Читать статью Зинаида не стала, а вот фотографии рассматривала внимательно. И на комментарии не скупилась.
— Ишь ты! Депутат Ефимов с сыном! А что? Интересный парень, папаша в его годы хуже был. А это кто? Целая толпа!
— Соратники по партии.
Она одобрительно хмыкнула:
— Видные мужики. Вот где женихов искать нужно! В Москве, а мы тут сидим. А это никак Степка?
— Да.
— Тоже депутат?
— Помощником по партии у Ефимова числится.
— Ишь ты! Так и не расстался со старым дружком... Но, видно, неплохо Степке под крылом у Пашки живется. Гляди, какой гладкий.
— Совсем неплохо. Состоятельный господин.
— Ни фига! А мы тут... гнием. А это что за баба?
— Супруга Ефимова. Алла Викторовна.
Зинаида наклонилась поближе и, наморщив лоб, задумалась.
— А ведь я ее знаю, — вдруг выпалила она.
— Вы, наверное, путаете, — с сомнением заметила я. — Она москвичка, здесь никогда не жила. Разве что видели, когда она с мужем свекровь навещала.
— Не приезжала она, — пренебрежительно махнула рукой Зинаида. — Ольга Петровна хоть и отмалчивалась, а все знали, что невестка ее чурается. Ноги ее здесь не было. Я ж тут за стенкой жила, все видела. В эту комнату я уже после смерти Ольги Петровны перебралась. У меня и обстановка ее стоит. Пашка все бросил, ничего не взял. Он здесь после смерти матери только разок и появился. На похороны. Даже поминок не устроил, сразу уехал. Похоже, точно разбогател и загордился...
Рассказывая мне все это, она не отрывала глаз от фотографий в журнале. И вдруг, перестав трещать, хлопнула ладонью по журналу и заявила:
— Ну точно я ее знаю!
— Откуда? Где вы с ней встречались? Здесь или в Москве?
Зинаида погрозила мне пальцем и с хитрой улыбкой произнесла:
— Не важно! Знаю, и все! Хоть и давно это было, а я помню!
Глава 11
— Куда вы пропали? Я заезжал в музей, мне сказали, вы давно ушли. Где вы были все это время? Посмотрите на часы, день кончается, — набросился на меня Можейко, стоило мне сесть к нему в машину.
Его упреки были вполне справедливы. Дело и вправду шло к вечеру, а я, покидая музей, действительно ему не позвонила. Все так и было, только это еще не повод отчитывать меня. Очень мне не понравился его тон, и скрывать свое недовольство я не стала.
— Навещала места вашей с Ефимовым юности, — демонстративно отвернувшись к окну, сухо ответила я.
— Что это еще за места?! — не унимался Можейко.
Мужик был явно неправ, но понять этого не хотел и упорно продолжал демонстрировать характер. Я оторвала взгляд от окна и посмотрела на него в упор.
— Проще говоря, посетила барак, где родился и вырос наш депутат, — доложила я, чеканя каждое слово.
— Зачем вас туда понесло? — нахмурился Можейко, с недоумением разглядывая меня.
— Рассчитывала хоть что-то узнать об Ольге Петровне. Сами знаете, близкие родственники не спешат делиться информацией. А в бараке она как-никак жизнь прожила. Все время на виду, соседи могли дать зацепку к ее прошлому.
— Дали?
— К сожалению, нет.
— Что так? Не осталось никого, кто ее помнит?
— Почему же? Осталось.
— И кто это?
Можейко взирал на меня с открытым недоверием, и я, не удержавшись от мелочного желания поквитаться, со скрытым злорадством процедила:
— Зинаида. Ваша с Павлом Юрьевичем бывшая одноклассница.
Можейко и до того, прямо скажем, не искрился весельем, а услышав имя подруги детства, помрачнел еще больше.
— Как она там? — тихо спросил он, отводя глаза.
— Пьет, — кратко сформулировала я свои впечатления.
Судя по тому, как Можейко нахмурился и замкнулся, мое сообщение не стала для него новостью. Молчал он долго. Мы уже выехали за пределы города, когда Степан Степанович вдруг вернулся к прерванному разговору:
— Я к Зинаиде хорошо отношусь, только зря вы на нее время тратили. Человек она безобидный, но характером слаба, да и ума недалекого. Пить начала давно и теперь, я думаю, совсем опустилась. Что она может сказать толкового?
— Ну зачем же так? Мне она показалась вполне вменяемой, — не согласилась я. — Говорила вполне разумно, но, к сожалению, ничего такого, что имело бы отношение к интересующему меня вопросу. В основном это были светлые воспоминания о безвозвратно ушедшем детстве. Дружба. Игра в войнушку, поиски сокровищ Наполеона. Первая любовь.
Можейко подозрительно покосился на меня, но ничего не сказал. Так и промолчал, мрачно набычившись, до самой Москвы. Я к нему с разговорами тоже не лезла, понимала, муторно мужику. Уж очень далеко развела их жизнь с бывшей подружкой, в которую они с Павлом оба были в юности влюблены. И сам Можейко, и Ефимов сумели неплохо устроиться в этой жизни, а вот Зинке не повезло. Спилась и опустилась на самое дно местная красавица и их первая любовь. Не всякий способен такое равнодушно воспринять.
— А знаете, Зинаида одну интересную вещь все-таки сказала, — неожиданно вспомнила я.
