Алла Викторовна уткнула лицо в ладони и запричитала:
— С кем я прожила жизнь? С человеком, который меня ненавидит. С мелким, смешным лжецом!
— Ну ты тоже не без грехов! Только скрывать их умеешь лучше меня.
— Я?! Я никогда и ничего не скрываю! Я очень открытый и прямой человек. Знаю, мне это вредит, но такой уж у меня характер.
— Неужели? А на что тогда Зинка намекала? Она ведь что-то знала о тебе! — саркастически усмехнулся ее супруг.
Странно, но в нападках на Аллу Викторовну Ефимова вдруг поддержал Можейко.
— Точно. Зинка несколько раз повторяла, что знает тебя. Мы тебе рассказывали, помнишь? А ты, между прочим, тогда испугалась.
— Я? Испугалась? Глупости! Мне нечего скрывать и, значит, нечего бояться! — истерично взвизгнула Алла Викторовна.
— Алла Викторовна, успокойтесь, — мягко сказала я. — Ваш секрет не стоит таких нервов.
— Что за секрет? — тут же заинтересовался любопытный Можейко.
— Пустяки! Бабушка Аллы Викторовны жила в Вуславле.
Тут уже и супруг Аллы Викторовны проявил интерес:
— Какая бабушка?
— По материнской линии. Дело, видите ли, в том, что мать Аллы Викторовны была родом из ваших мест. Девушкой она уехала в Москву, а ее мать продолжала жить в Вуславле.
— Откуда вы знаете? — тут же спросил Ефимов.
— Знающие люди рассказали.
— Что за люди?! — подалась вперед Алла Викторовна.
Я покосилась на Макса. Тот сидел, вжавшись спиной в диванные подушки, и испуганными глазами таращился на меня.
— Разные. Свидетели всегда найдутся, — хмыкнула я, отводя взгляд. — Вот, например, абориген местный. Григорий. Бывший дружок вашего мужа. Рассказал, что Зинаида с матерью долгое время ухаживали за старушкой, у которой имелась состоятельная дочь в Москве. Поскольку они к ней в дом ходили не один год, между женщинами установились доверительные отношения. Старухе было скучно в одиночестве, и она охотно повествовала о дочери, внучке, знаменитом зяте. Правда, излагая все это, Гришка даже не подозревал, что ведет речь о дальней родственнице Павла Юрьевича. И еще Зинаида... Не врала она, когда говорила, что помнит вас, Алла Викторовна. Скорей всего, видела она вас в один из ваших приездов к бабушке. Вы на местную девчонку внимания не обратили, а она вас запомнила. Еще бы! Вы ведь были для нее столичной штучкой. Допускаю, что она вас видела не один раз, а больше. Трудно что-либо утверждать, но, когда я показала Зинаиде журнал с фотографиями вашей семьи, она ими сильно заинтересовалась. Я тогда отнесла этот интерес к Павлу Юрьевичу и ошиблась. На самом деле ее внимание привлекли вы.
— Ну вспомнила она меня! И что?
— Да ничего, если бы только Зинаида не решила вас шантажировать. Своей жизнью она была недовольна и, поразмышляв, решила за ваш счет разжиться деньгами.
— Меня? Шантажировать? Смешно!
— Это может показаться смешным любому человеку, но не тебе, — ехидно заметил любящий супруг. — Мама и бабушка родом из провинции! Простые и ничем не знаменитые! Ужас! Как ты только такое пережила? Понятно, почему молчала! Это бы разом подпортило твой изысканный имидж.
— Алла Викторовна смотрела на данную ситуацию именно с этой позиции. Что касается Зинаиды, она имела более веские основания для шантажа.
— Да? И какие же? — тут же оживился Можейко.
— У Зинаиды долгие годы хранилась папка с документами. Это было полицейское досье на некого Захара Сидельникова. Личностью он был, должна сказать, очень колоритной. Анархист. Провокатор. Убийца. Правда, жизнь свою кончил плохо. Как враг народа был расстрелян в тридцать шестом году. Вот содержимым папки, где собраны были документы на Сидельникова, Зинаида и собиралась прижать Аллу Викторовну.
Можейко нахмурился и с недоумением спросил:
— А к ней Сидельников какое отношение имеет?
— Он был дедом Аллы Викторовны. Старушка, за которой ухаживали Зинаида с матерью, являлась женой Захара. Мать Аллы Викторовны, Ксения, доводилась ему дочерью.
— Действительно, тещу звали Ксения Захаровна... — растерянно пробормотал Ефимов.
— Алла — Сидельникова?! — Изумлению Степана Степановича не было границ, и при всем своем умении держать себя в руках скрыть его он не сумел. — Откуда вы это взяли?
— Я видела свидетельство о рождении Аллы Викторовны. В общем, Зинаида хоть и была алкоголичкой, но все рассчитала правильно. Телевизора, наверное, насмотрелась. Госпожа Ефимова — жена известного политика, и просочись в прессу сведения о подобном родственнике...
— Это была бы катастрофа. Мы были бы скомпрометированы навсегда, — прошептал Ефимов и, повернувшись к жене, закричал: — И при таком деде ты смела нападать на мою мать?
— Я ничего не знала!
— Может, потому ты ее и убила? — протянул Можейко, глядя на Аллу Викторовну с большой задумчивостью.
— Степан, что ты несешь? Я никого не убивала! — взвизгнула та. — Да я в глаза не видела эту вашу Зинаиду!
— Неправда, — с неохотой заметила я. — Зинаида приезжала сюда.
