Никого не волновали наши истинные отношения и мои желания тоже. Любовь? Ерунда! Хочется замуж? Нужно найти более достойного американца без этого французского налета. Что, своих мало?
Как же вся Америка была в тот момент похожа на семью Келли! И я попала под двойное давление – семейное и целой страны. Конечно, смешно думать, что все американцы поголовно были озабочены тем, выйдет или не выйдет замуж Грейс Келли и будет ли ее избранник достоин звания супруга восходящей звезды Голливуда. Но, еще не показав своих приятных сторон, слава уже оборачивалась ко мне своей худшей стороной, я снова не имела права выбора.
Однако в то время меня меньше интересовало мнение, высказанное Эддой Хоппер в колонке светских сплетен, чем мнение семьи Келли. Я прекрасно понимала, против чего будут возражать родители. А вот Олег не понимал, почему я не могу поступить по-своему. Его страшно раздражало все, что было связано с предстоящим сватовством и свадьбой.
Первой «в бой» вступила Ма Келли, она без обиняков заявила Олегу, что он совершенно не устраивает семейство Келли, потому что разведен, не католик и… слишком интересуется женщинами, пользуясь у них популярностью. Кассини не Ричардсон, он попытался дать отпор.
– Миссис Келли, да, я разведен, но разве лучше было бы, будь я женат или не имей в таком возрасте жены вообще? К тому же каждый симпатичный мужчина, включая вашего собственного мужа, пользуется успехом у женщин, как и красивая женщина у мужчин. Почему за это нужно укорять? Разве вы можете привести хоть одно обвинение мне в недостойном поведении, в том числе и в отношении к вашей собственной дочери?
– Шестимесячный испытательный срок.
– Что?!
– Да, и при этом вы не должны видеться с Грейс, чтобы она наедине с собой могла осознать, действительно ли это любовь или только ваше умение ухаживать и ваши чары.
Олег был просто взбешен:
– Вы можете спросить у Грейс, что это и сколько времени я прохожу испытательный срок, который устроила мне она сама.
Конечно, я не помню разговор дословно, но он был примерно таким. Хуже всего, что Олег увидел «слабачку» Грейс! Проклиная себя на чем свет стоит, я сидела молча, буквально вжавшись в спинку стула и опустив голову. Кассини, кажется, был шокирован. Я понимала, что должна прямо заявить, что люблю его, согласна и хочу выйти за Олега замуж, должна встать на защиту своего чувства и самого Олега. Понимала и… молчала, не в силах проронить ни слова.
Семья уехала в Оушн-Сити в летний дом. Папа и слышать не желал о замужестве с «каким-то модельером», мама, знакомая с Олегом и понимавшая, что это не блажь и с моей, и с его стороны, пыталась как-то повлиять на отца.
– Пригласи своего ухажера под каким-нибудь предлогом к нам хоть на пару дней. Может, познакомившись с ним, отец смягчит свои требования?
Это было худшим, что можно придумать. Отец не только не смягчился, напротив, они с Келлом устроили Кассини настоящий бойкот, словно не замечая гостя. Папа умел унизить человека не только словом или физически, но и невниманием тоже. Олегу давали понять, что он никто, смотрели, как на пустое место и ни в какие разговоры не вступали!
Человека, который уже имел имя, был умен, достаточно состоятелен и самостоятелен и просил руки их дочери, унижали изощренно. Кассини не стал задерживаться, и мне показалось, что больше всего он расстроен моим молчанием, моей неспособностью хоть что-то сказать если не в его, то хотя бы в свою защиту.
В Нью-Йорке мы снова стали встречаться, несмотря ни на какой испытательный срок, и даже строить планы о бракосочетании без родительского благословения. Олег нашел священника, готового перевести его в католичество, что автоматически снимало все проблемы с предыдущими браками. Казалось, мы были готовы на все, но оказалось, что нет.
Время шло, вместе с ним изменялись не к лучшему и наши отношения. Моя нерешительность (хотя я и заявляла о готовности пойти против родительской воли и вопреки общественному мнению) что-то разрушала в отношении Олега ко мне. Сейчас я понимаю, что он не желал таких жертв, понимая, что в случае каких-то неудач будет винить себя в моей испорченной жизни. У него уже были два неудачных брака, кстати, оба заключенных вопреки воле родителей невест. Кассини просто боялся третьего.
Моей храбрости хватило тоже ненадолго, я вообще не люблю выяснять отношения, надеясь, что все как-то решится само собой.
На сей раз само собой решилось не в пользу наших отношений, которые стали остывать, позволив моим родителям в очередной раз заявить о своей правоте: как же, мой ухажер не выдержал испытательный срок!
Мне было двадцать четыре года, за плечами хороший актерский опыт и полнейшая моральная зависимость от родителей, скрывать которую уже не получалось, бывало, меня даже жалели из-за этой зависимости.
Я могла твердо вести свои дела, играть сколь угодно двуличных женщин, заводить романы, находясь далеко от Америки, но стоило переступить порог родительского дома или даже просто услышать в трубке мамин голос (не говоря уже о папе!), как всю решительность как рукой снимало, самостоятельность сходила на нет и перед всеми представала почти заикающаяся, послушная Грейси, молившая только об одном: чтобы снова не посадили под домашний арест!
