— Тебе нужно уехать. Немедленно.
— Куда? — усмехнулась Лили.
— К матери. Будешь сидеть тихо — и пронесет. Ты с нами не жила, Сидельников о тебе не знает. А отец будет молчать. Когда разберутся и его выпустят, снова вернешься в Москву.
Лили покачала головой:
— Не пронесет. Если Сидельников собирал компромат на твоего отца, то знает и обо мне.
— Не обязательно! И потом, ты никакого отношения к его делам не имела. Можно считать, случайная знакомая...
— Я прятаться не стану, — перебила она его, норовисто вздернув подбородок. — Мне надоело бегать с места на место и каждый раз все начинать сначала.
Поставив машину на стоянку, которая находилась в дальнем конце двора, я не спеша побрела по асфальтированной дорожке к своему подъезду. Деловитая бодрость, с которой я держалась весь вечер, за время дороги домой улетучилась, и вместо нее на плечи навалилась усталость. Честно признаться, встреча с Гаршиной далась мне нелегко. Слишком уж непростой характер оказался у Ирины Ильиничны, и слишком много впечатлений разом обрушилось на меня. Я перебирала в памяти наш с ней сумбурный разговор, и меня не покидало ощущение, что я что-то сделала не так.
— Ладно, не последний день живем. Пройдет время, и обязательно вспомню, — пробормотала я, отгоняя неприятные мысли.
Сделать это удалось легко, потому что куда больше смутных тревог меня занимали тревоги реальные. В самом конце нашего с Ириной Ильиничной разговора она неожиданно спросила:
— Вы говорили, этот Павел хотел разыскать родственников матери... Допустим, он их нашел, что дальше?
— Ничего... — растерянно отозвалась я, не зная, что сказать. Ну не признаваться же, в самом деле, что Ефимов вовсе не горит желанием обзавестись новой родней. Что идея поисков полностью принадлежит его чересчур активной и чрезвычайно амбициозной супруге. Только представив на секунду, какую отповедь я услышу от Ирины Ильиничны, узнай она, что ее собираются использовать в качестве рекламного трюка в предвыборной кампании, я вся с головы до пяток покрылась зябкими мурашками. Да старуха меня на порог больше не пустит, не говоря уж о том, что о Лили я уже больше никогда и ничего не узнаю. А мне нужно. До зарезу. И не ради Ефимовых, или Голубкина, или даже отнюдь не маленького гонорара. Просто я уже завелась. Мне стало интересно, самой захотелось разгадать эту загадку. Моментально прикинув в уме возможное развитие событий, я уже совершенно уверенным голосом заявила:
— Ничего ему не нужно. Он уважаемый человек, хорошо обеспеченный и никаких корыстных целей не преследует.
По лицу Ирины Ильиничны трудно было что-либо определить, но слушала меня она очень внимательно.
— Допускаете, что Павел может оказаться сыном Лили? — тихо спросила я.
— Хорошо бы... Никого из Денисовых-Долиных, кроме меня, уже не осталось. — Ирина Ильинична поколебалась, обдумывая что-то, потом вдруг решилась: — Знаете, я хотела бы с ним встретиться.
Идея мне не понравилась, но отступать было некуда, и я бодро согласилась:
— Это можно легко устроить.
— Позвоните прямо сейчас. — Ирина Ильинична величественно кивнула на телефон, и мне не оставалось ничего другого, как набрать номер Аллы Викторовны.
Стоило той понять, о чем я толкую, как она моментально растеряла всю свою сдержанность и звенящим от возбуждения голосом выпалила:
— Конечно же мы приедем! О чем речь? Пусть только скажут, когда именно, и мы обязательно будем.
Внимательно прислушивавшаяся к разговору Ирина Ильинична подсказала:
— Завтра. В шесть вечера.
— Отлично, — с готовностью согласилась Алла Викторовна и, не справившись с переполнявшим ее восторгом, воскликнула: — Анна, какая чудесная новость! Я уже надеяться перестала, и вдруг такая удача!
— Это еще не все! У меня теперь есть фото Натали. Ирина Ильинична на время дала, — не удержалась и похвасталась я.
— Великолепно! От Ирины Ильиничны приезжайте прямо к нам. Покажем фотографию Павлу. Вдруг он в Натали узнает свою мать! — с воодушевлением предложила Алла Викторовна.
— Не получится. Отсюда еду прямо домой. У меня встреча с подругой.
— Жаль, — разочарованно протянула Ефимова.
— Мне тоже, но мы уже договорились.
— Тогда до завтра. Сейчас позвоню Степану, а потом немедля пойду в кабинет, рассказать все Павлику. Интересно, как он воспримет эту новость?
«Думаю, твое сообщение для него новостью не станет», — подумала я, услышав в наступившей тишине еле слышный характерный щелчок. В доме Ефимовых осторожно положили на рычаг трубку параллельного телефона.
«Если Ефимов взбрыкнет и откажется ехать к Гаршиной, я окажусь в дурацком положении», — озабоченно подумала я, торопливо шагая по дорожке в направлении подъезда.
И это оказалось моей последней здравой мыслью на тот вечер. В окаймлявших дорожку кустах что-то зашуршало, и я, вздрогнув от неожиданности, невольно отвлеклась от своих раздумий. В следующее мгновение окружающий мир с бешеной скоростью крутанулся вокруг меня, вспыхнул ослепительно ярким светом и, рассыпавшись на миллионы крохотных искорок, погас.