Можейко мое сообщение не заинтересовало. Он даже головы в мою сторону не повернул. Как смотрел угрюмо на бегущую под колеса дорогу, так и продолжал на нее глядеть, лишь вежливо обронил:
— Вот как?
— Зина утверждает, что знает Аллу Викторовну.
— Белая горячка, — с непоколебимой уверенностью определил Можейко. — Не может она ее знать. Алла всю
жизнь прожила в Москве и, если куда и выезжала, так только в Крым, на отдых. В отличие от нас всех, она выросла в достатке. Ее отец был известным человеком.
— Я то же самое Зинаиде говорила, но она стояла на своем. Твердила, что это было давно, но она все хорошо помнит. Встречалась она с Аллой Викторовной в Вуславле.
Можейко вяло пожал плечами, давая понять, что за слова бывшей подруги ответственности не несет. Я думала, что молчать мы будем до самого дома, но Можейко вдруг очнулся от задумчивости и предложил:
— Давайте заедем к Алле по дороге все-таки.
— Зачем?
— Ей интересно будет узнать, чем обернулось ваше посещение музейного архива. Мне, кстати, тоже. Вы ведь про это так ничего и не рассказали.
Не удержавшись от соблазна немного повредничать, я елейным голосом пропела:
— Могли бы спросить. Мы с вами не один десяток километров бок о бок проехали.
— Значит, решено. Едем, — пропустив мимо ушей мое ехидство, подвел он черту разговору и потянулся за мобильным телефоном.
— Там может быть Павел Юрьевич, — уже серьезно заметила я.
— И что? Вы его боитесь? — усмехнулся Можейко.
— Нет, но ему может быть неприятен мой визит. Он ведь категорический противник идеи Аллы Викторовны.
— Не трусьте, все будет нормально, — скупо улыбнулся Можейко и тут же оживленно заворковал в мобильник: — Алла, это я. Мы с Анной едем к тебе. Паша дома? Работает с бумагами в кабинете? Отлично! Что узнали? Пока я и сам не в курсе. Приедем, Анна нам все расскажет. Ну пока. Жди.
Алла Викторовна действительно нас ждала. Мы еще только въезжали во двор, а она уже стояла на крыльце.
— Ты тут поухаживай за Анной, а я отлучусь на минуту, — на ходу бросил ей Можейко и поспешно скрылся в доме.
Алла Викторовна проводила его задумчивым взглядом, потом повернулась ко мне и, думая о чем-то своем, рассеянно предложила:
— Пойдемте в столовую. Я стол накрыла. Перекусите.
Есть действительно хотелось. Я вдруг с удивлением вспомнила, что за весь долгий день у меня во рту росинки маковой не было.
Дожидаясь возвращения Можейко, мы с хозяйкой пили чай и мирно болтали ни о чем. Алла Викторовна интересовалась дорогой и тем, понравился ли мне Вуславль. Я отвечала привычными обкатанными фразами, одновременно прикидывая в уме, задать ей свой вопрос немедленно или все же не торопиться. Принять решение я так и не успела. Дверь распахнулась, и в комнату быстрым шагом вошел сначала Можейко, а следом за ним Павел Юрьевич. Появление последнего стало для меня неприятным сюрпризом, поскольку втягиваться на ночь глядя в бурные дебаты с раздражительным Ефимовым сил совершенно не было. А от Павла Юрьевича можно было ожидать и вспышки бурного раздражения, и лавины гневных упреков, что было одинаково неприятно и утомительно. Неудивительно, что я следила за ним с определенной настороженностью, однако избранник народа повел себя неожиданно кротко. При виде меня он не только не впал в буйство, а, напротив, изволил поздороваться. Правда, лишь коротким кивком и без всякой приязни, но все равно этим своим поступком он привел меня в крайнее замешательство. Пока я приходила в себя и сживалась с мыслью, что мы с ним больше не враждуем, Павел Юрьевич устроился во главе стола и коротко попросил жену:
— Чаю, пожалуйста.
Алла Викторовна, не меньше меня встревоженная его появлением, сорвалась с места и торопливо зазвенела посудой.
— Тебе, как всегда, с лимоном?
— Без лимона и сахара, — не отрывая взгляда от скатерти, которую он пристально изучал, сухо отозвался Павел Юрьевич.
Стоило Алле Викторовне поставить чашку перед мужем, как Можейко, весело потирая руки, потребовал:
— Ну, Анна, докладывайте!
Идея привлечения Павла Юрьевича к участию в разговоре, без сомнения, принадлежала ему, но вины он за собой не чувствовал, держался свободно и единственный из всей нашей компании пребывал в отличном расположении духа. Похоже, в душе Можейко здорово потешался над нашей с Аллой Викторовной растерянностью. Одарив его возмущенным взглядом, я все-таки подчинилась и принялась, как он выразился, докладывать:
— Время позднее, поэтому излагать буду кратко и без подробностей. Поездка моих надежд не оправдала.
При этих словах Ефимов оторвал глаза от скатерти и поднял голову. Можейко в немом вопросе вздернул брови, и только Алла Викторовна не сдержалась и огорченно пискнула:
— Почему?
— Я отправилась туда в надежде найти документы, подтверждающие существование семьи Ивановых...
Глядя поверх голов собравшихся, Павел Юрьевич с неприятной усмешкой перебил меня:
— Зря ноги били, она и без ваших подтверждений существовала.