Конечно, никто бы меня ни под какой арест не посадил, я была достаточно самостоятельной, но не настолько, чтобы решать свою судьбу сама. Семья Келли оставалась в ней хозяйкой.
Однажды я прочитала в чьей-то статье по своему поводу, что у меня были девять лет самостоятельности, а потом я снова стала домашней Грейс, только уже в Монако. Ничего подобного, самостоятельной я не была ни минуты, потому что в любой момент мог раздаться звонок и строгий мамин голос, интересующийся, чем я занимаюсь и что ела на обед. А в Голливуде рядом был надзор в лице Лизанны, доносившей о каждом моем шаге.
Я понимаю, что это забота, что в моих же интересах, что стоило дать мне волю в Африке или Франции, как я кидалась в чьи-то объятья, влюбляясь без ума. Семья тут же вмешивалась и разрушала и влюбленность, и возможный брак тоже.
Неужели так будет всегда и мой удел – замужество по выбору родителей, а не моему собственному?! Найдется ли тот, кто понравится не только мне, но и папе?
Я даже квартиру себе купила собственную и обставила ее по своему вкусу, но моего положения в семье это не изменило.
– Видишь, родители всегда правы, потому что желают тебе только добра. Где твой итальяшка-модельер? Что-то не видно его с букетом цветов у нас под окнами.
Бессмысленно было говорить, что Олег имеет русские корни, что он согласен стать католиком, что родители сами сделали все, чтобы он не появлялся ни с какими букетами… Все возвращалось на круги своя, Грейси снова доставляла родителям одни неприятности, с ней хлопот не оберешься, ни на что не способна и на что не годна. А то, что газеты полны хвалебных слов о моей игре в кино, так это просто блажь, недостойная серьезной девушки. Вот Пегги ни за что не стала бы изображать из себя кого-то перед камерой…
Пегги снова была права и на высоте, а я снова никто.
От полной потери уважения к себе меня спасли… неприятности на студии. Нелепо, но это так.
На «МГМ» вдруг сообразили, что хотя и получают хорошие деньги, вообще ничего в меня не вкладывая, но можно иметь куда больше, все же эксплуатируя по-настоящему. Актриса, то и дело снимающаяся у режиссеров на других студиях, уже не устраивала «МГМ». Но при этом они не предлагали мне ни интересных сценариев, ни работы с интересными режиссерами, а просто украшать своим лицом картины вроде «Зеленого пламени» не хотелось. Я актриса и желала играть, а не демонстрировать внешность.
Я заявила на студии, что не желаю быть симпатичной декорацией и играть в чем попало!
В ответ «МГМ» вызвала меня телеграммой в штаб-квартиру в кабинет продюсера фильма, сниматься в котором я категорически отказалась. Не на ту напали. Я Келли, несмотря на то что собственная семья считала меня неудачницей.
В ответ на отказ прибыть на ковер меня известили о приостановке контракта, прекращении еженедельных выплат и запрете на съемки в любых других картинах, грозя, что нарушение требования будет преследоваться по суду. Конечно, я была перепугана, и поддержку искать негде.
На помощь пришла моя роль в «Деревенской девчонке». Как раз в то время меня выдвинули на «Оскара». Вообще-то, это делалось самими студиями, но ведь фильм снимался на «Парамаунте», и там не упустили возможности наступить на больной мозоль конкурентам.
Увольнять меня было просто не за что, потому что, кроме отказа сниматься во всякой ерунде, грехов за мной не числилось, а право жить в Нью-Йорке вне съемок я оговорила в контракте. К Хичкоку не сбегала, а была «сдана в аренду», никаких других неприятностей не доставляла, по требованию студии даже сыграла в пустейшем фильме ради общего счета.
«Оскара» я получила. Примечательно, что вручал статуэтку мой давний приятель Боб Хоуп. Он сделал это с видимым удовольствием, почти выкрикивая имя победительницы.
А вот я не смогла сдержать волнение и свое ответное слово почти скомкала, а потом и вовсе расплакалась на виду у всего зала и Америки.
Мы праздновали вручение в ресторане «У Романова», Марлон Брандо, получивший «Оскара» за лучшую мужскую роль, замучил меня объятьями в угоду фотографам. Меня поздравляли, целовали, обнимали, не было поздравлений только с одной стороны. Нетрудно догадаться с какой.
Мало того, когда вездесущие журналисты прибыли на Генри-авеню, чтобы поинтересоваться у семейства Келли, что они чувствуют, узнав, что их дочь получила высшую кинематографическую награду Америки, отец ответил то, что немедленно стало достоянием всей страны:
– Из четверых детей я менее всего ожидал чего-то от нее. Скорее Пегги должна была бы совершить такое, она много талантливей и достойней. Что бы ни сделала Грейс, Пегги могла бы сделать это лучше.
У журналистов не хватило духа после этого спросить, что же мешало Пегги добиться еще большего успеха.