» (IX, 16).
Это наглядная иллюстрация тех настроений, которые царили в армии Мардония. И пусть сам командующий их не разделял, его подчиненные смотрели на ситуацию иначе. В свете изложенного вполне логично выглядит поведение командира корпуса «бессмертных» Гидарна, не пожелавшего принять участия в авантюре Мардония. Что же касается среднего командного состава и простых воинов, то они могли прийти к простому выводу о том, что царь не остался в Элладе только потому, что не видел никаких надежд на дальнейший успех.
Но Мардоний не только пировал в Беотии, он усиленно занимался пополнением своей армии. Все города Центральной Греции прислали в его распоряжение воинские контингенты; даже фокейцы, сражавшиеся против Ксеркса при Фермопилах, были вынуждены подчиниться. В Фивы прибыли 1000 фокейских гоплитов под командованием стратега Гармокида. Мардоний отправил к ним конных вестников, с повелением расположиться лагерем на равнине отдельно от всех войск и фокейцы это приказание выполнили. Но неожиданно появилась персидская кавалерия и стала окружать отряд Гармокида. Воины перепугались не на шутку, поскольку решили, что Мардоний хочет их уничтожить. «Ясно, фокийцы, что эти люди намерены предать нас верной смерти, потому что мы оклеветаны, как я полагаю, фессалийцами. Поэтому каждый из вас должен явить себя человеком мужественным; ибо достойнее кончить жизнь в борьбе, за делом, нежели самим отдать себя в руки врагу и погибнуть позорнейшей смертью. Пускай каждый из них увидит, что они, варвары, уготовили смерть эллинам» (Herod. IX, 17), – кричал своим людям Гармокид. Повинуясь приказаниям стратега, фокейцы встали в круг, сдвинули круглые щиты и выставили копья.
Всадники носились вокруг строя эллинов, натягивали луки и пускали стрелы, но опасались идти в атаку на тесные ряды гоплитов. Греки отбивали стрелы щитами и ждали, что же будет дальше. Но ничего не произошло, конница еще какое-то время покружила вокруг фокейцев, а затем умчалась по направлению к главному лагерю. Вскоре прибыл посланник от Мардония и передал эллинам слова командующего: «Будьте спокойны, фокийцы, вы показали себя людьми мужественными, а не такими, как я слышал о вас. Теперь войну эту ведите храбро: за ваши услуги и я, и царь щедро отплатим вам» (Herod. IX, 18). Вот и все.
Даже Геродот, обычно хорошо осведомленный в таких вещах, не может дать внятного объяснения этой странной провокации и приписывает ее либо проискам фессалийцев, захотевших уничтожить фокейцев, либо самодурству Мардония. Для Гармокида и его воинов все закончилось удачно, однако их неприязнь к персам усилилась еще больше. Что было очень опасно для Мардония, поскольку глупо было озлоблять союзников, пусть и не совсем надежных, в канун решающего столкновения с противником. А оно было не за горами.
11. Война в Беотии. Лето 479 г. до н. э
Армия Павсания закончила сосредоточение на Истмийском перешейке. Командующий дождался благоприятных жертвоприношений и покинул Пелопоннес, приведя войска в Элевсин. Этот город находился прямо напротив Саламина, и как только в нем появились лакедемоняне, с остова переправились 8000 афинских гоплитов под командованием Аристида. В связи с экстремальной ситуацией народное собрание избрало его стратегом с неограниченными полномочиями, и надо сказать, что выбор оказался очень удачен. В силу особенностей своего характера именно этот человек сделает очень много для дальнейшего роста могущества Афин. Влияние Фемистокла стало падать, а сила Аристида стала расти.
Объединенное войско эллинов выступило в Беотию, где находилась армия Мардония. Павсаний решил закрепиться в окрестностях города Эрифры, поскольку именно из них открывалась прямая дорога на Фивы, главную опорную базу персов в Греции. Единственный минус заключался в том, что в случае похода против фиванцев эллинам пришлось бы идти по Беотийской равнине, где персы могли развернуть всю свою кавалерию. Но с другой стороны, оставаясь в Эрифрах, Павсаний гарантировал себе выгодную позицию, поскольку в тылу у греков была гора Киферон, что исключало возможность окружения вражеской конницей. Расположившись на склонах Киферона, эллины стали готовиться к бою. Павсаний события не форсировал, он знал, что персы находятся у реки Асоп, и выжидал, что теперь предпримет Мардоний. Но неприятности подкрались с другой стороны.
Сначала произошла ссора между афинянами и тегейцами. Выстраивая войска в боевой порядок, Павсаний на почетном правом фланге поставил лакедемонян, а на левом расположил афинских гоплитов. Чем вызвал бурю возмущения у тегейцев, которые с давних пор всегда занимали левое крыло, если спартанцы стояли на правом. Но афиняне, победители персов при Марафоне, считали ниже своего достоинства уступать требованиям каких-то там тегейцев. Улаживать конфликт взялся Аристид, он склонил большинство союзников на свою сторону и тем самым решил вопрос в пользу афинян.
