Подле этого источника стояли одни лакедемоняне» (IX, 49). Когда же началось отступление союзной армии на новые позиции, то действия командующего вообще не выдерживают никакой критики. Он просто утратил контроль над всей армией, забыл о том, что командует не только лакедемонянами, но другими союзными контингентами, не знал, где какие части находятся, и по большому счету действовал наугад: «Видя, что враг наступает, Павсаний приказал прекратить движение и каждому занять свое место в боевом строю, но совсем упустил из виду, – то ли в гневе на Амомфарета, то ли приведенный в смятение проворством врагов, – подать грекам сигнал к началу сражения» (Plut.Aristid.17). А когда греческий полководец вспомнил об Аристиде, то ситуация на поле битвы изменилась. На счастье Павсания, лакедемоняне и тегейцы опрокинули персов и одержали победу, поскольку афиняне так и не пришли на помощь союзникам: «Битва шла раздельно в двух местах» (Plut. Aristid. 19).
Мало того, затянув дело с жертвоприношением, Павсаний подставил своих людей под удар вражеских всадников и лучников, что привело к неоправданным потерям. Мы уже говорили о необычайной религиозности спартанцев, но ситуация была критическая и командующий мог бы поторопить жрецов. Ведь в данный момент он нарушал другую спартанскую заповедь, о которой в своих стихах говорил Тиртей:
Пусть среди подвигов ратных он учится мощному делу
И не стоит со щитом одаль летающих стрел;
Пусть он идет в рукопашную схватку и длинною пикой
Или тяжелым мечом насмерть врага поразит!
Вместо того чтобы идти в атаку и опрокинуть врага в ближнем бою, спартанцы оставались на месте. Но, несмотря на увлечение командующего религиозными обрядами, лакедемоняне и тегейцы выстояли под дождем из стрел. Что же касается рассказа Плутарха о том, что воины по приказу Павсания положили на землю щиты, то он явно не соответствует действительности: «Павсаний совершил жертвоприношение и, так как предзнаменования были неблагоприятны, приказал спартанцам положить щиты к ногам, не трогаться с места и ждать его знака, не оказывая пока неприятелю ни малейшего сопротивления, а сам продолжал приносить жертвы» (Aristid. 17). Если бы все произошло так, как рассказывает Плутарх, то потери лакедемонян были бы значительно больше, чем оказались в действительности. Персы просто выкосили бы их стрелами.
Не полководческое искусство Павсания, а смерть Мардония явилась переломным моментом сражения: «До тех пор, пока Мардоний был жив, персы сопротивлялись, защищались и положили многих лакедемонян; но когда Мардоний был убит и пали окружавшие его храбрейшие воины, тогда и остальные варвары оборотили тыл и отступили перед лакедемонянами. Наиболее гибельно для них было их одеяние без тяжелого вооружения: легковооруженные, они должны были иметь дело с тяжеловооруженными» (IX, 63). Действительно, смерть полководца явилась для персов тем ударом, от которого они так и не оправились. Пока Мардоний был жив, персы сражались храбро и держали строй, несмотря на большие потери: «В отваге и силе персы не уступали эллинам; но они были безоружны, несведущи и по ловкости не могли равняться с противником. Выбегая вперед по одному или собираясь кучей по десять человек, персы нападали на спартанцев и погибали» (IX, 62). Но когда полководец погиб, все рухнуло.
Очень хорошо в этой битве проявили себя фиванцы и беотийцы, сражавшиеся на стороне персов не за страх, а за совесть: «Что касается эллинов, которые были на стороне царя, то все они сражались неохотно; только беотийцы дрались с афинянами очень упорно. Действительно, те из фиванцев, которые настроены были в пользу мидян, обнаруживали в битве немало усердия и настойчивости, вследствие чего триста знатнейших и храбрейших фиванцев пали здесь от руки афинян» (IX, 67). Особенно отличилась беотийская кавалерия: «Таким образом, бежали все варвары, за исключением конницы, особенно беотийской; она была весьма полезна для бегущих, потому что все время держалась очень близко к неприятелю и отделяла своих бегущих от преследователей» (Herod. IX, 68). Впрочем, очень скоро фиванцам и беотийцам придется держать ответ за свои «подвиги».
