А мама уже пыталась разгадать следующую загадку: все Гримальди держались так, словно не были между собой знакомы.
– Что это?!
Расспрашивать неудобно, тем более мне не до того, но довольно быстро мы заметили, что лучше не заговаривать одновременно с двумя будущими родственниками, один из них обязательно сделает вид, что не видит или не слышит тебя.
Объяснил, хотя и очень неохотно, граф Полиньяк.
– Не стоит обращать внимание. Среди Гримальди вы действительно не найдете и пары, которая бы была в дружбе между собой. Все в ссоре.
Позже я узнала, что именно доброжелательный отзыв обо мне отца моего Ренье графа Полиньяка сыграл роковую роль в отношении ко мне свекрови – княгини Шарлотты, или, как ее звали дома, Маму. Если будущая супруга Ренье понравилась Пьеру Полиньяку, то принять меня с распростертыми объятьями бывшая супруга графа не могла никак. И сестра Ренье Антуанетта (Крошка) тоже. Вместо любви я тут же получила изрядную порцию откровенной неприязни.
Не обошлось и без крупных неприятностей. Княгиня Шарлотта прибыла на свадьбу со своим новым фаворитом, числившимся шофером, а в прошлом ловким вором, промышлявшим кражей драгоценностей. Естественно, когда у нескольких американцев почти сразу пропали из их номеров драгоценности, подозрение пало на слуг княгини (они были бывшими уголовниками, выпущенными на свободу под ее залог). Разразился страшный скандал.
Ма Келли, которая больше всего в жизни боялась внешнего проявления каких-то семейных трений, пришла в ужас:
– Они ссорятся, не стесняясь чужих, кричат, даже ругаются!
Это действительно выглядело безобразно, потому что вежливый с нами и всеми остальными граф Полиньяк кричал в лицо своей бывшей супруге, что она незаконнорожденная, которую удочерили из жалости, чтобы не погибла под забором!
Услышав такое впервые, я на мгновение замерла от ужаса, потом постаралась сделать вид, что ничего не вижу и не слышу, но поздно, Мама поняла, что я все слышу. Это было ее больным вопросом: действительно удочеренная своим отцом по приказу правящего князя, княгиня Шарлотта тем не менее считала, что она голубой крови, в то время как я просто презренная актриса. Конечно, каждый больней всего воспринимает то, в чем слаб сам, матерью княгини Шарлотты была простая прачка, а потому вопросы родословной для нее особенно трудны.
Казалось, нам проще найти понимание, чем настоящей аристократке, но княгиня почему-то возненавидела меня с первого дня и своего мнения не изменила. Ни разу за все время она не появилась во дворце, а если мы навещали ее в ее имении, даже дети не почувствовали и капли тепла от своей бабушки. Удивительно ли, что они не считают ее своей? Конечно, Каролина, Альбер и Стефания хорошо воспитаны, Каролина даже обещала назвать будущую дочь Шарлоттой, но холод чувствовался все эти годы.
Семь дней до свадьбы были предназначены для того, чтобы будущие родственники лучше познакомились друг с другом. Ничего не вышло, Келли оставались сами по себе, Гримальди вообще каждый сам по себе. Я очень старалась не замечать шипения княгини Шарлотты и принцессы Антуанетты, в конце концов, я выходила замуж за Ренье, а не за клан Гримальди! К тому же надеялась постепенно завоевать их расположение. Могу сразу сознаться, что не удалось.
Это была очень трудная неделя, и, сознаюсь, временами мне хотелось, чтобы все либо поскорей закончилось, либо мы с Ренье вдруг оказались в Нью-Йорке. Но вокруг было Монако, которое мне еще предстояло завоевать, толпы гостей и репортеров, а то и просто любопытных, шум, гам и страшная суета. Ни минуты покоя ни днем ни ночью, потому что всегда находился кто-то, кому мало дневных и вечерних праздников, требовалось пошуметь и ночью. Думаю, монегаскам за время наших свадебных торжеств изрядно надоели гости.
Вся свадебная неделя нам с Ренье запомнилась сплошным кошмаром из-за суеты, необходимости то и дело сглаживать углы, кому-то что-то объяснять, отвечать на нелепые вопросы вроде «Когда вы планируете первого ребенка?», терпеть бесконечные вспышки и не знающую никаких границ бесцеремонность репортеров. Нам буквально лезли в лицо, заглядывали в рот и только что не под юбку. Но в ответ на даже самые наглые вопросы следовало улыбаться, делать вид, что их не слышишь, приветливо помахивать ручкой и снова отвечать одно и то же. Удивительно, но следующий репортер, словно не слыша предыдущего, мог спросить слово в слово то, что только что было.
Мы с Ренье несколько лет не могли без содрогания смотреть свои свадебные фотографии и съемку.
Свадьба века
Так назвала ее не я, а репортеры. Позже они назовут свадьбой века и свадьбу Дианы Спенсер и принца Чарльза, а потом еще многие другие, до конца века много лет, успеют состояться еще несколько таких свадеб. Просто наша оказалась первой столь заметной после большой войны.
