Греко-персидские войны — страница 52 из 94

Разберем некоторые спорные моменты сражения. Прежде всего, обратим внимание на рассказ Геродота о тактике, которую применили спартанцы в первый день битвы: «Лакедемоняне дрались храбро и доказали вообще, что умело сражаются с неумелым врагом. Доказали это в особенности тем, что несколько раз совершали поворот для видимости, что обращаются в бегство. При виде их бегства варвары с криком и шумом устремлялись на них; тогда эллины, будучи уже настигаемы врагом, вдруг оборачивались лицом к варварам и таким образом каждый раз истребляли несчетное множество персов. Было убито, впрочем, и немного спартанцев» (VII, 211). Вопросов возникает масса. Во-первых, непонятно, как неповоротливая по своей природе фаланга вообще могла такое сделать. Во-вторых, сама местность не располагала к столь сложным тактическим перестроениям. В-третьих, за исключением Геродота, никто из античных авторов о таких маневрах фаланги гоплитов не упоминает. Вывод напрашивается один – «отец истории» неверно понял и истолковал полученную информацию. Скорее всего, спартанцы просто отступали в глубь ущелья к Фокейской стене, где персы попадали под удар легковооруженной пехоты, после чего отходили с большими потерями. Другого внятного объяснения таким странным маневрам я просто не могу найти.

Другой момент связан с жителем Трахина Эфиальтом, проводником персов по Анопейской тропе в тыл защитникам Фермопил. Очень интересную трактовку его поступку дает И.Е. Суриков: «Ныне – особенно в трудах общего характера – этого злополучного Эпиальта называют не иначе как предателем. Однако же предательства как такового мы в его поступке не находим. Малида, уроженцем и гражданином которой он являлся, не входила в состав антиперсидской коалиции; более того, в числе других областей Северной Греции она незадолго до описываемых событий дала Ксерксу “землю и воду” (Herod. VII. 132), т. е. признала персидский суверенитет. И впоследствии малийцы посылали свои отряды в войско персов (Herod. VIII. 66); на стороне последних сражались они и в Платейской битве (Herod. IX. 31). Таким образом, своего государства Эпиальт не предавал (напротив, действовал вполне в рамках общей проперсидской политики Малиды), а об «общегреческом деле» вряд ли вообще имел хоть какое-то понятие. Вот если бы персов провел в тыл эллинам афинянин или спартанец, – тогда это, конечно, была бы измена. Мы отнюдь не обеляем Эпиальта. Его поступок с моральной точки зрения низок и подл, тем более что он был вызван корыстолюбием. Но предательства в юридическом смысле инкриминировать Эпиальту нельзя»[65]. Как видим, все было не так просто и однозначно.

Тем не менее возмездие Эфиальта настигло. За его голову была назначена награда, поэтому, опасаясь мести спартанцев, он убежал в Фессалию, где и скрывался некоторое время. Переждав опасность, беглец вернулся домой, однако некий Афинад из Трахина вскоре прикончил Эфиальта. Геродот пишет, что убили проводника совсем по другому поводу, но лакедемоняне все равно дали награду Афинаду. Золото Ксеркса не пошло Эфиальту впрок.

Впрочем, Ктесий Книдский пишет о том, что проводниками персов по Анопейской тропе были два знатных жителя Трахина Каллиад и Тимаферн, изначально находившиеся в лагере Ксеркса (Persica, 24).

Если говорить о том, были ли у Леонида шансы на победу, то ответ может быть только один – были. Главной ошибкой царя стало то, что вместе с фокейцами он не отправил небольшой контингент спартанцев. В этом случае персы никогда бы не застали греков врасплох, поскольку в отличие от фокейцев лакедемоняне очень хорошо знали, что такое воинская дисциплина. Основной причиной трагедии в Фермопилах стал даже не Эфиальт, а разгильдяйство фокейцев, проспавших персидское наступление. Вместо того чтобы укрепить свои позиции и подготовится к отражению вражеской атаки, фокейцы несколько дней нежились в объятьях Морфея. Последствия такой безответственности были катастрофические.

Набольшие споры вызывает последний день битвы, разногласия по этому вопросу начались еще в Античности. Одна традиция идет от Геродота, другая – от Диодора Сицилийского, пользовавшегося трудом Эфора Кимского. На позициях Диодора стоят Плутарх и Юстин. Поэтому есть смысл сравнить свидетельства античных авторов о последнем бое трехсот спартанцев, а затем попробовать разобраться, что там есть правда, а что вымысел.

Вот что сообщает по интересующему нас вопросу Геродот: «Когда солнце взошло, Ксеркс совершил жертвенное возлияние, потом некоторое время выждал, до той поры, в какую обыкновенно рынок наполняется народом, и велел начинать приступ: так приказано было Эпиальтом, ибо путь с горы вниз прямее и гораздо короче того, который идет кругом горы и вверх на нее. Варвары с Ксерксом во главе пошли на приступ, а эллины Леонида, как бы готовые идти на смерть, протеснились к более широкой части теснины гораздо дальше, чем стояли вначале. Действительно, в прежние дни одна часть эллинов охраняла стену, а другая бежала назад к более узкому месту и там сражалась. Теперь стычка произошла по ту сторону теснины, причем варвары падали в большом числе. Позади отрядов их стояли с бичами в руках начальники и ударами гнали всех вперед все дальше и дальше. Многие из них падали в море и гибли, а другие в гораздо большем числе были растоптаны живыми. Но на погибавших никто не обращал внимания. Так как эллины были убеждены, что им предстоит гибель от тех варваров, которые обошли гору кругом, то они проявили в борьбе с врагом наивысшую степень мужества, дрались отчаянно и с бешеной отвагой.