Очнулась я оттого, что меня бесцеремонно и довольно больно хлопали по щекам. Потом к ощущениям прибавились звуки, и до меня донесся голос подруги Даши:
— Аня, Анечка!
Слышался голос словно издалека и был таким несчастным, что Дашу мне стало жалко до слез. Что это она так убивается? Неужели что-то случилось? Я сделала попытку открыть глаза и посмотреть, что же, в самом деле, происходит, но налитые свинцом веки меня не послушались. Зато накатила усталость. Накатила, накрыла тяжелой мягкой волной и утащила в уютную темноту. Сразу все стало безразлично и захотелось спать, но Дашин голос не унимался и продолжал настойчиво звать меня:
— Анечка, Аня. Посмотри на меня.
Понимая, что она не отстанет, я сердито нахмурилась и предприняла еще одну попытку открыть глаза. Должна же я была ей сказать, чтобы перестала плакать и дала мне спокойно уснуть. Раздражение прибавило сил, и с непослушными веками мне в конце концов удалось справиться. Из легкой туманной дымки выплыло незнакомое мужское лицо.
«Это не Даша», — вяло удивилась я.
Удивление длилось всего лишь мгновение. В следующую минуту я уже вспомнила, кому принадлежало это лицо. Максу, непутевому сыну Ефимовых.
— Вы тут как оказались? — ворочая непослушным языком, спросила я.
— Вас заглянул повидать. Думал, к вечеру вы должны обязательно вернуться домой, вот и решил подождать во дворе. Пошел к скамейке, а тут вы на дорожке валяетесь...
— Не нервируйте ее, — раздался другой голос, в котором я с облегчением узнала Дашин.
«Даша здесь. Она меня не оставит», — подумала я и снова нырнула в благодатную темноту.
Глава 14
Когда я снова пришла в себя, все вокруг было залито солнечным светом. Лежала уже не на земле, а в собственной кровати, и рядом сидел небритый, с провалившимися глазами Голубкин и смотрел на меня волком.
— Ты мне снишься, — с робкой надеждой прошептала я.
— Если б я тебе снился по ночам, ты бы давно вышла за меня замуж. Как, между прочим, и обещала.
При одном только звуке его голоса я почувствовала такой прилив сил, что даже смогла возмутиться:
— Я не обещала! Просто сказала, что подумаю.
— Сколько можно думать? Эта волокита не один год уже тянется! Динамо крутишь, дорогая! Надоело!
Я, конечно, была слаба, и голова жутко болела, но то, что Голубкин меня только что оскорбил, поняла отлично.
— Если все так тягостно, тебя никто тут не держит! — с обидой прошептала я, и из уголка глаза на подушку скатилась одинокая слеза. Заплакала конечно же не из-за Голубкина, не стоил этот грубиян моих слез, а исключительно из жалости к себе.
«Лежу тут одинокая, слабая, и даже сил нет дать достойный отпор наглецу», — горько подумала я.
А наглец между тем вовсю пользовался своей безнаказанностью.
— Не можешь ты жить, как нормальный человек, Анна. Все женщины о чем мечтают? Выйти замуж, жить без забот в тепле и уюте, родить ребенка. Все, только не ты. Тебе это и на фиг не нужно! Тебя все на авантюры тянет. Картины, поиски, расследования... И чем все кончается? То в лес тебя завезут и там бросят, то по голове тюкнут, а она у тебя, между прочим, и так не сильно крепкая, — раздумчиво вещал Голубкин.
От того, что он говорил истинную правду, и возразить было нечего, обида стала еще острее. Изо всех сил стараясь не разреветься, я улыбнулась ему и с задушевной нежностью предложила:
— Слушай, катился бы ты в свою Испанию.
Странно, но Голубкин почему-то обиделся:
— Укачу, не переживай. У меня там еще куча дел, а я, как только мне позвонили, все бросил и первым же рейсом в Москву рванул.
— Кто позвонил? — заинтересовалась я, прикидывая, кого конкретно нужно винить за этот подарок.
— Твоя лучшая подруга, Дарья.
Услышав, что у Даши был номер телефона Голубкина, и она мне ни словом об этом не обмолвилась, я опешила:
— Ты ей дал свой номер?
— Конечно! Чтоб знала, куда сообщить, в случае чего... С тобой ведь всякое может приключиться.
— Выходит, ты поручил ей приглядывать за мной? Следить? Значит, ты мне не доверяешь?
Голубкин вытаращил на меня глаза, будто я сморозила величайшую глупость:
— Конечно, не доверяю! Тебе только полный кретин может доверять! Ты ведь из тех баб, с которых глаз спускать нельзя. Чуть зазевался, и все! Готово! Ты уже вляпалась в историю!
— Тиран! — убежденно заявила я.
— С такими, как ты, иначе нельзя, — с не меньшей убежденностью парировал Голубкин. — Распускаешься моментально. Вот ведь, уезжая, по-людски просил: не лезь в авантюры! И что в результате? Получила по голове и даже не знаешь от кого. Как тут прикажешь не зверствовать?
Пока я подыскивала нужные слова, Голубкин деловито пообещал:
— Я наведу здесь порядок! Сегодня же сюда въедет Глафира!
При этих словах я покрылась мелкими мурашками с головы до самых пяток. Вышеупомянутая особа служила у Голубкина домоправительницей, была его доверенным лицом и крайне неприятной, на мой взгляд, особой. Что касается Голубкина, то он в ней души не чаял и доверял, как самому себе.