– Так как насчет поездки на Кракатау? – окликнул ее Таппенден. – Вы к нам присоединитесь?
– Ни в коем случае не упущу такой возможности, – засмеялась она. – Когда отплываем?
– В следующее воскресенье будет не слишком рано?
– По мне и завтра – не слишком рано.
– Тогда решено. – Он выжидательно посмотрел на родителей Адди. – Конечно, с согласия мистера и миссис Трент.
– Моя дочь привыкла поступать по-своему, Джон! – фыркнул Терренс Трент. – Если она собралась на Кракатау, ничто не изменит ее решения.
Молодые женщины поднялись по лестнице на второй этаж. Теоретически дом строился в готическом стиле, однако нагромождение разных башен и башенок сильно искажало первоначальный замысел.
Адди никогда не разделяла вкус тети Вилли.
– Здесь всего чересчур много, – заметила она, с отвращением глядя на выступавшую из стены горгулью.
– В архитектуре я предпочитаю американский колониальный стиль, – заметила Марджи. – Простенько и со вкусом.
– Мне кажется, твоя будущая свекровь постарается навязать тебе и Питеру собственные пристрастия.
Лицо Марджи потемнело.
– Не переходи мост, пока не дошел до него, – мудро ответила она.
– Только не позволяй Вилли собой помыкать. Она очень мила, но привыкла, чтобы все делалось, как она хочет. Вы с Питером решили, когда будет свадьба?
– Мы думаем пожениться в декабре, под Рождество.
– Это замечательно, Марджи. Получится двойной праздник. И не помешает моему путешествию.
– Вам стоит вернуться вовремя, юная леди, иначе я не стану с вами разговаривать. Я хочу, чтобы ты была у меня подружкой.
Улыбнувшись, Адди взяла ее за руку.
– Ни в коем случае не упущу такую возможность. Вы с Питером – такая замечательная пара! Кстати, – доброжелательно добавила она, – не думаю, что твоя возня с Марком очень понравилась Питеру.
В лицо Марджи бросилась краска.
– Аделаида Трент! Что за ужасные вещи ты говоришь! Марк ничего для меня не значит, совершенно ничего. Он для меня как брат.
– Я бы сказала – очень любящий брат! – захохотала Адди. – Который просто не может держать руки от тебя подальше.
– Это просто бесстыдство! – Обиженная Марджи поспешно устремилась вперед.
– Что ты сегодня вечером наденешь? – крикнула ей вслед Адди. – Мне кажется, Питеру понравится твое зеленое платье. Если хочешь, я могу одолжить тебе золотистые чулки – они прекрасно к нему подойдут.
– Нет, спасибо!
– Можешь взять и мои французские панталоны! Марджи замерла.
– Ты действительно носишь такое… такое неприличное Белье? Мама говорит, что в нем ходят дамы парижского полусвета.
– Ты хочешь сказать – шлюхи? Подозреваю, что она права. Вот почему их так приятно носить. – Адди провела руками по бедрам. – Такие легкие и тонкие – словно ангел дышит на твою плоть.
– Аделаида! А что, если тебя кто-нибудь услышит?
– Ну и пусть! Черт с ними, с этими ханжами! Французские панталоны мне нравятся. И тебе понравятся, – с игривой улыбкой добавила она. – И твоему милому Питеру.
– О Боже! Есть ли предел твоему бесстыдству, Адди?
– Нет. Я считаю себя законченной распутницей. Откинув назад голову, она расхохоталась. Теперь, когда было решено, что она отправится вместе с Джоном и Мэй в океанский вояж, Адди чувствовала себя чрезвычайно легко и непринужденно. По правде говоря, за те две недели, что она провела с дядей и тетей, ей все здесь смертельно наскучило. Чересчур много крокета. И шарад. И экскурсий. И изнурительных приемов, когда женщины в тяжелых парчовых, бархатных и атласных платьях, словно павлины, выставляют себя напоказ. И скучных молодых людей, в своих черных костюмах и белых накрахмаленных рубашках похожих на пингвинов!
И наконец, там будет Джон Таппенден! Конечно, он не в ее вкусе, как Адди и заявила тете Вилли. Но в то же время, когда он смотрит на женщин, его глаза загораются каким-то странным огнем. Стоит ему взглянуть на Адди, как у нее по телу пробегают мурашки. Животный магнетизм притягивает. Конечно, это не то мощное влечение, которое было у них с Дэном Бойлом. Тем не менее Адди – живая женщина, и голос плоти звучал в ней все сильнее. Она слишком долго хранила целомудрие, и теперь ей отчаянно хочется голой лежать с мужчиной, каждой клеточкой прижимаясь к его обнаженному телу, хочется почувствовать его внутри себя.
«Стоп, детка! – сказала себе Адди. – Или тебе снова придется вспомнить те грязные игры, в которые ты играла ребенком!»
Глава 2
Сняв нижнюю юбку, Виола бросила ее на ковер. Виолу никак нельзя было назвать самой аккуратной из женщин. И в спальне, и в туалетной комнате обычно царил хаос, пока служанка не приводила все в порядок. Оставшись только в кружевном лифе и полупрозрачных панталонах, Виола подошла к гардеробу и сняла с вешалки халат.
Услышав стук в дверь, она нахмурилась и раздраженно спросила:
– Кто там?
– Дэн.
