— Все. Забудем. А что касается Рязанцева, так вы его должны знать. Известный в Москве человек. Глава торгового дома «Лунный свет». У него еще антикварный салон на Тверской.
— Так это тот самый Рязанцев?!
Только теперь до меня дошло, о ком мы говорили. Анатолий Гаврилович Рязанцев был действительно личностью известной. Начинал торговать антиквариатом еще в советские времена, за что и отсидел срок. Выйдя на волю, старого занятия, естественно, не оставил, но стал осторожнее и больше уже не попадался. С началом перестройки его бизнес обрел легальность и Рязанцев развернулся вовсю. В настоящее время он держал в своих руках значительную часть антикварного рынка страны.
— Удивительный, должен сказать, человек, — задумчиво произнес Щетинин. — И бизнесмен удачливый, и коллекционер серьезный.
— А масонство?
— Масоны — это хобби. Всю жизнь собирает материалы о них и время от времени излагает результаты своих изысканий в книгах. Для собственного удовольствия.
Я мечтательно вздохнула:
— Интересно было бы с ним поговорить...
— Масонством заинтересовались? — бросил на меня острый взгляд старый прохиндей. — Очередное дело?
— Михаил Яковлевич, честное слово, вы задаете странные вопросы! Прекрасно же знаете, что о делах своих клиентов говорить нельзя, — не удержалась и подколола его я.
Невозможно было без смеха глядеть, как мгновенно надулся Щетинин.
— Не сердитесь, Михаил Яковлевич. Я неудачно пошутила, а дело у меня совсем другое. Масонством же интересуюсь так, из любопытства.
Щетинин покосился на меня и недоверчиво хмыкнул, но расспрашивать ни о чем не стал. Вместо этого вдруг предложил:
— Хотите, познакомлю с Рязанцевым?
Не ожидавшая от него такого жеста, я неуверенно спросила:
— А можно?
— Одну минуту.
Щетинин извлек из кармана элегантного костюма не менее элегантный мобильный телефон и быстро защелкал кнопками. Дождавшись, пока ему ответят, бодрым голосом осведомился:
— Анатолий Гаврилович?
Что именно ему ответили, слышно не было, но после небольшой паузы Михаил Яковлевич уже разговаривал точно с самим Рязанцевым.
— Щетинин на проводе, — весело сообщил он. — Приветствую. Как дела? Рад. Очень рад. Консультация? Пожалуйста! Вы сейчас где? В офисе? Отлично. Я тут неподалеку. Могу подъехать и сразу все решить. Отлично. Скоро буду. Да, вот еще что... У меня тут рядом прелестная женщина сидит. Моя хорошая знакомая. Прочитала вашу книгу и теперь донимает меня вопросами. Да, очень интересуется. Могу я взять ее с собой?
Захлопнув крышку мобильника, деловито приказал:
— Собирайтесь. Едем к Рязанцеву.
Стоящая в дверях Глафира все слышала, но, видимо, впечатление, произведенное на нее Щетининым, было столь велико, что вступать с ним в пререкания у нее не хватило моральных сил.
Рязанцев принял нас с таким радушием, что сразу стало ясно — со Щетининым они если не друзья, то хорошие знакомые и очень нужные друг другу люди. После того как мужчины обменялись общими фразами о делах и самочувствии, Щетинин приобнял меня за плечи и торжественно объявил:
— А это вот Анечка. Моя добрая приятельница. Прошу любить и жаловать.
На Рязанцева, вопреки ожиданиям Михаила Яковлевича, это торжественное представление впечатления не произвело. Одарив меня мимолетной вежливой улыбкой, он тут же все внимание снова обратил на своего говорливого приятеля. Самолюбивый Щетинин отсутствие интереса к своим словам заметил, нахмурился и уже со значением проговорил:
— Очень интересный человек, должен тебе сказать, Анатолий Гаврилович. Занимается произведениями искусства. Ученица самого Арцибашева.
Имя моего бывшего шефа, в отличие от моего собственного, Рязанцеву было отлично знакомо. С лица моментально исчезло выражение равнодушной любезности, и глядеть на меня он стал с явной заинтересованностью. А пока мы с Рязанцевым присматривались друг к другу, Щетинин наблюдал за нами с довольной ухмылкой сатира. Любил старый мошенник, чтобы все выходило по его. Вдоволь насладившись плодами трудов своих праведных, деловито предложил: г
— Анатолий Гаврилович, давай-ка закончим наше с тобой дельце. Перекинемся парой слов, и я поеду. Дел еще много. А уж потом ты тут поговоришь с Анной. Обрати внимание, девушка она интересная и крайне удачливая. Если сойдетесь характерами, можете получить взаимную выгоду.
Судя по тому, какой взгляд бросил на меня Рязанцев, слова Щетинина не были для него пустым звуком и он решил к ним прислушаться.
Коротко извинившись, Рязанцев увел Михаила Яковлевича в другую комнату, а вместо него тут же явилась вышколенная секретарша с подносом в руках. Расторопно расставив на стол минералку, стаканы и вазочку с печеньем, прощебетала: «Угощайтесь, пожалуйста» — и бесшумной тенью исчезла в приемной. Угощаться желания не было, поэтому я отошла к окну и стала смотреть на несущиеся по Садовому кольцу машины. Автомобили сплошным потоком текли перед глазами, а я ломала голову над тем, насколько можно открыться Рязанцеву.
