— По какому праву? У тебя есть ордер на мой арест?
— Ишь ты! Про права заговорил! — злобно расхохотался Сидельников.
Толпа за его спиной заволновалась, послышались короткие смешки и сдержанный шепот. Сидельников вытащил из кармана мятый клочок бумаги и торжествующе помахал им в воздухе:
— Вот, предписание местной ЧК! Арестовать тебя и расстрелять без суда и следствия.
— Дай сюда. Я хочу ознакомиться.
Сидельников быстро сунул бумажку в карман и деловито объявил:
— И так хорош будешь. Тебе что с бумагой, что без нее, все одно помирать придется.
Повернувшись к соратникам, резко спросил:
— А вы чего там топчитесь? Бар испугались? Нечего их бояться! Теперь на нашей улице праздник!
Выхватив из рук одетого в солдатскую шинель мужика ружье, подошел к висящему на стене портрету и проткнул полотно картины штыком. Раздался резкий звук рвущейся ткани, и это послужило сигналом всем остальным. Толпа сорвалась с места и принялась крушить все, что попадало под руку. Рассыпались вдребезги зеркала, летели на пол сорванные со стен картины, каблуки яростно давили падавшие на паркет хрупкие фарфоровые безделушки. Захмелевшие от злобы пришельцы с упоением разносили в щепки все, что олицетворяло для них сытую жизнь ненавистных господ. Не прошло и четверти часа, как пол покрылся слоем битого стекла, обломков рам, растоптанных фотографий и обрывков ткани.
— Ну все! Будя! — остановил расходившихся сотоварищей Сидельников. — На пока хватит. Забирайте этого, и айда!
Глава 2
Я лежала на диване, разглядывала потолок и строила планы мести. Один кровавее другого. Ну, Голубкин, только явись! Я тебе покажу!
Я заворочалась, устраиваясь поудобней, и принялась рисовать в голове сцены расправы. С наслаждением изобретала одну пытку ужаснее другой и в запале иногда доходила до такого, что самой собственные фантазии казались перебором. На мгновение Голубкина становилось жаль, все-таки он парень неплохой, ноя тут же сурово напоминала себе о той пакости, что он мне учинил, и мимолетная жалость тут же улетучивалась.
Это ж надо было додуматься! Послать меня к этой вобле сушеной! А она-то! Она! Мало того что обозвала меня «милочкой» и держалась так, будто я безработная, явившаяся к ней за дармовой похлебкой, так еще угрожать мне вздумала!
Я с удовольствием вспомнила свой уход из депутатского особняка, расстроенную Аллу Викторовну, Макса и малость подобрела. Бог с ней, Аллой Викторовной, она мне никто. А вот Голубкину прощения нет! Пусть только явится из своей Швейцарии, мигом потеряет здоровый цвет лица, нагулянный на тамошнем экологически чистом воздухе. Здесь не Швейцария, где даже коровы по лугам в веночках из полевых цветов бродят. Здесь родная сторонка и нравы пожестче западных будут.
Вообще-то я к Голубкину была несправедлива. Он местные нравы знал не понаслышке и уж, точно, куда лучше меня. Прежде чем стать крупным бизнесменом с реальными интересами в различных регионах нашей необъятной страны и солидными партнерами за рубежом, он прошел очень и очень непростой путь. Начинал с того, что перегонял машины из Германии в Москву. Бизнес по тем временам доходный, но опасный. Не один человек на нем шею сломал, но не Голубкин. Может, ему везло, может, характер помог, но через несколько лет он уже владел несколькими автосалонами, в которых продавались те же угнанные в других странах иномарки. Только теперь этим грязным делом занимались уже другие. Постепенно бизнес усилиями ушлого Голубкина разрастался, превращаясь в легальный и попутно обрастая новыми фирмами с новыми направлениями деятельности.
Думаю, многие этапы этого непростого пути известны лишь узкому кругу посвященных, я же могу о них только догадываться. Но меня это, кстати, и не интересует, у нас с Голубкиным свои отношения. Давние и довольно запутанные. Голубкин вроде бы меня любит и жаждет жениться. Я тоже его, похоже, люблю, но замуж идти не желаю. Он теперь, конечно, респектабельный бизнесмен, коллекционер, но… Не верится мне в нашу долгую и счастливую семейную жизнь. Слишком непростые у нас обоих характеры. Я и сама не подарок, а уж Голубкин… С ним все время нужно быть настороже, иначе обязательно попадешь впросак. Тут я очень кстати снова вспомнила подсунутую мне все тем же Голубкиным Аллу Викторовну и моментально распалилась так, что ждать приезда Голубкина стало просто невтерпеж.
«Мог бы и позвонить, — сердито подумала я. — В конце концов, я и по телефону могу душу отвести. Мало не покажется».
Я покосилась на телефонный аппарат, но тот безмолвствовал.
«Ну вот! Как не нужно, трезвонит утром и вечером по всякому пустяку, а как возникла в нем нужда, так исчез. Чувствует Голубкин, что ничего хорошего его в этот раз тут не ждет».
Не успела подумать, как телефон взорвался пронзительным звонком.
«Голубкин! Легок на помине», — пронеслось в голове, пока я хватала трубку.
— Алло! — весело гаркнула я, предвкушая грандиозный скандал.
— Анечка?
— Кто это? — растерялась я, потому что голос мало того что был совсем не голубкинский, женский, да к тому же просто сочился медом.
