— Да ну! Вот здорово! — обрадовался он. — А раньше когда-нибудь принимала участие в забастовках?
— В Колумбийском университете. В апреле.
— Вот это да! Ну и как там было?
— Здорово.
— Ты состоишь в студенческом Демократическом обществе?
— Да.
— Вот молодец! Ну спасибо, что пришла. Меня зовут Бен.
— А меня Сьюзен. Рада с тобой познакомиться, Бен. А кто все организовал?
— Да похоже, что я. — Он улыбнулся. — Спать сегодня будем на улице. У меня есть в машине лишний спальный мешок. Если хочешь, могу тебе его принести.
— Вот спасибо, а я об этом не подумала.
Сьюзен почувствовала себя так, словно после долгого отсутствия вернулась наконец домой.
К половине седьмого собралось уже больше двухсот студентов. Через час уже стемнеет.
— Собираемся сгонять за горячей пиццей, — объявил Бен Сьюзен. — У тебя бабки есть?
— Конечно.
Порывшись в сумке, она протянула ему пять долларов.
— Куда столько! Одного вполне хватит.
— Бери на всякий случай.
Бен скрылся, махнув ей на прощание рукой и бросив:
— Я скоро вернусь.
Сьюзен оглядела университетский дворик. Одни студенты сидели группками на земле, подняв над головами каждый свой плакат. Другие, ловко лавируя между ними, рассказывали анекдоты и угощали друг друга сигаретами.
Одна девица с распущенными прямыми волосами, в потрепанных джинсах переходила от одного студента к другому и рисовала цветными фломастерами на руках, лицах и ногах яркие цветы. Когда солнце село и в воздухе повеяло прохладой, прибыла долгожданная пицца. Студенты затянули свою любимую песню «Мы победим».
Сьюзен подумала о Дэвиде. Внезапно за спиной послышался голос Бена.
— Покурим «травки»?
— Давай, — согласилась она.
— У меня она высший класс, почти без семян.
Он вытащил из кармана джинсов маленький мешочек и пару листочков бумаги. Сьюзен смотрела, как он насыпал на бумагу немного «травки», ловко скрутил ее, а потом медленно послюнявил кончик языком. Она достала из сумки коробку со спичками.
Бен глянул на этикетку.
— «Обучаем водить трейлеры за три недели», — прочитал он. — Так вот ты чем зарабатываешь на жизнь?
Сьюзен расхохоталась.
— Пока до этого дело не дошло. Но ты коробок не выбрасывай. Вдруг пригодится, если не смогу найти работу.
Бен прикурил и, сделав глубокую затяжку и не выпуская дыма изо рта, спросил:
— А ты чем занимаешься?
Сьюзен взяла у него сигаретку и, вдохнув в себя такой знакомый сладковатый дым, ответила:
— Сейчас пока ничем, а в январе, наверное, поступлю в аспирантуру.
— Вот это да! — проговорил он, забирая у нее окурок.
С каждой затяжкой Сьюзен чувствовала себя все более и более расслабленной. Даже ребенок в животе успокоился. Казалось, на землю спустились мир и покой.
— Знаешь, я давно не участвовала в студенческом движении, — призналась она Бену. — Какие успехи на этом поприще?
— Какие еще успехи? В чем? — нахмурился Бен.
Сьюзен смешалась:
— Как это в чем? В прекращении войны. Как ты думаешь, когда будут выведены из Вьетнама войска?
Затянувшись еще раз, Бен расхохотался:
— Да кто же это знает? И кому какое дело?
Сунув руку в карман, он вытащил конверт. Внутри оказалось несколько маленьких белых кубиков кокаина.
— Будешь? — спросил он Сьюзен.
— Нет, — отказалась она.
Почему он ничего не знает о войне? Может, ему неинтересно? Если это действительно так, то какой вообще смысл в этой сидячей забастовке? Сьюзен решила лопнуть поглубже.
— А какого ты мнения о Хампрее?
— Да все политики сволочи, — заметил Бен, бросив кубик в рот.
Похоже, говорить о политике ему не хотелось, но разве не для этого они здесь собрались?
— Ты, по-моему, девушка что надо. Можешь после забастовки поехать со мной. Я собираюсь рвануть куда-нибудь на Запад. Здесь я уже наковырял кое-каких деньжат, на первое время хватит. Если есть желание» присоединяйся.
— Значит, тебе платят за то, что ты делаешь?
— Конечно! Так сказать, денежные пожертвования от наших студентов: небольшая плата за совместное общежитие. Да и администрации это на руку — ребята прекращают свои дурацкие выступления против войны и возвращаются к занятиям.
Сьюзен, докурив окурок, попыталась скрыть свое разочарование. Позже, немного успокоившись, она забралась в спальный мешок, положив под голову вместо подушки гобеленовую сумку и поставив рядом с собой плакат, призывавший заниматься любовью, а не войной, и наконец заснула под звездным небом.
Утром она проснулась от страшного удара в животе.
Земля была сырая, и спина сильно затекла. Она медленно поднялась, надеясь, что ребенок успокоится. Но не тут-то было! Он, похоже, разозлился на нее за то, что она спала на голой земле, и уперся ей ножкой в мочевой пузырь.
Пришлось срочно бежать в туалет.
Когда она вернулась, Бен держал в руках картонные чашечки с кофе и пакетик с пончиками.
— Доброе утро, — жизнерадостно приветствовал он ее.
— Доброе утро, — ответила Сьюзен. — Это ты мне принес? Вот здорово! Умираю от голода.
