Алла Викторовна покосилась на кусок картона у меня в руках.
— По логике вещей получается именно так, — с сомнением протянула она.
— Но вас что-то смущает, — закончила я ее мысль.
Алла Викторовна еще раз бросила взгляд на фотографию и решительно заявила:
— Не похожа она на дворянку. Лицо простоватое.
Теперь наступила моя очередь с сомнением разглядывать снимок. Мне и самой лицо женщины не слишком нравилось, но дело тут было вовсе не в аристократичности черт, а в выражении. Уж очень неулыбчивое оно было. Глубоко посаженые темные глаза сурово смотрели прямо в объектив, узкие губы были плотно сжаты, да и гладко зачесанные назад светло-русые волосы не делали снимавшуюся привлекательнее, чересчур открывая широкий лоб. Поза женщины тоже вызывала во мне ощущение внутреннего дискомфорта. Чувствовалась в ней некая напряженность. Незнакомка стояла вытянувшись в струнку, одной рукой прижимая к себе за плечи девочку, а другой, словно не зная, куда ее деть, придерживала юбку.
Симпатии и антипатии — вещи сугубо субъективные и в расследовании крайне вредные. Стоит им поддаться — и сам не заметишь, как они тебя заведут совсем в другую, очень далекую от истины сторону. Стараясь быть объективной, я осторожно заметила:
— Ну по лицу трудно судить. Всякие они были, и не каждый мог похвастаться тонкостью черт.
— Пусть так, но посмотрите, как она одета, — не уступала Алла Викторовна.
Ткнув мизинцем в платье незнакомки, она с непоколебимой категоричностью заявила:
— Слишком скромно.
Наряд действительно не блистал ни роскошью, ни кокетством. Прямая юбка, длинные рукава, глухой стоячий воротник. И никаких украшений. А очень темная, возможно, даже черная ткань только подчеркивала строгий аскетизм платья.
— Мне кажется, это гувернантка, — вынесла свой приговор Алла Викторовна и вопросительно посмотрела на меня.
— Не могу ничего сказать.
— Точно гувернантка или даже няня. Смотрите, ребенок совсем на нее не похож.
Девочка на фото и в самом деле казалась полной противоположностью обнимавшей ее женщине. На вид ей было не больше двенадцати. Светлые волосы тоже были забраны назад и закреплены бантом на затылке, но это ее совсем не портило. Выбившиеся из прически кудряшки непокорно вились, как им заблагорассудится, а открытое лицо светилось весельем. Светлые бровки вздернуты забавным домиком, и даже на снимке видно, что она еле сдерживается, стараясь не рассмеяться. Белое платье было сшито по моде того времени и щедро украшено кружевным шитьем.
— Хорошенькая, — заметила Алла Викторовна.
— Очень, — согласилась я.
Алла Викторовна откинулась на подушки дивана и раздраженно вздохнула:
— Ничего мы не добьемся, разглядывая это фото. Здесь все не сходится. И этот убогий дом, и эта угрюмая женщина, и даже девочка. Может быть, это вовсе и не Ольга Петровна на фотографии?
— Некоторое несоответствие есть, спорить не буду, но оно наверняка имеет свое объяснение. Просто мы его пока не знаем. А насчет дома я не согласна. Очень добротный дом. Кирпичный, с резными каменными наличниками. Посмотрите внимательно. Тонкая работа. Даже на фотографии видны виноградные лозы. Такое стоит дорого.
— Вы к чему клоните?
— Если дом не ее и на фотографии не она, почему Ольга Петровна столько лет бережно хранила этот снимок?
Глава 15
По вечерам я обычно с нетерпением ждала возвращения Дарьи с работы. Болтовня с ней была моим единственным развлечением за весь унылый день, и стоило подруге появиться, как я уже звала ее к себе. Но в тот вечер, заслышав Дашин голос в прихожей, я даже не шелохнулась. Я читала. Глафира сумела найти в магазинах только одну книгу, но какую! Толстый том со скучным названием «Масонство. Триста лет пути» оказался на редкость полным и, что немаловажно, хорошо написанным трудом. История возникновения ордена «вольных каменщиков», философские истоки их идеологии, ступени развития и ритуалы излагались в нем простым и вполне понятным языком.
Подруга просунула голову в дверь и, помня о вчерашней размолвке, настороженно поинтересовалась:
— Чем занимаешься?
Я оторвалась от чтения и улыбнулась. Зла на Дашу я не держала: добившись своего, я тут же успокоилась и выкинула ссору из головы. А то, что книга попалась увлекательная, и весь день в целом был проведен с пользой, настроение только улучшило. В общем, состояние духа у меня было в высшей степени умиротворенное, и скрывать этого я не стала.
— Историю масонства изучаю, — с легкой усмешкой отозвалась я, давая понять, что у больных головой могут быть свои причуды и удивляться им не следует.
И тем не менее многоопытная Дарья была озадачена.
— С чего это? Откуда вдруг такой интерес? — спросила она, недоверчиво косясь на книгу в моих руках.
— Сама виновата. Запон мне показала?
Она неуверенно кивнула, не улавливая связи между доверенным ей на восстановление раритетом и моим очередным бзиком.