— Алла Викторовна Ефимова, — нежно проворковали в трубке.
Услышав ответ, я опешила и на мгновение потеряла дар речи.
— Анечка, нам нужно поговорить, — торопливо заявила Алла Викторовна, нагло пользуясь моей вынужденной немотой.
Вот уж чего мне меньше всего хотелось, так это снова общаться с госпожой Ефимовой. От одной только перспективы разговора с ней у меня моментально прорезался голос.
— Мы вроде бы уже все друг другу сказали? — сухо заметила я, даже не пытаясь быть приветливой.
К сожалению, это я поняла еще днем, Алла Викторовна обладала крайне настырным характером, и потому ни моя холодность, ни явное нежелание вступать в переговоры ровно никакого впечатления на нее не произвели. Наделенная необыкновенным умением идти напролом, она попросту проигнорировала мое недовольство и бархатным голосом пропела:
— Анечка, произошло ужасное недоразумение. Я все объясню, согласитесь только выслушать меня.
— Говорите.
— Это не телефонный разговор, — проворковала Ефимова. — Лучше мне зайти к вам. Я думаю, в квартире беседовать будет значительно удобнее.
Просьба, учитывая наше недавнее бурное расставание, была просто-таки смелой. И в этой смелости я заподозрила подвох.
— Вы где? — осторожно поинтересовалась я.
— У вашего подъезда.
«Ни фига себе! Вот это темпы!» — подумала я.
— Алло, вы меня слышите? — встревоженно вскрикнула Ефимова, обеспокоенная моим молчанием.
Мстительно пропустив мимо ушей ее взволнованное кудахтанье, я сурово спросила:
— Откуда у вас мой домашний адрес?
Если Алла Викторовна и растерялась, то только от моей непроходимой глупости.
— Но вы же сами дали мне визитку с домашним и мобильным телефонами, — удивленно заметила она.
«Дура набитая, — прокомментировала я свой собственный поступок, хотя оправданием мне вполне могло служить то, что в тот момент я еще не подозревала, что за штучка эта Ефимова. — Зная телефон, адрес выяснить труда не составит».
Между тем Алла Викторовна тревожно спросила:
— Так я могу подняться?
— Поднимайтесь, открою.
Я стояла у порога квартиры и прислушивалась к гудению лифта. Услышав, что он остановился на моем этаже, отворила дверь и выглянула на площадку. Как раз в этот момент створки лифта разошлись, и я оказалась лицом к лицу с Аллой Викторовной. Глядя на нее, я пришла к выводу, что она сама на себя не похожа. Мне показалось, за то короткое время, что мы не виделись, она постарела лет на десять. Чисто формально Ефимова была в полном порядке. Стильная стрижка, сделанная явно не дешевым мастером, выглядела безукоризненно. Украшения идеально подходили к элегантному костюму. А вот лицо у дамы было крайне расстроенное, и его бледность не мог скрыть даже тщательно наложенный макияж.
— Здравствуйте, — с легкой заминкой произнесла Алла Викторовна, нервно теребя ремешок сумочки.
— Виделись уже, — хмыкнула я в ответ.
Алла Викторовна сделала несколько быстрых шажков в мою сторону и вдруг зачастила взволнованной скороговоркой:
— Анечка, произошла ужасная вещь. Вы только выслушайте, и я все объясню.
Видеть мне ее не хотелось, разговаривать тем более, но произошедшая с ней перемена меня заинтриговала. После недолгой борьбы любопытство взяло вверх над неприязнью, и я неохотно посторонилась. Алла Викторовна, словно став еще суше, ловко проскользнула мимо меня в квартиру, окинула все цепким взглядом и снисходительно проронила:
— Очень просто, но стильно. И это впечатляет.
На мгновение она снова превратилась в высокомерную, до чертиков уверенную в себе женщину, но, поскольку я всем своим видом демонстрировала нежелание вести светскую беседу, Алла Викторовна тут же опомнилась.
— Анечка, я позволила себе явиться без приглашения, потому что произошло нечто ужасное, — прощебетала она, заискивающе заглядывая мне в лицо.
— Нашли в кабинете мужа еще один сверток? Теперь уже с бабушкиным наследством? — усмехнулась я.
Алла Викторовна была явно шокирована моей непочтительностью, но характер проявить не решилась.
— Нет, конечно. Никаких новых находок. Я пришла извиниться. После вашего ухода я имела разговор с мужем… — Она через силу улыбнулась.
Каждая фраза давалась Алле Викторовне все с большим трудом. Сама того не замечая, она снова начала нервно дергать и крутить ремешок своей сумочки.
— Очень трудный разговор… Выяснилось, что вы, оказывается, приходитесь Алексею Антоновичу женой, — потупив глаза, выдавила она из себя.
Женой Голубкину я не была. Наши с ним отношения начались не вчера и складывались не просто. В тот период я работала под руководством некого Павла Ивановича, хорошо известного среди коллекционеров. Я была его воспитанницей, помощницей и теми руками, с помощью которых он и добывал свои раритеты. За долгие годы занятий антиквариатом старый пройдоха обзавелся обширными связями, которые здорово помогали ему в его сложном бизнесе. С помощью знакомых он не только сбывал попадавшие ему в руки вещи, но и, словно паук, собирал сведения о самых разных людях. Павел Иванович тщательно отслеживал появле