Грехи в наследство — страница 9 из 65

— Что плохого? Да все! Ужасно все! От начала и до конца! Понимаете? Господи, да что я говорю? Это катастрофа!

Последняя фраза меня удивила, и от Ефимова, как ни взвинчен он был, это не укрылось. Перехватив мой взгляд, Ефимов осекся и, пытаясь успокоиться, начал энергично тереть щеки.

— Я серьезный политик, — справившись с раздражением, снова заговорил он, выглядя при этом таким несчастным, что мне даже жаль его стало. — А тут вдруг эти дамские штучки. Что подумают обо мне коллеги? А какую пищу для острот это даст моим врагам? А журналисты? Да они сожрут меня с потрохами! Понимаете? Общественный деятель, доктор экономических наук, реформатор! И вдруг в дворяне полез! Засмеют ведь! Вовек не отмыться.

Высказано все было на одном дыхании и очень убедительно, но все равно я ему не поверила. С каких это пор наши политики бояться замараться или, к примеру, попасть в смешное положение? Да они, по большому счету, из грязи и не вылезают! А что касается смешных положений, так они в них постоянно попадают, и никого это не смущает! Нет, имелась какая-то другая причина, по-настоящему важная, только Ефимов ее озвучивать не желал.

— Ваша супруга думает иначе… — неосторожно заметила я и тут же пожалела о своей оплошности.

С моей стороны было неосмотрительно напоминать ему о жене, поскольку именно Аллу Викторовну супруг считал виновницей заварившейся каши. Ефимов, как я и предполагала, отреагировал моментально и слов при этом не выбирал.

— Плевать, что она думает! Кукла безмозглая! — взвился он. — Носится со своими дурацкими амбициями, а того не понимает, что…

Я навострила уши, ожидая, что вот наконец-то все узнаю, но Ефимов вдруг опомнился, прервал себя на полуслове и поспешно захлопнул рот. Бросив на меня короткий взгляд, он тут же отвел глаза в сторону, но я успела заметить и мелькнувшее в них торжество, оттого что удержался и в запале не сболтнул лишнего, и насмешку над моими несбывшимися надеждами. Закончил свою тираду Павел Юрьевич неожиданно мирно:

— В общем, я категорически не желаю, чтобы копались в этой истории. И вас совершенно не касается, какие у меня для этого причины. Отдайте вещи, и забудем об этом, — ровным голосом завершил он, принципиально не глядя на меня.

Я покачала головой и с легким сожалением сообщила:

— Не могу. У меня договор с вашей женой. Вот, полюбуйтесь.

Мне действительно было жаль, что я оказалась связанной обстоятельствами с этой семьей. Обстоятельства разворачивались так, что и дураку было ясно: впереди меня ждут скандалы, нудное выяснение отношений и бесконечная нервотрепка. Оно мне нужно, даже за большие деньги?

К сожалению, бумага была уже подписана и деваться было некуда. Достав лист из стола, я помахала им в воздухе, и тут мой депутат сотворил то, чего я от него никак не ожидала. С неожиданной прытью Ефимов выхватил лист у меня из рук и быстро разодрал на куски.

— Видите? Все! Нет никакого договора, — выпалил он, торжествующе глядя на меня. — Вещи давайте! Быстро!

Обидно было до слез! Надо же так лопухнуться!

— Зря старались. Это была копия, — соврала я, мысленно костеря себя последними словами. — А что касается вещей, так не от вас я их получала, не вам и возвращать буду. Мне их привезла ваша супруга, взамен она взяла расписку. Вещи верну только ей, в собственные руки. Так что разбирайтесь с Аллой Викторовной. Если это все, то прощайте. У меня много дел.

— Да как вы смеете?! — закричал он, резво вскакивая с кресла.

Может быть, я уже привыкла к внезапным перепадам его настроения. А может быть, меня разозлил бесчестный поступок Ефимова, но я окончательно перестала с ним церемониться.

— Я много чего смею, Павел Юрьевич! — холодно осадила его я. — Вы даже представить себе не можете, как много.

— Если надеетесь на Голубкина… — с угрожающим видом начал Павел Юрьевич.

Вот тут я уже окончательно вышла из себя. Надо же, пугать меня вздумал!

Он здесь ни при чем, — резко оборвала я этого совершенно зарвавшегося наглеца. — Я привыкла полагаться только на себя. Прощайте.

— Вы об этом еще пожалеете! — выкрикнул Ефимов, с оскорбленным видом направляясь к выходу.

1919 год. Осень

Варвара Федоровна неуверенно вошла в ворота бывшей хлебной биржи и в растерянности замерла на месте. Огромный двор был сплошь заставлен телегами, между которыми толпились вооруженные люди, гарцевали верховые на лошадях, с озабоченным видом носились порученцы. Вокруг все двигалось, суетилось и громко галдело. Слышались отрывистые команды, ржание лошадей и забористая ругань. Немного постояв, Варвара Федоровна поняла, что все заняты своими делами, и на нее внимание никто не обращает. Это придало ей уверенности, и она, сначала робко, потом более решительно, начала пробираться сквозь толпу в сторону входа в здание биржи.