Едва закончилась ссора с тегейцами, как случилась новая напасть, поскольку был обнаружен заговор среди афинских гоплитов. Информация о нем есть только у Плутарха в биографии Аристида, но это не значит, что его не было. Геродот мог просто не упомянуть о нем по причине незнания, либо, не желая выставлять афинян в негативном свете в канун решающей битвы за независимость Эллады. Ведь это шло вразрез с его концепцией о том, что именно благодаря самоотречению граждан Афин персы потерпели поражение. Недаром Плутарх обращает внимание на то, что причиной заговора послужило бедственное положение некогда состоятельных и уважаемых людей, совершенно разоренных войной. Исходя из того, что ситуация в Элладе складывалась совершенно непредсказуемая, заговорщики решили совершить в Афинах государственный переворот и уничтожить все демократические институты. Если же эта попытка успехом не увенчается, то признать власть персидского царя.
Большим благом для союзников стало то, что первым о заговоре узнал Аристид. Понимая, что в сложившейся ситуации широкая огласка и репрессивные меры могут вызвать панику в рядах армии эллинов, стратег действовал очень осторожно. К тому же он не располагал подробной информацией о количестве заговорщиков, а обладал сведениями только о руководителях заговора. Было арестовано восемь человек, из которых лишь двое – Эсхин и Агасий – были привлечены к суду. Да и то им впоследствии дали возможность убежать. С остальными Аристид провел личную беседу, во время которой предложил снять с себя все обвинения честной службой на благо Афин. Судя по всему, инцидент был исчерпан, поскольку ни о чем подобном Плутарх больше не упоминает.
Ситуация накалялась. Мардоний проехал вдоль расположения вражеской арами, оценил обстановку и, придя к выводу о невозможности атаковать противника на его позициях, решил выманить греков на равнину. Эту задачу он поставил перед командиром конницы Масистием. Чернобородый гигант в золотом чешуйчатом панцире склонился в поклоне перед командующим, затем вскочил на огромного нисейского коня и помчался в расположение кавалерийских частей.
Собрав вокруг себя военачальников, Масистий указал им на склоны Киферона и объявил приказ Мардония. После чего распорядился, чтобы наездники не вступали в ближний бой, а атаковали на расстоянии. Греки сильны в рукопашной схватке, но как стрелки значительно уступают персам и их союзникам. Поэтому надо сделать так, чтобы противник был вынужден атаковать конных лучников и для этого спустился на равнину. А как только это случится, то надо заманить греков поближе к лагерю Мардония, где они попадут под удар персидской и беотийской пехоты. Объяснив все это подчиненным, Мардоний стал объезжать ряды всадников, которые восторженным ревом приветствовали любимого командира. Яркими лучами вспыхивала на солнце золотая уздечка коня Масистия, сверкали драгоценные камни на рукоятке меча и пурпурной одежде военачальника, надетой поверх панциря. Закончив смотр, Масистий скомандовал наступление, и персидская кавалерия устремилась к отрогам Киферона.
Ближе всех к равнине стоял отряд гоплитов из Мегар, количеством в 3000 воинов. Увидев приближающиеся тучи пыли, стратег мегарцев быстро сообразил, что это такое, и приказал своим людям строиться фалангой. Эллины едва успели закончить построение, как налетели всадники Масистия. Ливень стрел, дротиков и копий пролился на ряды гоплитов, укрывшихся за щитами. Масистий посылал в бой отряды посменно, давая воинам время передохнуть. Саки, бактрийцы и персы носились вдоль вражеских шеренг, забрасывали греков метательным снарядами и, громко смеясь, обзывали своих врагов бабами. Всадники налетали с фронта и флангов, подъезжали к первым рядам фаланги, выпускали стрелы практически в упор и уносились прочь. Солнце палило нещадно, стрелы и копья стучали без перерыва по щитам эллинов, а гоплиты по-прежнему стояли на месте, обливаясь потом и кровью. Мегарцы несли потери, и стратег отправил к Павсанию вестника с просьбой о помощи.
Покрытый потом и пылью, гонец добрался до Ставки Павсания и предстал перед командующим: «Мегарцы говорят: “Союзники! Мы одни не в состоянии выдержать напор персидской конницы, пока занимаем то место, на какое поставлены были вначале; однако благодаря стойкости и мужеству мы держимся до сих пор, хотя нас и теснят. Но если и теперь вы не пошлете каких-нибудь иных воинов, которые заменили бы нас на этом месте, то мы покинем его”» (Herod.IX,21). Но Павсаний и сам видел, как волны персидской конницы с трех сторон накатываются на фалангу мегарцев, безнаказанно расстреливая гоплитов.
Тем не менее реакция командующего была оригинальной, поскольку он не стал отдавать прямого приказа, а обратился к союзникам с вопросом, не желает ли кто из них стяжать себе славу и по своей воле прийти на помощь мегарцам. Ответом ему было гробовое молчание. Павсаний растерялся, поскольку не знал, как поступить, но положение спас Аристид. Стратег выступил вперед и объявил, что афиняне помогут мегарцам. По его приказу военачальник Олимпиодор повел на помощь союзникам 300 отборных гоплитов и лучников.