— Он меня заинтриговал. Никогда раньше ничего подобного не видела. Красивая вещь.
— Мне кажется, красивые вещи тебе не в диковинку.
Ты только с такими и имеешь дело, — осторожно заметила Даша, явно опасаясь за ясность моего рассудка.
— Не беспокойся, я в полном порядке, — успокоила я ее. — Просто вдруг поняла, что практически ничего не знаю о масонах.
— А тебе это нужно? — тут же заинтересовалась практичная Даша.
Тут уже я обиделась:
— При чем здесь это? Пользы, может, и никакой, но ведь интересно! Да к тому же время свободное выдалось. Лежу, делать нечего, вот и занялась самообразованием. Оказалось, очень увлекательно. Вот, например, что ты знаешь про запон, который теперь восстанавливаешь?
Даша пожала мощными плечами:
— Практически ничего. Передник, часть ритуального облачения.
— Вот! А теперь слушай, что знающие люди пишут! «Запон, иначе фартук, является важной деталью облачения масона во время церемоний. Его назначение — служить напоминанием о строительной профессии каменщика. Может быть выполнен из холста, шелка, кожи и даже овчины. В XVIII—XIX веках некоторые масонские передники представляли собой настоящие произведения искусства. Лайковые запоны украшались раскрашенными гравюрами, а шелковые или холщовые расшивались золотом и канителью. Несмотря на то что на них изображалась исключительно орденская символика, в целом такой фартук имел вид пышной театральной декорации». Ну, каково?
— Интересно. Правда, тот передник, которым занимаемся сейчас мы, будет попроще.
— Кстати, как с ним обстоят дела?
— Нормально. Особых проблем нет. Скоро закончим и отдадим хозяину.
— Коллекционер?
— Понятия не имею. Ко мне его направил один мой постоянный клиент.
— Наверняка коллекционер. Кто еще станет платить бешеные деньги за реставрацию? Но я его понимаю! Таких вещей наверняка осталось немного, и собирать их одно удовольствие.
— Тоже решила заняться? — хмыкнула Дарья.
— Я? Нет, конечно! Ты же знаешь, собирательством не занимаюсь. Антиквариат — моя любовь, но меня влечет процесс поиска, а не обладание.
Дарья опустилась в кресло, которое жалобно застонало, принимая в свои объятия ее могучее тело, и с интересом спросила:
— Ты часто это повторяешь, и мне всегда любопытно, почему у тебя такое отрицательное отношение к коллекционированию. Неужели, заполучив интересную вещь, тебе не хочется оставить ее у себя?
— Абсолютно. Во-первых, весь азарт уходит на поиски, а потом я сразу остываю...
— А во-вторых?
— А во-вторых, суеверие. Не могу держать в доме чужие вещи.
— Даже такие ценные?
— Именно такие! У меня ощущение, что все они насквозь пропитаны отрицательными эмоциями. Не мне тебе рассказывать, сколько грязных интриг разворачивается вокруг каждого произведения искусства. Обман, воровство, нечистоплотные сделки. А это все слезы, обиды, зависть, ненависть. Не хочу держать такое в доме. Кстати, ты ведь тоже не увлекаешься собирательством!
Дарья грустно хмыкнула:
— Я — по другой причине. У меня просто нет на это средств.
— И очень хорошо! Меньше головной боли. Хочешь, еще почитаю? Очень увлекательно. Отвлечешься немного от печальных мыслей.
— Валяй. Хоть какая-то польза от твоей болезни будет.
— Знаешь, откуда появились масоны и почему их называют «вольными каменщиками»?
— В общих чертах.
— Тогда слушай. Пересказываю своими словами, но близко к тексту. Истоки масонства восходят к Средним векам и строительным гильдиям. Их мастера, сооружавшие готические соборы в Италии, Англии и Германии, владели весьма солидным запасом профессиональных знаний и свято чтили заветы христианства. Сама понимаешь, без истовой веры создать то великолепие, что удавалось им, было просто невозможно. Деятельность гильдий была окутана завесой таинственности, и стать членом гильдии было непросто. Секреты профессии охранялись строго, все дела обсуждались за закрытыми дверями в особых помещениях. Ложах. Именовали себя члены гильдий вольными каменщиками, и именно из них вышло современное масонство.
— Ничего нового. Примерно это и было мне известно. Скажи-ка мне лучше вот что... Почему, если масоны так безобидны, в обществе к ним такое настороженное отношение? И прежде, и теперь?
— Автор данной книги, — я хлопнула ладонью по лежащему у меня на коленях тому, — считает, что это все из-за завесы загадочности, всегда окружавшей «каменщиков». Хотя, на мой взгляд, никакой особой тайны у них нет. Разглашению не подлежат лишь ритуалы, фамилии братьев и темы обсуждаемых проблем. Сама подумай: кому это интересно? По-моему, все очень напоминает некие романтические игры с налетом таинственности, но... отсутствие информации всегда рождало в обществе массу домыслов.
— А все эти утверждения, что масоны — международная политическая партия, стремящаяся распространить свое влияние на весь мир?
— Скажу честно, собственного мнения на этот счет у меня нет. Сама понимаешь, эксперт я никакой, но вот господин Рязанцев утверждает...