— Ложь!
— Охранники на въезде запомнили колоритную внешность женщины. Согласитесь, такие сюда являются не часто. А когда вы в ответ на их звонок приказали ее пропустить, они удивились еще больше и, естественно, запомнили этот случай.
— Они лгут.
— Нет. Зинаида действительно ездила в Москву и вернулась из нее не с пустыми руками. Она привезла деньги и украшения. Думаю, вы дали их ей, чтобы она не скандалила и побыстрее убралась прочь. Зинаида по своей наивности решила, что они золотые, и с гордостью демонстрировала соседям. Если эти вещицы предъявить вашему окружению, Алла Викторовна, кто-нибудь обязательно вспомнит, что видел их у вас.
— Если она получила деньги, значит, мы договорились. Зачем же мне было ее убивать?
— Вы дали Зинаиде значительно меньшую сумму, чем она рассчитывала. Наверное, вам хотелось побыстрее спровадить ее отсюда, и вы сунули ей в руки то, что было в наличии. Остальное пообещали привезти потом.
— Так вот что она тогда лопотала, — пробормотал мертво молчавший до той минуты Макс. — А я еще в толк не мог взять, что за долг она имеет в виду.
— Я ее не убивала! — прошептала Алла Викторовна и зарыдала.
Не обратив внимания на слезы матери, Макс продолжал задумчиво развивать пришедшую на ум идею:
— Отдавать папку без денег эта алкоголичка не хотела. Сумму за нее наверняка назначила астрономическую. А ты женщина умная, понимала, что, растратив полученные от тебя деньги, она явится снова. Прикинув нескончаемую череду визитов и связанные с ними неприятности, ты приняла единственно верное решение. Убить!
Макс взглянул на белую как полотно мать и спокойно закончил:
— По правде говоря, я тебя понимаю... Выхода-то у тебя не было.
— Конечно! Выманила Зинку на берег озера и убила, — поддержал его Можейко. — А ночью залезла через окно в комнату.
Повернувшись к недавней подруге, он участливо поинтересовался;
— Нашла папку?
— Она у меня, — обронила я, но мои слова потонули в яростном крике Аллы Викторовны:
— Вы что, все разом с ума сошли? Что за чушь вы придумали? Чтобы я убила человека? Чтоб ночью лезла в чужое окно? Да вы хоть понимаете, что говорите?
— Мама, — с жалостью глядя на Аллу Викторовну, протянул Макс, — но ведь ту женщину действительно убили...
— И ты думаешь, что это сделала я?
— Ну не знаю... Мне, конечно, не хочется так думать... Но она тебя этой папкой в угол загнала. А мы тебя знаем. Для тебя оказаться посмешищем... Да это же означает крушение всего на свете! Ты бы с этим никогда не смирилась... И потом, кто еще мог такое с ней сотворить?
Алла Викторовна смотрела на сына затравленными глазами и молчала. Не любила я Аллу Викторовну, но тут не выдержала, вмешалась:
— А как насчет вас, Макс?
— Я? А при чем здесь я? — изумился Максим. — Да мне-то зачем?
— Ну это вы, Анна, загнули. Только не Макс! Он же пофигист, ему на всех родственников скопом глубоко наплевать, — насмешливо хмыкнул Можейко.
— Вы так думаете? — протянула я. — Что ж, возможно, вы и правы. В конце концов, у каждого из вас была причина расправиться с Зинаидой. Вы, Павел Юрьевич, боялись, что она наболтает лишнего о вашей матери. Вас, Алла Викторовна, она шантажировала папкой. Вы, Степан Степанович, рветесь в большую политику и тоже опасаетесь обнародования содержимого злосчастной папки.
— А мне-то чего бояться? — хмыкнул Можейко. — Ко мне все это отношения не имеет.
— Как сказать... Папку-то Зинаида от вас получила! Она хранилась в вашей семье, значит, имела к ней некое отношение. Какое именно, вы не знали, но опасались: вдруг что плохое выплывет?
Возмущенные выкрики слились в разноголосый, но очень дружный хор:
— Сумасшедшая!
— Интриганка!
— Провокация!
— Значит, не согласны переходить из свидетелей в подозреваемые, — подвела я итог. — Тогда вернемся к Максиму.
— Да зачем мне было ее убивать? — возмутился Макс, глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Она мне ничем не мешала.
— Из вредности. На мой взгляд, вы, Максим, очень вредный человек. Сытно едите, мягко спите, работой себя не утруждаете. Одним словом, живете припеваючи, и все благодаря родителям. А свои силы и время тратите на вынюхивание, подглядывание, подслушивание...
— Что вы болтаете? — возмутился Ефимов.
— То, что есть на самом деле! — оборвала я его и, повернувшись к растерянному Максиму, жестко сказала: — Вы заигрались, Макс. Начали с мелкого пакостничества, а закончили убийством.
— Какое убийство? Зачем? — изумился он.
— Чтобы бросить тень на мать... Не понимаю почему, но вы ее ненавидите. Отсюда и этот повышенный интерес к ее делам. Вы, Максим, были в курсе всех ее действий, всех передвижений. Поэтому, уверена, появление в вашем доме Зинаиды не осталось для вас тайной. Вы конечно же подслушали их разговор. Иначе как можно объяснить ваше появление возле кафе в момент их встречи?
— Ну я действительно слышал разговор... А в Вуславль поехал, потому что за мать беспокоился. Мало ли как могла себя повести эта алкоголичка. Она мне показалась очень неуравновешенной особой.