И быть вежливой, доброжелательной хозяйкой мне тоже удалось, и завоевать любовь монегасков тоже, хотя и не сразу.
Сначала монегаски оказались безумно разочарованы рождением первой дочери, а не сына. Нет, они радовались малышке, это подтверждало мою способность подарить княжеству наследника, но почему первая девочка?! Монегаски как дети, словно я обманула их, пообещав игрушку и не подарив. Ренье был в ужасе, когда я при всех заявила:
– Следующим будет сын!
Я понимала его опасения: а что, если снова девочка?
Но в следующем за рождением Каролины году пушки Монте-Карло дали салют в сто залпов. Каролина удостоилась всего двадцати одного залпа. Смешно, потому что мы живем в двадцать первом веке, когда равенство полов всеобще признано.
Вот после рождения Альбера я стала национальной любимицей! Особенно когда оказалось, что маленький принц крепок и отменно здоров.
Но это вовсе не означало, что жить мне стало легче. Конечно, дети были для меня основным и главным в жизни. Каролина, Альбер и Ренье, а потом уже все остальное, даже любовь монегасков, как бы они на меня ни обижались.
Удивительно, но именно после рождения Альбера (кстати, на сей раз я переносила беременность куда легче) я стала много внимания уделять уже не дворцу или своему состоянию, а именно княжеству, неожиданно почувствовав, что у меня не двое, а несколько тысяч детей, причем детей строптивых, с нелегким характером.
Бесполезно пытаться им понравиться, о них нужно просто заботиться, как о собственных детях, которые не всегда правы, не всегда справедливы, не всегда послушны и даже доставляют немало неприятностей. Но ведь все любят своих детей, несмотря ни на что, даже если не чувствуют ответной любви?
Я полюбила монегасков, не ожидая ответной любви, научилась заботиться о них. И вот тогда мне ответили! Считается, что я стала всеобщей любимицей, потому что родила Альбера. Это не так, меня приняли за свою, потому что я сама перестала отделять себя от монегасков, я стала одной из них, просто мамой с двумя детьми, просто любящей супругой, просто княгиней, к которой можно подойти и протянуть руку, попросить помощи или пожаловаться.
Мы с Ренье нашли золотую середину между придворным этикетом и человечностью и гордимся этим. Во время приемов можно и нужно соблюдать многие и многие правила, но вне официальной части лучше превращаться в простых людей, но непременно доброжелательных! Могу похвастать сама перед собой: мне это удается лучше, чем Ренье! Ренье страшно вспыльчив и не всегда контролирует свои слова и особенно выражение лица, мне не раз приходилось сглаживать из-за этого углы. Но, думаю, это не смертный грех, а потому князь может быть прощен.
Зато какой это отец!..
И еще о своей роли принцессы.
Однажды Ренье пересказал мне какую-то старую пьесу, в которой был замечательный монолог монакского князя Флорестана. Не помню пьесу, но суть за прошедшие столетия ничуть не изменилась.
Князь Флорестан жаловался:
– Если я гуляю, говорят, что у меня слишком много свободного времени, я бездельник. Если не гуляю – боюсь показаться людям. Если устраиваю праздник – расточителен, если не устраиваю – скуп и жаден. Провожу парад или смотр гвардейцев – пытаюсь кого-то испугать, не провожу – боюсь свою армию. Есть фейерверк – деньги на ветер, нет фейерверка – забыл о развлечении народа. Здоров – занимаюсь только своим собственным организмом, болею – результат кутежей и неправильного поведения.
Мы с Ренье могли бы многое добавить. Например:
– Прибавила в весе пару килограммов – принцессу «разнесло», похудела на столько же – больна и таю на глазах. Навестила в больнице подругу, которой вырезали аппендицит, – измышления по поводу моего здоровья, навестила дважды – истерика (начинают гадать – уже рак или еще нет). Ходим пешком – не доверяем водителям, ездим – зазнались. Пожимаем руки всем желающим – заигрываем и пытаемся дешево купить популярность, не пожимаем – пренебрегаем.
Все, что делается или не делается, подвергается осуждению. Только теперь людскую молву и людское суждение опережает вездесущая пресса. Потому мы давно пришли к выводу, что нужно заниматься своими делами, оставаясь со всеми доброжелательными и приветливыми, а там пусть судят.
С первых дней я поняла, что для Ренье главное – процветание нашего маленького княжества, и стала ему помогать. Я не вмешиваюсь в политику, даю совет, только если муж попросит, и даже мнение высказываю в этом же случае. Иногда кажется, что, рассказывая мне о проблемах, Ренье просто разговаривает сам с собой, рассуждает, и только по моему молчанию понимает, что именно я думаю по тому или иному поводу. Вот это я считаю одним из наших высших достижений – понимать молчание друг друга.
Мы с Ренье – дружная команда, которая немало постаралась для Монако. Княжество уже совсем не то, каким было четверть века назад, когда состоялась наша свадьба. Из долгов и кризиса выбрались, туристов привлекли, доходы давно текут не только от казино, но и от проведения этапа «Формулы», когда под окнами ревут моторы гоночных автомобилей, от самых разных турниров, балов, благотворительных мероприятий.