– Ах… это ты… подожди минутку, я не одета. – Набросив халат, она подвязала его широким поясом. – Все, входи.
Сев перед зеркалом, Виола взяла в руки гребень. Когда муж вошел, она уверенными движениями расчесывала густые рыжие волосы.
Подойдя сзади, Дэн положил руки ей на плечи и наклонился, чтобы поцеловать в затылок, но она отстранилась.
– Пожалуйста, дорогой, ты разве не видишь, что я занята?
– В последнее время ты всегда для меня занята, Виола, – с кривой улыбкой сказал Дэн. Он попытался опустить руку ей на грудь, но Виола перехватила его кисть.
– Дэниэл! – В ее голосе явственно звучало предупреждение.
Убрав руки, он отступил и посмотрел на ее отражение в зеркале. Без сомнения, красивая женщина, хотя за прошедший год он стал подозревать, что эта красота лишь кажущаяся. Из зеркала на Дэна холодно взглянули зеленые глаза.
Холодные… как в роднике, пробивающемся из-под земли в глухом, дремучем лесу, под сень которого никогда не заглядывает солнце. Не то что глаза Адди – теплые, сверкающие золотистыми искорками, словно залитое солнцем море у Барьерного рифа.
«Проклятие! Почему я всегда сравниваю с Аделаидой Трент всех женщин, включая собственную жену?»
Он постарался выбросить из головы Адди и сосредоточиться на мыслях о Виоле. По правде говоря, хотя оба предпочитали игнорировать правду, с самого дня свадьбы их отношения неуклонно ухудшались – так же постепенно и неуклонно, как море подтачивает береговой склон.
Виновата в этом была не только Виола; еще меньше был виноват Дэн. Пытаясь быть справедливым, он предполагал, что в основе всех проблем лежит разница в их происхождении и воспитании. «Леди» Виола никогда не забывала о своем благородном происхождении и не давала забыть о нем мужу. Помнила она и о том, что Дэн – сын бывших заключенных.
Представления Виолы об интересной жизни сводились к верховой езде, посещению званых завтраков с шампанским и пышных балов, а также путешествиям за границу по меньшей мере раз в год.
Ей казалось странным и совершенно неприемлемым, что Дэн и после свадьбы продолжал работать в «Эйдж».
– Неужели ты должен постоянно напоминать моим друзьям о своем низком социальном статусе? – упрекала она его. – Я имею в виду, дорогой Дэнни, что с твоей внешностью, умом и красноречием все нужные люди скоро забудут, что ты когда-то был газетчиком, и примут тебя в наш круг.
– Вот как ты относишься ко мне, Виола? – подавив свою гордость и свой гнев, небрежно сказал Дэн. – Как к мальчику, который доставляет газетные новости для людей твоего круга!
– Дорогой, постарайся понять меня правильно. Я чрезвычайно горжусь твоими литературными талантами, но ты используешь их не в полную силу.
– А что значит в твоем понимании «в полную силу»?
– Естественно, мы должны покинуть Австралию и жить в Лондоне. Или, еще лучше, купить виллу на юге Франции, где ты мог бы работать над серьезными произведениями, вращаясь в кругу известных литераторов.
– Ты хочешь сказать, что мы должны уехать из Австралии навсегда?
– Ну конечно! Господь знает, как она мне надоела за прошедший год. Не зря ее называют страной несбыточных надежд. Уф!
Ее тон стал резким. Дэну показалось, что если Виола бросит в него еще один словесный камень, то его душа разлетится на миллион осколков.
– Это земля, где я родился.
– Мне жаль, что это так.
– Ты хочешь, чтобы я оставил свою семью – мать и братьев?
– Почему бы и нет? Они вполне довольны той убогой жизнью, которую ведут.
– Убогой?
– Ну да – серой, ничтожной, никудышной. Честно говоря, они доставят нам меньше хлопот, если нас будут разделять одиннадцать тысяч миль.
Вот он, последний камень!
Перед глазами Дэна все поплыло, будто он смотрел на жену сквозь мутное стекло.
Когда через мгновение он пришел в себя, правую руку жгло словно от укуса. Затем он увидел лежавшую у его ног Виолу, которая осторожно прижимала ладонь к побагровевшей щеке. Глаза женщины пылали ненавистью.
– Подлый, грязный ублюдок! – прошипела она. – Если ты когда-нибудь снова дашь волю рукам, я оторву тебе яйца!
Виола была в такой ярости, что Дэн отпрянул, словно ему в лицо ударил порыв ветра. За все время их знакомства он еще ни разу не слышал, чтобы она выругалась. Застыв в неподвижности, они долго молча стояли, изучая друг на друга.
«Сейчас мы впервые видим друг друга такими, какие мы есть, – подумал Дэн. – Мы совершенно обнажены – куда больше, чем тогда, когда, голые, занимались любовью».
С тех пор оба старались не упоминать о случившемся, хотя забыть это, разумеется, было невозможно. Вскоре по настоянию Виолы супруги перестали заниматься любовью. Виола использовала секс как оружие против Дэна. Этот кинжал она вонзала в его мужское достоинство и с садистским наслаждением проворачивала снова и снова.
Теперь, глядя на то, как под действием краски волосы Виолы становятся все светлее и светлее, Дэн с болью в сердце думал о том, во что они превратили свою жизнь.
– Ты обдумал то, что я сказала утром, Дэниэл? – осведомилась Виола.