Стоило бы посмотреть на все с другой точки зрения. Правильные черты лица получены от родителей, их же заботами развито тело. Вот на это нужно бы обратить внимание. Маленькую гнусавую девочку не кормили до отвала пирожными и не держали в спертом воздухе детской комнаты с закрытыми окнами. Келли каждый свободный час проводили всей семьей на воздухе, у воды или просто в бассейне. Мы все плавали, бегали, прыгали, занимались гимнастикой.
Я пластична, потому что много танцевала, причем не столько на танцполах, сколько у балетного станка или на занятиях по хореографии. Чистая кожа редко кому дается от природы, скорее это следствие правильного питания и здорового образа жизни. Волосы и зубы также. О каких ровных зубах можно мечтать, если ребенок с детства набивает рот конфетами?
Прекрасная физическая форма не подарок феи, она справедливо не делает подобных даров, считая, что этого следует добиваться самостоятельно.
Но к прекрасной физической форме обязательно и душевное спокойствие. Без него не будет ни царственного вида, ни вообще красоты лица. Можно иметь точеные черты, но при этом быть просто неприятной. Точеный носик и красивый разрез глаз еще не гарантия красоты. Даже близко и глубоко посаженные глаза, широкий нос картошкой могут быть незаметны, если в глазах светятся ум и доброта, а несовершенные черты лица показаться почти идеальными, если они освещены внутренним светом.
Душевное спокойствие – огромный труд, но его не стоит путать с душевной же леностью и попустительством. Жить в согласии с несовершенным миром куда трудней, чем его осуждать. Это очень трудно объяснить, между безразличием и согласием с миром такая тонкая грань… Но я точно знаю, что стоит начать что-то осуждать или подчеркивать собственное совершенство на фоне несовершенства остальных, как спокойствие будет потеряно навсегда.
У меня долго была хорошая физическая форма, и это результат труда, но при этом я не позволяла себе смотреть косо на тех, кто не способен жертвовать ради стройности лишним пирожным или заставить себя делать зарядку по утрам. Принимать окружающих такими, как они есть, очень трудно, но совершенно обязательно, если вы хотите жить с ними в мире. Особенно самых близких людей.
Разочароваться можно даже в горячо любимом человеке. Но если это произойдет, спроси сначала саму себя: а все ли ты сделала, чтобы не произошло?
Такую простую мысль я пыталась донести до Каролины, но не слишком преуспела, может, получится научить Стефанию?
У любого человека можно найти множество недостатков, если бы их не было, на Земле был бы рай, и жили в нем святые. В любой ситуации можно обнаружить множество минусов, если хорошо поискать.
А можно наоборот – искать не минусы, а плюсы и не недостатки, а достоинства. Конечно, не все недостатки можно легко переносить и даже прощать, но нужно сделать все, чтобы попытаться их либо не замечать, либо с ними примириться, если уж не удается исправить. И уж конечно, не обсуждать недостатки супруга даже с самыми близкими и давними подругами.
Это считали моей слабостью, но я с первого дня замужества категорически запретила сама себе критиковать нашу с Ренье жизнь и отношения, каким бы все ни было!
Беда многих женщин: перемыть косточки мужу в разговоре с подругой. Даже если по секрету и подруга действительно ничего никому не скажет, даже если просто так, из склонности на что-нибудь пожаловаться, за компанию с ней, потому что с утра неважное настроение или что-то болит…
Есть такой закон: то, что ты произнесешь вслух, особенно от души, обязательно случится. Почему же женщины, ругая своих мужей (даже справедливо), забывают об этом? Кроме того, жалуясь на какие-то недостатки супруга, поневоле меняешь к нему отношение. Разговор завтра забудется, а осадок останется.
Не поцеловал, уходя на работу? Вечно он так… если бы любил, то поцеловал бы… И так далее, ссоры, может, и не будет, но отношения дадут крохотную трещинку. Одна, вторая, третья… и вот трещина заметна… А склеенное – это уже не целое.
Лучше не позволяйте себе осуждать поведение мужа даже с задушевной подругой, найдите у него хорошие качества, если раздражены и искать не в состоянии, просто вспомните о красивых глазах, или не очень красивых, но таких любимых. Честное слово, так жить легче.
Для кого я это пишу? Надо обязательно научить этому нехитрому приему своих девочек.
Ренье страшно вспыльчив, и если бы я превращала в трагедию каждый разбитый им в состоянии раздражения фужер или произнесенные резкие слова, жизнь давно стала бы невыносимой (о разводе я не могла и подумать).
«Конституция» везла меня к новой жизни, неведомой, но обязательно счастливой! Все находившиеся на борту судна тоже чувствовали это, мы плыли в сказку, в которой мне предстояло остаться, а остальным вернуться, чтобы еще долго-долго рассказывать Америке, что сказка возможна, стоит только захотеть и протянуть руку.
Та самая звездная пыль, что осыпала нас с Ренье в рождественский вечер, не рассеивалась.