Провести отпуск в Монако престижно, иметь возможность поставить свою яхту у причала и вовсе стоит безумных денег, но их не жалеют. О казино и театре и говорить нечего, но если раньше основным был доход от казино, то теперь он лишь малая толика в бюджете страны. Не потому, что упал, а потому, что мы развили многое другое.
Я гордо пишу «мы», потому что действительно приложила немало сил, что-то организовывая, приглашая друзей, заводя новые знакомства… Лавина бумажных дел, огромная переписка, которую нельзя поручать секретарям, потому что друзьям нужно писать лично, а друзей все больше и больше… Детский сад (первый и единственный в Монако), школа, помощь малообеспеченным (можно гордиться, скоро помогать будет просто некому), дела Красного Креста, балы, театр, который мы расширили…
Но главное – Ренье и дети, их проблемы, первые зубы, детские болезни, юношеские увлечения, ссоры, влюбленности, выбор спутников жизни…
Дети – цветы жизни, но не оранжерейный эксперимент
Мы с Ренье совершенно точно знали, какими будут наши дети и как мы их будем воспитывать. Прочитали множество умных и добрых книг и для себя расставили все точки над «i».
Мы знали… До тех пор, пока эти дети не родились, вернее, пока чуть не подрос Альбер. Наступило время, когда умных советов доктора Спока, как пеленать или учить делать первые шаги, было уже недостаточно.
И вот тогда оказалось, что о воспитании мы ничегошеньки не знаем! Главное мое убеждение «нужно детей любить!» никто не оспаривал, но оказалось, просто любить мало, и даже учить чему-то тоже. Научить уверенно пользоваться вилкой или ездить на велосипеде, даже читать или играть в теннис – это не все. Детей нужно научить ЖИТЬ. Как? Чему?
Мы очень хотели, чтобы дети «жили, как все», то есть ходили в обычную школу, играли в обычные игры, а не тосковали во дворце среди взрослых. Я даже организовала первый в Монако детский сад. Они ходили, играли, катались на лыжах, даже дрались…
Но главное, что знала лично я, – на моих детей никогда не будет давить такой груз, какой лежал на плечах в семье Келли. Это груз обязанности соответствовать родительским требованиям и исполнения родительских надежд.
Написала и ужаснулась. Принц и принцессы Монако не могут не подчиняться требованиям и не чувствовать груза ответственности за каждый свой шаг, им этого просто не позволят. Каждый час жизни наших детей проходил под бдительным оком фото- и кинокамер, всюду совали любопытные носы репортеры, подглядывали, выпытывали, выспрашивали. Это касалось и нас самих, мы с Ренье страдали от ненужного внимания и обсуждения каждой мелочи не меньше, но мы взрослые и сознательно решились на такую жизнь, а детям за что?
Как найти ту самую золотую середину, которая не превращала бы жизнь принца и принцесс в кошмар зашоренности и жизни по трафарету, но и не допустить разболтанности и безответственности? Существует ли вообще эта самая середина для всех, ведь люди не болванчики вроде деревянных игрушек, у каждого ребенка свой характер, и то, что у одного приводит к послушанию и дисциплинированности, у другого может вызвать протест. Хорошо, если этот протест проявится внешне, тогда его хоть можно увидеть. А если как у меня самой – будет зреть глубоко внутри, а снаружи проявляться тогда, когда его никто не ждет?
Стефания похожа и одновременно совсем не похожа на Каролину и Альбера. То, что старшие, по крайней мере, выслушают, младшая просто пропустит мимо ушей. А сказать ей я должна многое. Только сначала надо решить, что именно говорить…
Стараясь разобраться в том, что же именно хочу сказать Стефании, я все глубже зарываюсь в попытки понять, что именно мешало или помогало мне самой в ее возрасте.
Ренье ничем не похож на Джека Келли в его подходе к моему воспитанию, вернее, его равнодушии ко мне. Я очень рада этому, ведь хуже нет, когда ты для самых близких людей словно не существуешь.
А я? Я похожа на Ма Келли? Удивительно, но в чем-то да. Но я придирчиво следила, чтобы не быть похожей в главном – давлении на дочерей. Мне мешало давление мамы? Безусловно, мамин диктат и родительское откровенное невнимание сильно повлияли на мой характер. Наверное, я была бы совсем иной и судьба сложилась иначе, относись они ко мне по-другому. Лучше или хуже – не знаю, но иначе непременно.
Конечно, не похожа. Разве маме пришло бы в голову укусить Пегги за то, что она укусила Келла? Не знаю, бывало ли подобное в нашей семье, наверняка бойкая Пегги обижала Келла, но мама справлялась более педагогичными методами, чем я.
Каюсь, такое бывало… Каролине понравилось кусать Альбера, малыш пока не мог дать сестре сдачи, а потому просто ревел. Однажды, когда дочь проделала такой трюк с братиком прямо в ванне, где они сидели перед сном, Альбер привычно поднял рев. И тогда я… укусила Каролину! Теперь ревели уже в два голоса.