Когда у большинства эллинов копья уже сломались, они рубили персов мечами. В этой битве пал и Леонид, оказавшийся доблестнейшим воином, а с ним вместе и другие знатные спартанцы; имена их, как людей достойных, я узнал, и не только их, но и всех трехсот. Однако здесь пали и многие знатные персы, в числе их два сына Дария, Аброком и Гиперанф, родившиеся у Дария от Фратагуны, дочери Артана. Артан был брат царя Дария, сын Гистаспа. Он передал Дарию вместе с дочерью и все свое имущество, потому что она была единственное дитя его.

Там же пали в сражении два брата Ксеркса. Из-за тела Леонида произошла жестокая свалка между персами и лакедемонянами, пока наконец эллины благодаря своей храбрости не вырвали его из рук врагов (при этом они четырехкратно обращали неприятеля в бегство). Так шло сражение до тех пор, пока не явились варвары с Эпиальтом. Лишь только эллины узнали об их прибытии, ход битвы переменился: они отступили назад, к теснине, миновали стену и все вместе, за исключением фиванцев, расположились на холме. Холм этот возвышается у входа в ущелье, где теперь стоит каменный лев в честь Леонида. В этом месте они защищались мечами, у кого мечи еще уцелели, а также руками и зубами, пока варвары не похоронили их под стрелами, причем одни напали на них спереди и разрушили до основания стену, другие обходили их с тыла и таким образом окружали со всех сторон» (VII, 223–225).

В целом рассказ Геродота о битве при Фермопилах подтверждается и археологическими раскопками на холме Колон, где было найдено множество наконечников персидских стрел.

Предоставим слово Диодору Сицилийскому: «После того как персы вместе с трахинийцем, обойдя неприступные проходы, внезапно окружили воинов Леонида, эллины, потеряв надежду на спасение и предпочитая сохранить о себе славу, единогласно стали просить своего предводителя вести их на врагов раньше, чем персы узнают, что обходной маневр удался. Леонид же, похвалив готовность своих воинов, приказал им наскоро позавтракать, поскольку, мол, пообедают они уже в Аиде, после чего и сам в соответствии с этим распоряжением подкрепился, потому что считал, что благодаря этому они смогут долгое время быть сильными и стойко переносить опасности. Когда же они, быстро приняв еду, все были готовы, он приказал воинам ворваться в персидский лагерь, убивать всех, кто попадется, и пробиваться к палатке царя.

Итак, они в соответствии с приказом сомкнутым строем еще ночью во главе с Леонидом напали на лагерь персов; варвары же в результате внезапного нападения и незнания в большом замешательстве беспорядочно выбегали из палаток и, полагая, что те, кто отправились вместе с трахинийцем, погибли и все эллинское войско обрушилось на них, были охвачены страхом. Поэтому-то многие были убиты воинами Леонида, а еще больше погибло скорее от своих, чем от врагов, из-за незнания обстановки. Ведь ночь не позволяла установить истину, а замешательство, охватившее войско, как и следует в этом случае, принесло ужасное кровопролитие; убивали друг друга, так как обстоятельства не давали возможности осмотреться, тем более что не было ни указаний начальника, ни условий, чтобы спросить о пароле, и вообще не было твердости мысли. Итак, если бы царь оставался в палатке, легко был бы убит эллинами, и тогда вся война быстро подошла бы к концу; однако Ксеркс выскочил из палатки, как только возник шум, а эллины, ворвавшись в нее, убили почти всех, кого там застали. Так как была ночь, они, естественно, бродили по всему лагерю в поисках Ксеркса; с наступлением же дня истинное положение дел обнаружилось, и персы, увидев незначительное число эллинов, отнеслись к ним с презрением, тем не менее прямо на них они не нападали, боясь их мужества, но, окружая их с флангов и с тыла и отовсюду стреляя из лука и бросая дротики, всех убили. Итак, все те, которые вместе с Леонидом защищали проходы в Фермопилах, погибли таким образом» (XI, 9—10).

Юстин рассказывает о подвиге царя Леонида следующее: «Отослав союзников, он стал увещевать спартанцев, [говоря]: “Пусть они помнят, что как бы они ни сражались, им все же неминуемо предстоит пасть в бою; пусть не скажут о них, что они оказались храбрее, стоя на месте, чем нападая [на врагов]; не следует ждать, пока неприятель их окружит, нет, – как только ночь даст к тому возможность, надо нагрянуть на беззаботных и ликующих врагов; нет ничего более почетного для победителей, чем погибнуть в самом вражеском лагере”. Нетрудно было вдохнуть решимость в тех, кто решил умереть: спартанцы немедленно хватают оружие, и 600 мужей врываются в лагерь пятисоттысячной армии; они рвутся к царской палатке, чтобы либо умереть вместе с царем, либо, если их оттеснят, [умереть] как можно ближе к нему. Весь лагерь приходит в смятение. Не найдя царя, спартанцы рассыпаются по всему лагерю, побеждая всех; всех убивают, все опрокидывают как люди, которые знают, что сражаются не в надежде на победу, а в жажде отмщения за [свою неминуемую] смерть. Битва началась с наступлением ночи и продолжалась почти весь день. Наконец, не побежденные, но обессиленные своими непрерывными победами, они пали среди бесчисленных полчищ поверженных врагов. Ксеркс же, потерпев два поражения на суше, решил испытать счастье на море