К тому же почти сказка о Золушке – принц (даже не просто принц, а настоящий князь целого государства) женился на дочери каменщика. Неважно, что каменщик бывший и давным-давно миллионер, что невеста звезда Голливуда, а государство крошечное.
Но все было очень красиво!
Когда наш корабль, а потом яхта князя только подходили к берегу Монако, я была потрясена поведением монегасков. Казалось, что безумство провожавшего меня Нью-Йорка за время нашего путешествия перехлестнуло океан, набрав по пути силы, и теперь выплеснулось на Лазурный Берег. Конечно, встречали не только монегаски, любопытные собрались со всей Ривьеры. Каждый метр площади крошечного Монако был занят кем-то, приветственные крики заглушали даже шум мотора яхты и стрекот вертолета, с которого по задумке Аристотеля Онассиса на нас сбрасывали тысячи красных и белых гвоздик.
Звуки духовых оркестров, собравшихся, кажется, со всего побережья, приветственный рев гудков яхт и катеров, крики толпы… все сливалось в единый гул, стоявший с рассвета до поздней ночи.
В Монако уже неделю дождь, то не слишком сильный, то проливной. В городе, где в году более трехсот дней солнечных, пасмурно. Я уже слышала ворчание будущих родственников, что даже погода плачет по поводу несчастной судьбы Ренье и всего Монако, теперь его оккупируют американцы.
– Уж лучше бы французы, хотя бы язык понятен, не то что эти янки!
Ужасно? Конечно, но сейчас об этом вспоминать нельзя. Сейчас главное – свадебные торжества.
В предыдущий день утром 18 апреля 1956 года в тронном зале дворца прошла гражданская церемония, мы формально стали мужем и женой.
Ее пришлось повторить, что тоже страшно возмутило родственников. Повторять церемонию ради киносъемки каких-то американцев?! Репортеры всех стран и мастей были рады возможности снять еще какие-то кадры, родственники со стороны Ренье раздражены. Я старалась ничего не замечать.
Вечером прошел роскошный прием в дворцовом саду, на который князь пригласил всех совершеннолетних жителей своего княжества. Нет, теперь и моего тоже. Испечен немыслимых размеров торт, чтобы каждому достался кусок. В тот вечер мне показалось, что в отличие от родственников Ренье с монегасками у нас установились теплые и очень дружественные отношения.
– Ренье, они, кажется, уже полюбили меня?
Он только сжал мою руку:
– Все будет хорошо, дорогая.
Перед дворцом весь вечер монегаски танцевали народные танцы, которые перемежались балетными номерами. А потом был фейерверк! Наверное, его было видно даже в Париже, во всяком случае, по всему Лазурному побережью непременно. Монегаски считают себя самыми искусными в умении составлять фейерверки, поговаривают даже, что изобрели его независимо от китайцев и гораздо раньше. Пусть это не так, но толк в рассыпающихся по всему небу огненных цветах, фонтанах, снопах искр они знают, это точно.
Венчание в соборе Святого Николая назначено на следующий день. И снова княгиня ворчала, что ради американцев события вынуждены разнести по разным дням:
– Все ради того, чтобы эти плебеи смогли покрутить ручки своих кинокамер! Чего ожидать от невесты-актрисы!
«Актриса» в устах свекрови звучало явно оскорбительно, княгиня Шарлотта презирала тех, кто «зарабатывал на жизнь фиглярством»! И снова я сделала вид, что оглохла. Если так придется поступать слишком часто, сочтут либо действительно слабослышащей, либо глупой, но выбора не было, лучше не слушать, чем портить себе настроение в день венчания.
Вечером Ренье постарался рассмешить меня, объяснив одну из тонкостей проведенной церемонии, которую я не поняла, потому что сама церемония проводилась на французском, которым я владела на удивление плохо. Напряженно вслушиваясь в слова верховного судьи, чтобы не пропустить то, после чего должна дать согласие, я не поняла, что говорил Ренье.
Оказалось, что ему пришлось давать разрешение на… собственный брак! Дело в том, что, по законам Монако, любой член царствующей семьи может вступить в брак только с согласия князя, занимающего престол. Поэтому верховный судья для начала спросил у князя Ренье разрешение на вступление в брак князя Ренье. Ренье важно кивнул:
– Разрешаю.
День венчания выдался тяжелым для всех, хотя и был радостным.
Граф д’Альер, главный распорядитель и организатор свадебных торжеств, не выдержал суеты и в день церемонии попросту свалился без чувств. Суетились все, кто мог и не мог. Как обычно бывает, что-то забыли, не доставили, привезли или принесли не туда, кто-то не знал своих обязанностей, кто-то возражал против размещения в соборе… А я вдруг успокоилась, словно происходившее меня лично не касалось совсем.
Я смутно помню тот день и все, что происходило. Устала ко дню свадьбы неимоверно, с трудом держалась на ногах, но понимала, что не должна подвести никого, в первую очередь Ренье, он теперь выходил на первый план, папу и маму, все же я Келли, и вообще всех, кто собрался в Монако, чтобы приветствовать меня в самый важный день жизни.
Сделана прическа, собственно, это даже не прическа, волосы стянуты в узел, чтобы быть спрятанными под маленькую шапочку… надето платье… фата… на ногах – туфельки… Звучит слово «пора»…