— У меня и молоко есть. Может, будешь вместо кофе?
— Молоко? Да нет, лучше кофе.
— Я просто подумал… — Так и не закончив фразы, Бен ткнул пальцем ей в живот.
— Так ты заметил?
— А как же! Я вообще стараюсь ничего не упускать.
— Дитя любви, — сказала Сьюзен и погладила себя по животу.
— А где его отец? — спросил Бен.
— Поверь мне, — проговорила Сьюзен, сделав большой глоток кофе, — лучше тебе этого не знать.
«Впрочем, — подумала она. — тебе наверняка наплевать на то, где он находится».
В девять часов заявились телевизионщики.
— Отлично, — обрадовался Бен. — Наконец-то хоть какая-то реклама.
И он отправился давать интервью.
Сьюзен провела все утро в разговорах со студентами.
Она рассказывала им различные байки про сидячую забастовку в Колумбийском университете. Студенты сидели вокруг нее, покуривая «травку» и слушая вполуха. Время от времени кто-то ронял: «Здорово!» или «Вот это да!», но Сьюзен чувствовала, что им в общем-то наплевать на происходившие там события и недоумевала: как же так? Ведь сидячая забастовка в Колумбийском университете считается эталоном для подражания во всей стране. Неужели им неинтересно? Она вспомнила о Дэвиде. Он бы наверняка что-нибудь придумал, чтобы как-то заинтересовать их, заставить задуматься.
Ближе к обеду опять появился Бен с целой горой сосисок. Рядом с ним шла молоденькая девушка с ребенком на руках. Сьюзен нахмурилась.
— Сьюзен, я подумал, быть может, ты захочешь познакомиться с Кэти. — Он подмигнул. — У вас много общего.
Кэти села на землю рядом со Сьюзен.
— Бен сказал мне, что у тебя будет ребенок. Верно?
Сьюзен поерзала. Она чувствовала себя совершенно опустошенной и морально, и физически.
— Да.
Девушка подняла футболку, обнажив полную грудь для кормления младенца. Он тут же взялся за дело, и она принялась нежно поглаживать его по головке.
— Мой маленький Лунный Свет — это самое лучшее, . что у меня есть, — заявила она.
— Лунный Свет? — удивилась Сьюзен, избегая смотреть на младенца.
— Ага. Здорово, правда? Он родился у меня в Сан-Франциско… — Она подняла грудь повыше, чтобы ребенку было удобнее сосать. — ..прямо в парке. В ту ночь луна и звезды были особенно яркими. Вот я и назвала его Лунный Свет.
Классно, верно?
— Верно, — согласилась Сьюзен, но в глубине души была в этом не уверена. Она положила руку на живот. — А тебе не было больно? Рожать прямо на земле…
Кэти расхохоталась:
— Ну ты даешь! Я же ничего тогда не соображала и не чувствовала. Помню, накурилась в тот день до одури.
Сьюзен почувствовала, как к горлу подступила непреодолимая тошнота. Схватив свою сумку, она вскочила.
— Сейчас вернусь, — бросила она и, пробираясь между расположившимися на земле студентами, направилась к деревьям, которые росли за зданием.
Как все изменилось! Этим студентам борьба за мир, против войны и насилия до лампочки. Единственное, чего они хотят, — это уйти от действительности. Плевать им на какую-то там войну! Им бы только «травку» покуривать, цветочки рисовать да детей в парках рожать! Сьюзен, прислонившись к стене здания, глубоко вздохнула. Тошнота немного прошла. Снова дал о себе знать ребенок в животе.
Оглядевшись, она увидела на стоянке фургончик — старенький, ржавый, разукрашенный яркими цветами и знаками мира. Подойдя к нему, Сьюзен заглянула в заднее окошко: на полу валялись тонкие матрацы, в углу — какая-то скомканная одежда, всюду смятые бумажные пакеты и пустые банки из-под пива. Сьюзен стало очень грустно.
Все изменилось. Того студенческого движения, что было раньше, уже нет и не будет. Когда же это произошло? После покушения на Бобби Кеннеди? Неужели и вправду мечты испарились, как сигаретный дым? Сьюзен посмотрела на фургон в последний раз. Да… Это тебе не апрель, не Колумбийский университет, а Бен — не Дэвид. Это уж точно! И она направилась к зданию, чтобы позвонить в пансионат: пора Попу приехать и забрать ее отсюда.
С тех пор как Сьюзен ездила в Нью-Хейвен, прошло три недели, но всякий раз, когда Пи Джей спрашивала, как прошел митинг, она уклончиво отвечала:
— Ты знаешь, раньше было все по-другому, а сейчас словно чего-то не хватает.
И хотя Пи Джей неоднократно пыталась вызвать подругу на откровенный разговор, та не поддавалась. Но в Сьюзен произошла перемена, и перемена позитивного характера. Если раньше она всячески уклонялась от общения с остальными девушками, то сейчас, казалось, готова была помогать им. Сразу после возвращения из Нью-Хейвена Сьюзен объявила, что с удовольствием позанимается с самыми младшими, то есть с Джесс и Джинни, чтобы они не забыли школьную науку. Пи Джей никак не могла понять, отчего у Сьюзен вдруг возникло такое желание, однако атмосфера в Ларчвуд-Холле стала более спокойной и доброжелательной. Было во всем одно маленькое «но». Пи Джей приходилось много времени проводить одной, поскольку Сьюзен утренние и дневные часы проводила за занятиями с Джесс и Джинни, которая позволяла себя обучать, только будучи в благодушном настроении.