился шанс доказать, что мать Ефимова действительно является родственницей Денисовым-Долиным.
— Хорошая идея. Можно попробовать. Вот только… — задумчиво пробормотала я.
— Да? — встрепенулся Можейко.
— Чью фамилию носила Ольга Петровна? Свою или мужа?
— Девичью. Брак был гражданский.
— Откуда ты это взял? — вскрикнула явно шокированная Алла Викторовна.
— Знаю! Не забывай, я вырос вместе с твоим мужем!
Алла Викторовна сделала вид, что ответ ее удовлетворил, во всяком случае, развивать эту щекотливую тему дальше она не стала. А Можейко проникновенно заглянул мне в глаза и очень серьезно пообещал:
— Я вам буду помогать. Лично. Обещаю.
Глава 7
Звонок на мобильный прозвучал в тот момент, когда я по городскому телефону ссорилась с Голубкиным. Кстати сказать, начало нашего с ним разговора протекало вполне мирно. Он заботливо поинтересовался, как идут мои дела, я в ответ начала охотно жаловаться на возникшие сложности. Этим бы мне и ограничиться, но дернуло же меня за язык спросить, когда он планирует завершить дела и вернуться. Алексей тут же трагическим голосом сообщил, что переговоры с предполагаемыми партнерами затягиваются и поэтому ему придется задержаться.
Пока я переваривала эту новость, он начал нудить, что жутко соскучился, и неплохо было бы мне приехать к нему. Эта тема поднималась уже не раз, но, пока он обретался в Швейцарии, я отговаривалась тем, что терпеть не могу эту страну по причине ее крайней унылости.
— Там смотреть нечего, кроме гор, — отбрыкивалась я в ответ на увещевания Голубкина.
Но теперь, когда дела завели его в Испанию, крыть стало нечем.
— Приезжай, — ныл любимый в трубку. — Тут памятники на каждом шагу понатыканы. Повысишь свой культурный уровень. Столько старины вокруг, вовек не обозреть.
— Ты исключительно обо мне заботишься?
— Конечно!
Ответом ему было ледяное молчание. Сообразив, что зарвался, Голубкин неохотно добавил:
— Ну и о себе тоже. Мне без тебя плохо. Весь день на встречах да переговорах, а вечерами сижу в номере, обложившись бумагами. Ты приедешь, и все изменится. Буду хоть иногда ходить вместе с тобой на прогулки, обозревать достопримечательности. Пусть это будет наше свадебное путешествие.
— Мы еще не поженились, — сурово напомнила я.
— А кто виноват? — тут же нашел повод обидеться Голубкин. — Ты резину тянешь. А сама, между прочим, обещала.
Голубкин говорил правду. Было дело. В порыве сентиментальности действительно пообещала что-то похожее, но потому быстро одумалась. Какая из нас семья, если пять минут поговорим спокойно, а на шестой уже дым коромыслом?
— Не могу, у меня работа.
— Плюнь! — великодушно разрешил Голубкин.
— Между прочим, это ты мне ее и сосватал, — с тихой лаской напомнила я.
— Ничего подобного, — возмутился он. — Ефимова просила только о консультации, про работу не было ни слова. Это ты сама в нее ввязалась, чтобы был повод не приезжать ко мне. Тебе плевать, что я тут чахну.
— Если тебе так плохо, приезжай.
— У меня здесь дела. Не могу же я все бросить на полпути, — начал свирепеть Голубкин.
— У тебя, значит, работа, а у меня так… бирюльки, — в свою очередь вскипела я. — Ну и женись на своем бизнесе, а меня оставь в покое.
— Спасибо за совет. Я, наверное, так и сделаю. На испанке женюсь. Они здесь, кстати, сплошь красавицы и все очень домашние.
— Желаю большого семейного счастья, — фыркнула я, но трубку не положила.
Времена швыряния трубок давно прошли, теперь я стала умнее. Знала, что короткий миг наслаждения оставить последнее слово за собой может обернуться ссорой длинной в несколько месяцев. Это мы с Голубкиным уже проходили. Меж тем было слышно, как Алексей натужно запыхтел на том конце провода. Значит, следовало ждать привычного взрыва — кротостью нрава он никогда не отличался. И тут снова возникла дилемма: то ли молча выдержать град упреков, то ли ввязаться в бой. Решение принять было сложно, и в этот непростой для меня момент мелодичным перезвоном залился мобильник.
— Звонят, — проинформировала я любимого, причем с радостью, так как проблема выбора отпала сама собой. — Говорить больше не могу.
— Кто? — тут же насторожился он.
— Понятия не имею. Сейчас отвечу и узнаю, — беззаботно откликнулась я, очень довольная, что, ничем не рискуя, могу подпортить ему настроение. Голубкин, ко всем его недостаткам, был еще и ревнивцем, хотя тщательно это скрывал. Звонил, как оказалось, Можейко.
— Анна, у меня для вас новости. Хорошие. От Аллы Викторовны, — с места в карьер сообщил он.
— Да? И что же это за новости? — удивилась я, поскольку ничего хорошего от этой дамы давно уже не ждала.
— Не хотелось бы по телефону обсуждать. Может, встретимся, если у вас есть свободное время?
Новость, да еще хорошую, узнать хотелось, поэтому я не стала капризничать и тут же согласилась: