Бой продолжался. Узкий Саламинский пролив был загроможден сражающимися кораблями и корпусами разбитых судов, тысячи людей, оказавшихся в воде, хватались за деревянные обломки и плыли к берегу. Будучи искусными пловцами, эллины благополучно достигали Саламина и Пситталии, где находили спасение. Персы же в большинстве своем плавать не умели, и поэтому немало их утонуло, а те, которые добрались до Пситталии, были перебиты воинами Аристида. Наконец финикийские и кипрские флоты не устояли под напором греков и стали медленно выходить из боя, двигаясь задним ходом к выходу из злосчастного пролива. Но вражеские триеры продолжали их атаковать и бить таранами в борта финикийских и кипрских судов. Несмотря на то что сам Ксеркс наблюдал за битвой, многие командиры финикийской эскадры приказали спешно разворачивать корабли и стали быстро покидать место сражения. Но тем самым еще больше усугубили ситуацию.
Увидев отступление киприотов и финикийцев, командующие киликийскими, ликийскими и памфилийскими кораблями решили, что пришло их время вступить в бой, и повели свои эскадры в пролив. В итоге два отряда столкнулись. Корабли налетали один на другой, ломали весла, цеплялись снастями. Возникшей сумятицей вновь воспользовались греческие триерархи, в очередной раз усилив натиск. Царица Галикарнаса Артемисия, увидев, что шансов на победу уже нет, а ее корабль атакует афинская триера, велела кормчему править к выходу из пролива. Корабль царицы устремился назад, но впереди находились другие царские суда, закрывавшие путь к отступлению. А вражеская триера приближалась. И тогда насмерть перепуганная женщина, чтобы выбраться из ловушки, велела таранить ближайший персидский корабль, на котором находился царь города Калинда Дамасифим. Удар тараном был нанесен настолько точно и сильно, что корабль калиндян сразу же пошел ко дну, вместе с царем, воинами и гребцами. Не выжил никто.
Аминий, командир триеры, преследовавший Артемисию, очень удивился, увидев, как один вражеский корабль протаранил другой. Решив, что начальник таранившего судна перешел на сторону эллинов, триерах прекратил преследование и отвернул триеру в сторону. А зря, потому что за поимку царицы афиняне назначили награду в 1000 драхм. Но Аминий в ситуации не разобрался, и это спасло царицу Галикарнаса. Впрочем, не разобрался в ситуации и Ксеркс. Когда придворные, слабо понимающие тонкости войны на море, обратили его внимание на то, как храбро сражается Артемисия и что она потопила вражеский корабль, царь еще раз уточнил, правда ли это. Эмблема правительницы Галикарнаса была хорошо известна, и все дружно это подтвердили. И тогда Ксеркс произнес знаменитую фразу: «Мужчины стали у меня женщинами, а женщины мужчинами» (Herod. VIII, 88). Впрочем, Артемисия оказала царю действительно серьезную услугу. Именно она узнала плавающее среди обломков флагманского корабля тело Ариабигна, велела достать его из воды и доставить брату.
Пусть и с трудом, средиземноморские эскадры Ксеркса прорвались сквозь отступающие флоты финикийцев и киприотов и вступили в бой с греками. Битва закипела с новой силой. Но чаша весов уже качнулась в сторону эллинов, это почувствовали все, кто сражался в тот день при Саламине. Лакедемоняне, мегарцы и эгинцы сбили с позиций корабли малоазийских эллинов и погнали их к выходу из пролива. В это же время афиняне разбили ликийские и киликийские эскадры, обратив в бегство и эти корабли Ксеркса. Персидский флот начал отступление к Фалерону. Увидев, какой оборот принимает дело, триерархи с Эгины быстро сориентировались в ситуации и совершили искусный маневр. Развернув триеры, они стали перехватывать преследуемые афинянами вражеские корабли. Надеясь спастись от афинских триер, персы попадали под удар эгинцев.
Эгинский триерарх Поликрит захватил корабль из Сидона и обнаружил на нем своего земляка Пифея, того самого воина, который был захвачен персами в самом начале войны у берегов Фессалии и был оставлен в живых благодаря своей храбрости. Увидев проходившую мимо триеру Фемистокла, Поликрит окликнул стратега и глумливо вопросил, что тот думает о «сочувствии эгинцев мидянам» (Herod. VIII, 92). Жителей Эгины постоянно упрекали в том, что когда-то они держали сторону Ахеменидов, за что спартанский царь Клеомен ходил против них походом. Теперь все это было в прошлом.
Разбитый флот Ксеркса отступал. Царские корабли, преследуемые эллинами, спешно покидали Саламинский пролив и уходили к Фалерону, где находилась сухопутная армия. Ксеркс, потрясенный неожиданным поражением, покинул свой трон у подножия Эгалеос и уехал к Мардонию. Только теперь он в полной мере оценил совет Артемисии не вступать в морскую битву с эллинами. Наступил вечер, сражение затихло. По всему проливу покачивались на волнах обломки кораблей и тысячи мертвых тел, над которыми с протяжными криками носились чайки.
Триеры победителей под восторженные крики причаливали к Саламину, истомленные битвой воины и гребцы сходили на берег. Они одержали победу, значение которой еще предстояло оценить.
