Джеку Келли не подошел в качестве моего возможного супруга мальчик, который стремился на фронт, чтобы стать героем, потому что не нравился его отец, категорически не годился Дон Ричардсон, потому что еврей и актер, шах Ирана, потому что не католик, Филипп, потому что разведен и занимался банкетами…
Каким должен быть муж Грейс Келли? Спортивным, успешным и простым! Но меня совсем не тянуло к спортсменам. И снова «слабачка» Грейси доставляла родителям хлопоты! А чего от нее ожидать?
Сейчас я благодарна за их разборчивость, потому что хорошей семьи не было бы ни с Чарльзом (мы были слишком молоды и принимали юношескую влюбленность за любовь), ни с Доном, который вообще не создан для семейного гнездышка, ни с шахом (тот и не собирался делать мне предложение), ни с Филиппом, который никогда не стал бы верным, заботливым мужем, потому что ухаживать за очаровавшей его девушкой – это одно, а быть хорошим супругом – совсем другое.
Но главное – если бы не родители, отваживавшие одного за другим претендентов на мою руку, я не встретила бы самого главного человека своей жизни – Ренье. Судьба в лице моих родителей твердой рукой вела меня к главной встрече с князем Монако.
Кстати, подарки шаху я не вернула, он и не напоминал, а потом раздарила подружкам невесты на свадьбе. Золото и бриллианты в немыслимом количестве для девушек даже из очень состоятельных семей было шокирующим. Джуди Кантер даже пыталась отказаться от золотой птички с сапфировыми глазками в золотой же клетке тончайшей работы. Пришлось объяснить, что я просто не могу оставить у себя вещи, подаренные другим поклонником. То, что клетка так и осталась в неразвернутой упаковке, ничего не значило.
Дон Ричардсон организовал мне встречу с замечательной женщиной – Эди Ван Клев, и та стала моим агентом.
Почему это так замечательно? Обычно агенты – мужчины, которые все судят со своей точки зрения и к женской внешности относятся весьма потребительски. Эди лучше мужчин понимала, как может измениться внешность от самой малости – мешков под глазами от недосыпа или умело подкрашенных губ. Можно возразить, что это прекрасно понимают и мужчины-гримеры, но ведь гримеры не выбирают актрис на роли и не организовывают для них контракты.
Эди талантливая до невозможности, и то, что она взяла меня под свое крыло, обнадежило. Именно Эди привела меня на телевидение, кроме того, она старалась, чтобы меня не забыли и в театрах. Но я сама бралась за любую роль, которая подворачивалась, очень хотелось играть, хотелось, чтобы меня не забыли, да и зарабатывать на жизнь тоже хотелось.
Эди же организовала мне и пробы на «ХХ век – Фокс».
Получив телеграмму от Стэнли Крамера, я не поверила своим глазам. В телеграмме значилось:
«Приглашаем прибыть 10 августа на пробы. Главная роль с Гарри Купером. Рабочее название – «Ровно в полдень».
Голливуд. Главная роль. Гарри Купер. Продюсер Стэнли Крамер. Режиссер Фред Циннеманн.
От этого можно было сойти с ума. Я визжала так, что перепугала всех птиц в округе.
Из труппы летнего театрика, где я играла в Колорадо, в Голливуд отпустили безоговорочно, тем более на главную роль и в паре с Гарри Купером. Я понимала, что это ради возможности в следующем году упомянуть о роли (если она состоится, ведь пробы – еще не съемки) в афише ради привлечения зрителей.
В Голливуде я уже бывала, играла крошечную эпизодическую роль девушки в кабинете адвоката. Минимум слов, минимум действия, минимум оставшихся после монтажа кадров. Зато гонорар позволил купить норковое манто, в котором я щеголяла всю следующую зиму. Именно оно покоилось на стуле с надписью «трон».
Но я была загодя напугана советами дяди Джорджа, знавшего голливудскую систему не понаслышке. В тридцатые годы дядя был вынужден оставить свою обожаемую квартиру в Филадельфии, чтобы, переселившись в Лос-Анджелес, дорабатывать в Голливуде чужие сценарии и писать свои. Он все время твердил:
– Только не заключай долгосрочный контракт! Это конец творческой свободы.
Пришло время, и я все же заключила, правда, на своих условиях (спасибо дяде Джорджу за его советы!). Но тогда об этом не могло идти и речи.
Стэнли Крамер был свободным продюсером, работавшим вне студий, а потому сам подбирал актеров на роли, советуясь только с режиссерами, а не со студийным руководством. Так легче и труднее одновременно. Связанные контрактами со студиями актеры вынуждены соглашаться на роли, потому что должны студии, а несвязанные могут не согласиться. Кроме того, аренда студийных помещений, аппаратуры, обслуживающего персонала дорого стоит и четко ограничена временными рамками. Это заставляет снимать картины в сжатые сроки, не остается возможности для маневра в случае чьей-то болезни или просто неудач.
Но мне нравилась именно такая система. При ней меньше бедлама, потому что организаторы знают, что ограничены во времени, деньгах и актерах.