Остаток предыдущего дня и всю последующую ночь она провела на ногах. Сначала стояла у окна, а когда за стеклом уже совсем нельзя было разглядеть ведущей в город дороги, присела у стола посреди разоренной комнаты, да так и просидела до самого рассвета. Она словно раздвоилась. Одна часть ее прислушивалась к тому, что творилось на улице, чутко ловя каждый шорох. Другая неотрывно думала о муже, многократно прокручивая перед глазами сцену ареста. Случившееся не стало для Варвары Федоровны неожиданностью. Из города постоянно доходили слухи об арестах, обысках и расстрелах. Среди тех, кого это коснулось, было немало знакомых, и всех их она искренне жалела. Но то были люди чужие, а тут она собственными глазами видела, как забирали ее мужа. Поверить в это до конца Варвара Федоровна не могла.

— Нужно что-то делать, — монотонно твердила она, уткнувшись лбом в сцепленные руки.

Постепенно в ней крепла уверенность, что все-таки следует ехать в город и идти на прием к председателю ЧК. Подспудно эта мысль точила ее с того момента, как она увидела Сидельникова, размахивающего постановлением ЧК, вот только решиться на этот шаг ей было очень и очень непросто…

Часовой у входа в самое зловещее для Варвары Федоровны здание в городе окинул ее безразличным взглядом и равнодушно спросил:

— Куда?

— У меня арестовали мужа…

— Первый этаж, комната семь, — прервал он ее.

— Мне нужен Чубаров, — твердо заявила Варвара Федоровна, сама искренне дивясь этой неизвестно откуда взявшейся храбрости.

Теперь часовой посмотрел на нее уже с интересом, но препятствий чинить не стал.

— Восьмая комната, — обронил он.

По коридору в обе стороны сновали озабоченные люди, вдоль стен на разномастных стульях сидели молчаливые посетители. Бабы в платках, старики в не по сезону теплых тулупах, интеллигентные женщины в шляпах. Все ждали своей очереди молча, не проявляя желания перекинуться друг с другом даже словом. Оживлялись только в тот момент, когда хлопала дверь кабинета, выпуская очередного несчастного просителя. Пока тот шел мимо, его рассматривали с жадным любопытством, но останавливать и тем более расспрашивать никто не решался. Перед нужной Варваре Федоровне дверью очереди не было. Собрав все свое мужество, она рванула дверь на себя и шагнула через порог. Сидящий за столом мужчина был занят. Склонившись над ворохом бумаг, он что-то торопливо писал. На звук открывшейся двери головы не поднял и только молча махнул рукой в сторону свободного стула. Варвара Федоровна опасливо пересекла небольшое расстояние от входа до стола и послушно присела на указанное место. В этот момент хозяин кабинета отложил ручку в сторону и поднял на нее красные от многодневного недосыпания, тусклые от нечеловеческой усталости глаза.

— Здравствуйте, Сергей Васильевич, — тихо произнесла Варвара Федоровна.

— Вы?!

— Узнали? — грустно усмехнулась она.

— Зачем вы здесь? — встревоженно спросил Чубаров.

— Затем, что и все. Пришла узнать о судьбе своего мужа. Его вчера арестовали, — с горечью откликнулась Варвара Федоровна.

Чубаров нахмурился:

— Разве он здесь? Вернулся?

— Вчера рано утром, а днем его уже увели.

— Кто?

— Двое ваших товарищей. Одного муж назвал Сидельниковым.

При этих словах Чубаров совсем помрачнел.

— Они знакомы?

— Да.

— Мандат на арест Сидельников предъявлял?

— Тряс какой-то бумагой и кричал, что это постановление ЧК на арест. Ознакомиться, однако, не дал.

Хозяин кабинета закаменел лицом и стал быстро листать бумаги у себя на столе. Найдя нужную, долго читал, потом нехотя сообщил:

— Ваш муж действительно арестован.

— За что? — тихо спросила Варвара Федоровна, хотя в действительности ей хотелось кричать в голос.

— За контрреволюционную деятельность.

— Есть доказательства? Свидетели?

Чубаров молчал, но Варвара Федоровна видела, что он раздражен и сдерживается с большим трудом.

— Муж сам это признал? — не уступала она.

Варвара Федоровна настойчиво добивалась ответа, прекрасно понимая, что тот Чубаров, который сидел перед ней сейчас, был совсем не тем человеком, которого она знала раньше. В любой момент этот жесткий незнакомец мог потерять терпение, и тогда…

«Что будет с Лили?» — мелькнуло в голове, но она тут же отогнала эту мысль.

Мысль была правильная. Если ее тоже арестуют, Лили пропадет. Она ведь еще совсем девочка. И в то же время это была вредная и неуместная мысль. Она могла сделать Варвару Федоровну слабой, помешать ей бороться за мужа.

— Откуда взялось это обвинение? — упрямо настаивала она. — Он прибыл домой только вчера. Чем успел провиниться перед властью?

— Ваш муж — белый офицер, — устало произнес Чубаров.

— Он офицер русской армии.

— На сегодняшний день это в принципе одно и то же.

— Вот, значит, как… Его арестовали не за конкретное преступление, а потому что он дворянин и офицер. Вот почему они ни о чем не спрашивали! Им и так все было ясно. Поэтому они просто пришли и забрали его.

Лицо Чубарова потемнело от гнева. Стараясь не сорваться, он дернул небритой щекой и сжал кулаки так, что костяшки на пальцах побелели.