Битва при Саламине неплохо освещена источниками. О ней более-менее подробно написали Геродот, Диодор Сицилийский и Плутарх. Особняком стоит Эсхил, лично принимавший участие в Саламинском сражении. Все эти свидетельства очень органично дополняют друг друга. Например, «отец истории», рассказывая о персидской диспозиции перед сражением, упоминает только финикийские суда и корабли малоазийских эллинов. Зато Диодор говорит о финикийцах, киприотах, киликийцах, ликийцах, памфилийцах (XI, 19), а также ионийцах и египетской флотилии (XI, 17). При этом, сведения Диодора о том, что египетская эскадра обошла Саламин, чтобы перекрыть эллинам путь к отступлению, косвенно подтверждает Эсхил. В трагедии «Персы» Ксеркс отдает следующее приказание своим военачальникам:
Построить корабли тремя отрядами,
Чтоб все пути отрезать отплывающим
Эсхил все видел собственными глазами, и у нас нет никаких оснований в этом вопросе ему не доверять. Греки знали о том, что египетская эскадра перекрыла им пути отступления, и данный факт был зафиксирован великим драматургом. Именно благодаря Эсхилу мы можем увидеть этот морской бой глазами простого воина. Он настолько ярко и красочно описал наступление греческого флота на персидскую армаду в Саламинском проливе, как это мог сделать человек, лично учувствовавший в легендарной атаке:
Раздался в стане греков шум ликующий,
На песнь похожий. И ему ответили
Гремящим отголоском скалы острова,
И сразу страхом сбитых с толку варваров
Прошибло. Не о бегстве греки думали,
Торжественную песню запевая ту,
А шли на битву с беззаветным мужеством,
И рев трубы отвагой зажигал сердца.
Соленую пучину дружно вспенили
Согласные удары весел греческих,
И вскоре мы воочью увидали всех.
Шло впереди, прекрасным строем, правое
Крыло, а дальше горделиво следовал
Весь флот. И отовсюду одновременно
Раздался клич могучий: «Дети эллинов,
В бой за свободу родины! Детей и жен
Освободите, и родных богов дома,
И прадедов могилы! Бой за все идет!
Геродот и Диодор Сицилийский в сражении не участвовали, поэтому их рассказы о Саламинском сражении воспринимаются иначе. У Геродота больше мелких подробностей, поскольку он мог общаться с непосредственными участниками битвы, у Диодора картина боя изображена в общих чертах. Яркие детали добавляет Плутарх, заостряя внимание на некоторых тактических особенностях битвы. Например, он обращает внимание на то, что немалую роль в победе греков при Саламине сыграла конструкция их кораблей: «Эллинским кораблям волна не вредила, потому что они были плоски и низки; но варварские корабли, с приподнятою кормой и высокою палубой и поэтому тяжелые, удар волны при их нападении сбивал с курса и подставлял боковой стороной эллинам, которые нападали на них ожесточенно» (Plut. Them. 14).
В таком же духе рассказывает о битве при Саламине и Эсхил:
Корабль обитым медью носом тотчас же
В корабль ударил. Греки приступ начали,
Тараном финикийцу проломив корму,
И тут уж друг на друга корабли пошли.
Сначала удавалось персам сдерживать
Напор. Когда же в узком месте множество
Судов скопилось, никому никто помочь
Не мог, и клювы направляли медные
Свои в своих же, весла и гребцов круша.
А греки кораблями, как задумали,
Нас окружили. Моря видно не было
Из-за обломков, из-за опрокинутых
Судов и бездыханных тел, и трупами
Покрыты были отмели и берег сплошь.
Найти спасенье в бегстве беспорядочном
Весь уцелевший варварский пытался флот.
Главной причиной поражения персов был неудачный выбор места для битвы, где они не смогли в полной мере использовать как быстроходные качества своих кораблей, так и подавляющее численное преимущество. На данный факт обратил внимание Плутарх, отметив, что число триер эллинов «в тесном проливе равнялось числу кораблей варваров» (Them. 14). Немалую роль в том, что битва случилась не там, где надо и не в надлежащее время, принадлежит Ксерксу. Царь лично вмешался в руководство военными действиями и «дал бой в самом неудобном для себя и в самом выгодном для противника месте – в том узком проливе, где он не мог развернуть всего множества своих кораблей» (Nep.Them. 4). Поэтому результат был закономерен.
Но неужели у персов совсем не было шансов на победу? Шанс был, и достаточно неплохой, для этого надо было только своевременно ввести в бой египетскую эскадру. Мы помним, что перед битвой Ксеркс отправил египетские корабли в обход Саламина, чтобы перехватывать убегающие греческие триеры. Однако царь перехитрил сам себя, поскольку вместо панического бегства эллины атаковали персидский флот. В итоге египтяне в сражении участия не приняли. Здесь уже возникает другой вопрос – почему Ксеркс не приказал египетской эскадре ударить по врагу с тыла? Можно предположить, что персидский царь до самого последнего момента верил в то, что греки будут разбиты и побегут с места битвы, а египтяне их всех переловят. А когда осознал масштаб катастрофы, что-либо менять было уже поздно. У командующего египетской эскадрой было четкое указание Ксеркса, где находиться и что делать. Даже если он и видел, как складывается ход битвы, то не имел права без указания свыше оставить позицию, а заниматься самодеятельностью не хотел. Вышло бы себе дороже. И действительно, согласно Диодору Сицилийскому, в поражении Ксеркс обвинил финикийцев (XI, 19), а к египтянам у него претензий не было, поскольку они делали то, что он им приказал. Но факт остается фактом – вычеркнув из битвы египетскую эскадру, персидский царь серьезно ослабил главные силы флота.