— Скучаете? — раздалось за спиной, причем так неожиданно, что я вздрогнула.
Уйдя в собственные мысли, я не услышала, как в кабинет вернулся Рязанцев. Вид у него был очень довольный, из чего я сделала заключение, что встреча со Щетининым оправдала его надежды.
— Ну, чем могу быть полезен? — весело осведомился хозяин кабинета.
Я посмотрела на него, еще раз прикинула в уме все «за» и «против» и все-таки решилась.
— Мне нужен совет, — коротко ответила я.
Рязанцев сделал приглашающий жест в сторону кресел:
— Серьезные вопросы лучше обсуждать сидя.
Дождавшись, пока я устроюсь, тут же взял инициативу в свои руки:
— Михаил Яковлевич упоминал, что вас интересует масонство. Могу я задать вопрос?
— Конечно.
— Это простое любопытство или интерес профессиональный?
На секунду я замешкалась с ответом, потом все-таки решилась и твердо сказала:
— Профессиональный. Ваша книга навела меня на одну интересную мысль.
— Приятно слышать, — коротко хохотнул Рязанцев, одаривая меня цепким взглядом. — Не зря, значит, корпел по вечерам. Хоть какая-то польза есть от моего бумагомарания.
— Книга интересная, — поспешно заверила я. — Проблема в том, что я абсолютный профан и того, что в ней изложено, мне мало. Нужна помощь.
— Если смогу, буду счастлив.
Глубоко вздохнув, я извлекла из сумки часы и положила их перед ним на стол. Рязанцев покосился на них, но попытки притронуться не сделал. Как сидел, сложив руки на коленях, так и продолжал сидеть, терпеливо дожидаясь объяснений.
— Эту вещь мне предоставил мой клиент. Не буду объяснять, с какой целью, к нашему разговору и масонству это отношения не имеет. Но вот тут, на цепочке, прикреплен брелок. Поначалу я на него внимания не обратила, решив, что для проводимой мной работы он значения не имеет. Во всяком случае, мне так казалось до тех пор, пока я не познакомилась с вашей книгой.
Рязанцев мои слова никак не прокомментировал, но брови выразительно вздернул. Мол, приятно слышать лестное мнение о себе.
— Вы пишете, — продолжала я, — что на масонов большое влияние оказала цифровая мистика древних, а цифры 3, 7, 12 даже вошли в их символику. Верно я излагаю?
— Абсолютно, — кивнул Рязанцев и торжественно продекламировал: — «Солнечный спектр дает семь цветов... Каждая лунная фаза составляет семь дней...» Знаете, откуда это?
Я отрицательно покачала головой. Что я могла знать, если только два дня назад заинтересовалась этой проблемой и ничего, кроме одной-единственной книги, не прочитала?
— Цитата из инструкции для посвящения французов в третью степень мастера.
— Запомню. — Я улыбнулась и тут же вернулась к волнующей меня теме. — И еще вы пишете, что без символики невозможно понять сущность масонства.
— Тоже верно. Считая возможности человеческого языка слишком ограниченными, масоны используют символы в качестве способа передачи информации. Символами для них могут быть небесные светила, цвета, деревья, геометрические фигуры, инструменты каменщиков... Да все, что угодно!
— То есть можно сказать, что символы для них служили условными знаками, помогающими скрывать от посторонних глаз какие-то знания?
— Можно выразиться и так. Не следует забывать об их необычайной склонности к таинственности.
— Посмотрите на этот брелок. — Я прикоснулась пальцем к подвешенной на цепочке монетке. — Изображенные на нем символы очень напоминают те, что вы только что перечислили. Я не придавала этому значения до тех пор, пока не прочитала вашу книгу. Приглядитесь. В центре монеты вычеканено дерево, над ним возвышается арка. На верхней точке арки помещены череп со скрещенными костями. Справа от дерева расположено солнце, слева полумесяц. По краю монеты идет надпись, но она, к сожалению, почти стерлась. Я пыталась, но ничего разобрать не смогла.
— Все там будем, — пробормотал Рязанцев, торопливо водружая на переносицу очки.
— Что? — переспросила я.
— Череп со скрещенными костями, несомненно, масонский символ. Обычно он сопровождался надписью «Все там будем», — рассеянно отозвался Рязанцев, поглощенный изучением монеты.
— Возьмите, — проговорила я, торопливо суя ему в руки лупу.
Рязанцев долго молчал. Достаточно долго для того, чтобы я окончательно потеряла терпение и начала ерзать на месте. Наконец, словно приняв окончательное решение, он объявил:
— Дерево, скорей всего, акация. Играет важную роль в масонской символике. Олицетворяет бессмертие и веру.
— А арка?
— Не уверен, что это арка. Скорее, схематичное изображение радуги. Здесь может быть скрыт намек на семь цветов спектра. А семерка, как вы знаете...
— Одно из магических чисел для масонов, — закончила я.
— Точно, — скупо улыбнулся Рязанцев. — Два небесных светила, луна и солнце, тоже соответствуют масонской символике. И все было бы отлично, будь эти часы постарше.
Высказавшись, Рязанцев впал в задумчивость, машинально постукивая пальцами по столешнице.