Папа наверстывал «упущенное» из-за проведения свадьбы в Монако и по законам Монако. Все дни, вечера и даже ночи во время плавания превратились в сплошной праздник, ежедневно устраивались какие-то увеселительные мероприятия, соревнования (слава богу, папе не пришло в голову объявить таковое по плаванию прямо в океане), вечеринки, вернее, банкеты, когда обед плавно перетекал в грандиозный ужин, заканчивавшийся на рассвете. Было очень весело и чуть-чуть грустно, во всяком случае, нам с подругами.
Мы часами вспоминали наши проделки в детстве и юности, ведь мои подруги на свадьбе были моими давними подругами в жизни: с Мэри Фрисби мы учились еще в «Стивенс-Скул», Каролина и Бетти жили в «Барбизонке», с Ритой Гам мы вместе проживали в Голливуде, а с Салли Парриш в моей квартире на Манхэттене… Конечно, согласно европейским обычаям я должна бы выбрать в качестве подневестниц незамужних девушек, у которых собственная свадьба впереди, но я предпочла подруг. Это вызвало множество нареканий, тем более никто из них не был католиком и не все даже христианки. Но для меня неважно, главное – они верные подруги.
Досталось нам от репортеров. Казалось, им было чем заняться, ведь выпивка текла рекой, праздники не прекращались, но репортеры оказались недовольны моей «отстраненностью», мол, Грейс либо заранее зазналась, либо в семье нарастает напряжение. Такой вывод сделали потому, что старшие члены семьи предпочитали одну палубу, а мы другую.
Никому не приходило в голову, что мне хочется просто побыть с родными, подругами, да и просто одной. Репортеры плыли развлекать публику, поэтому я должна развлекать репортеров. Папа решил, что я непременно должна участвовать во всех мероприятиях и ежедневно устраивать небольшие эксклюзивные пресс-конференции. Немыслимо тяжело, но пришлось согласиться. Джуди Кантер даже посочувствовала:
– Боюсь, дорогая, это только начало.
– Дальше будет тяжелее, я понимаю.
Я оказалась права, а позже – на свадьбе другой принцессы Дианы Спенсер – это же повторила ей.
Но все рано или поздно заканчивается, подошло к концу и наше плавание.
– Грейс, завтра утром мы будем на рейде Монако.
– Да, мама.
– Ты все приготовила, чтобы не обнаружить утром неглаженое платье, которое уже некогда приводить в порядок?
Конечно, нашлись «добрые» люди, поведавшие моей маме и остальной Америке, как голливудская звезда Грейс Келли была вынуждена отправиться во дворец на официальную встречу с князем Ренье в мятом платье и с неухоженными волосами.
– Все готово.
– Вещи уложены?
– Да.
– Я посмотрю, в чем ты намерена выйти к своим будущим подданным.
Пришлось продемонстрировать темно-синее пальто и белую муслиновую шляпку.
– Грейс?! Твоего лица совершенно не видно из-под этой шляпки!
– Это хорошо, я совсем не желаю, чтобы все видели, как я боюсь.
– Чего?! Ты Келли, и эти… родственники должны понять, как им повезло, что такая звезда, как ты, решила связать свою судьбу с их княжеством размером с футбольное поле.
– Мама…
– Хорошо, хорошо, я не буду напоминать им о размерах, надеюсь, там хватит места, чтобы разместиться всем, кто прибыл с нами.
– Во дворце Ренье более двух сотен комнат. И отели огромные.
– Где же все помещается?
Спорить не было смысла, Ма Келли до сих пор остается уверенной в том, что часть дворца при более точном обмере может оказаться за границей.
– Завтра увидишь…
Со следующего утра все снова заволокло туманом, я опомнилась только после свадьбы, когда мы с Ренье остались на яхте почти одни.
В Америке Ренье был совсем иным, я забывала о том, что он князь, тем более вокруг не толпилось столько придворных и охранников, он был самим собой, простым, домашним, таким близким и дорогим.
Когда с борта яхты, на которой Ренье вышел мне навстречу, чтобы доставить на берег, на лайнер поднялся князь Монако, я сразу поняла, что это князь, а не просто мой любимый Ренье. Здесь, в своих владениях, пусть и совсем маленьких, он был монархом и вдруг на мгновение показался совсем чужим. Смутившись, мы лишь пожали друг другу руки, но тут же встретились глазами, губы Ренье чуть дрогнули, так знакомо и волнующе, и я поняла, что это он, мой дорогой будущий муж!
Смущены были все, я впервые видела папу слегка растерянным. Обычно незыблемо уверенный в себе, Джек Келли на сей раз потерял часть своей уверенности, как и Ма Келли. Вокруг говорили по-французски, который они плохо понимали, но главное, папа и мама покинули свою территорию и перестали быть главными, ступив на борт яхты, превратились в гостей, пусть и самых почетных. Понадобилось некоторое время, чтобы освоиться.
Первой свободно себя почувствовала мама. Она подошла к княгине Шарлотте, матери Ренье, и, не придумав ничего лучше, бесцеремонно хлопнула ту по плечу:
– Привет! Я – Ма Келли!
Моя будущая свекровь с трудом удержалась, чтобы не упасть в обморок. «Какая-то жена каменщика» смеет так панибратски общаться с ней!