С Циннеманном мы произвели друг на дружку странное впечатление. Позже оказалось, что одновременно подумали: «Ну и зануда!» Разговорчивым режиссера не назовешь, я могу быть болтливой только в обществе тех, с кем хорошо знакома и к кому расположена. Позже мы с Фредом болтали, и не раз, но тогда ограничились простыми «да» и «нет». Очень содержательная получилась беседа режиссера с актрисой, которая готовилась сыграть главную роль. Но мне пришлось по душе.
Играть супругу шерифа, в роли которого мой кумир Купер, – это даже не мечта, о таком я мечтать не отваживалась. Меня утвердили на роль, причем Циннеманн посоветовал:
– Ничего не пытайся изобразить. Достаточно, если ты будешь самой собой.
А как же актерская техника? Необходимость изображать гориллу или тюленя? Как же все, чему меня учили в Академии? «Ничего не играй, просто будь собой» – это же больше похоже на ежедневно предаваемый анафеме «Метод»!
Вот где стало очевидно преимущество кино перед театром. В театре режиссер вынужден либо выбирать пьесы, в которых есть роли для актеров, играющих у него в труппе, либо ангажировать нужных ему исполнителей из других трупп. И то и другое сильно ограничивает. Конечно, хорошо, если в труппе достаточно звезд, умеющих сыграть все, от гориллы до Гамлета, но такое бывает редко.
У режиссеров кино возможностей в тысячу раз больше, выбор шире. Но и сложностей тоже.
Мне очень помог опыт работы на телестудии, телеспектакли для актеров кино – замечательная практика. С первой попытки схватить суть, сыграть так, чтобы не переделывать, запоминать свои и чужие реплики и не задумываться, куда встать, как сесть, следуя распоряжениям режиссера, это приходит с опытом.
У меня такой был, Гарри даже удивился тому, как быстро я все схватываю.
– Поиграй с мое!
– Когда ты успела?
– На телевидении. Спектакль раз в месяц почти без возможности репетировать и уж совсем без возможности что-то переделать и исправить научит чему угодно.
Циннеманну тоже понравилось мое умение схватывать все с первого указания и делать с первого дубля. Конечно, дубли были, и много, но я гордилась тем, что ни разу по моей вине. Я ничего не проваливала, не стопорила, не срывала.
Это не самолюбование, профессионализм – то немногое, чем можно гордиться, не рискуя стать надменной гусыней. Профессионализм не приходит сам по себе, его нужно добиваться, ради него надо работать. А тем, что заработано своим трудом, можно гордиться по праву. Это жизненная установка моего отца, в которую я свято верю и которой следую всю жизнь.
Я горжусь своей внешностью не потому, что получила ее от природы, а потому, что в большой степени она создана мной. Никому не стоит об этом говорить, но себе-то признаться можно, каких трудов и страданий стоило превратиться из неуклюжей, стеснительной толстушки сначала в душу компании подростков, потом решиться стать актрисой, а потом и вовсе принцессой.
Горжусь своим стилем, потому что он не спущен с небес, а выработан моими стараниями: прежде чем понять, что больше всего мне идут именно белые перчатки и спокойная элегантность, я немало экспериментировала, одеваясь то как леди из высшего общества, то как мамина дочка из престижного колледжа, то как деревенская девчонка, а однажды в спектакле была даже вульгарной особой в чулках в сеточку.
И с прической много экспериментировала. Правда, не красила волосы и не стригла их коротко.
И гнусавость исправила благодаря упорным занятиям, и раскрываться в диалоге научилась тоже, много работая над актерской техникой.
Ни рост, ни правильные черты лица, ни чистая кожа не могли бы помочь, не работай я над собой постоянно. Рослая толстушка без занятий спортом легко превратилась бы в огромную неуклюжую тетку, а чистая кожа немедленно заросла бы противными угрями, если злоупотреблять конфетами и пирожным. И красивая походка не берется ниоткуда, и привычка держать спину прямо, даже сидя в удобном кресле, тоже вырабатывается, и изящные жесты.
В подростковом возрасте и юности я отличалась привычкой глуповато хихикать. Это из-за смущения, но меня вовсе не красило. Сколько пришлось следить за собой, чтобы избавиться от этой мерзости!
Кстати, хороший урок моим дочерям: даже если природа наделила здоровьем и красотой, не стоит почивать на лаврах, поскольку это можно быстро растерять. Чтобы были не потери, а приобретения, нужно неустанно заниматься собой, сколько бы тебе ни было лет – десять, двадцать или полсотни. Заложить основу хороших привычек в детстве легче всего, тогда поддерживать их в юности будет не столь уж трудно, а с возрастом они просто станут второй натурой.
Вывод? Не ленитесь в детстве, трудитесь в юности, чтобы в зрелом возрасте вам было легко.
Но я вспоминала о приглашении в Голливуд…
Перечитала написанное и поняла, что получается почти подробная автобиография. Что ж, возможно, моим дочерям пригодилась бы моя автобиография в качестве пособия по совершению ошибок и работе над собой. Их маме есть что вспомнить и рассказать. А потому продолжим…
Итак, знаменитый Стэнли Крамер пригласил меня сняться в фильме Фреда Циннеманна в главной роли! Вернее, пригласил на пробы, предстояло доказать, что я что-то могу. Отказаться сниматься у автора «Мужчин» и одного из самых известных продюсеров могла только круглая дура.