Именно в битве при Платеях проявилась одна из особенностей спартанской военной школы – неумение брать штурмом крепости. Даже такая несерьезная преграда, как лагерный частокол, вызвала у них серьезные затруднения: «Пока афинян не было, персы отражали лакедемонян и значительно превосходили их, потому что лакедемоняне не умели осаждать стен» (IX, 70). Впрочем, спартанцы из этого не сделают никаких выводов и искусство осады так и останется для них землей незнаемой.
Рассмотрим вопрос о потерях сторон. Вот что сообщает по этому поводу Геродот: «Эллинам убивать было легко, так что из трехсот тысяч войска – без тех сорока, с которыми бежал Артабаз, – не осталось в живых даже трех тысяч. Лакедемонян, вышедших из Спарты, убито было в этом сражении всего девяносто один человек, тегейцев – шестнадцать, а афинян – пятьдесят два» (IX, 70).
С Геродотом по привычке пытается полемизировать Плутарх: «Говорят, что из трехсот тысяч живыми ушли только сорок тысяч человек во главе с Артабазом, а у сражавшихся за Грецию пало всего тысяча триста шестьдесят воинов. Из них афинян было пятьдесят два – все, как сообщает Клидем, из филы Эантиды, которая билась храбрее прочих. Вот почему эантидцы, повинуясь приказу дельфийского оракула, приносили в благодарность за победу жертвы сфрагидийским нимфам, покрывая расходы за счет казны. Спартанцы потеряли девяносто одного человека, тегейцы – шестнадцать. Удивительно поэтому, как мог Геродот утверждать, будто в битве участвовали только афиняне, спартанцы и тегейцы, из прочих же греков – никто. И число павших, и памятники свидетельствуют о том, что успех был достигнут совместными усилиями. Если бы сражались только эти три города, а остальные пребывали в бездействии, не было бы и следующей надписи на жертвеннике:
Эллины здесь одержали победу отвагой Ареса,
[Мужеству смелой души жребий доверили свой.]
Персов изгнали они и единой, свободной Элладой
Этот сложили алтарь Зевсу, свободы отцу»
Проблема в том, что сам Плутарх ровным счетом ничего не сообщает о действиях остальных союзников. А ведь если бы они действительно совершили что-то стоящее, неужели бы он не рассказал про их подвиги! Но Плутарх молчит, и невольно напрашивается вывод, что ничего достойного совершено не было. Зато рассказ Геродота достаточно логичен, подробен и объективен. «Отец истории» отметит и тот факт, что когда мантинейцы и элейцы вернутся по домам, то они отправят в изгнание своих стратегов (IX, 77). Значит, было за что.
Обратим внимание на то, как подсчитывает потери эллинов Геродот. Обозначив количество убитых афинян, лакедемонян и тегейцев, что в общей сложности составляет 159 человек, он не упоминает о воинах из Мегар и Флиунта, изрубленных беотийскими всадниками. Хотя сам же и рассказал об этом эпизоде (IX, 69). Единственное внятное объяснение этому может заключаться в том, что поскольку они погибли не во время битвы, а на подходе к полю сражения, то Геродот и не стал их учитывать. Так сказать, не внес в список боевых потерь. Нельзя исключать и того, что не одни мегарцы и флиунтцы понесли урон во время марша к вражескому лагерю. Косвенно это подтверждается информацией Диодора Сицилийского, сообщившего о том, что отступающие войска Артабаза преследовали коринфяне, сикионцы и флиасийцы. Персидская конница рассыпалась по всей Беотийской равнине и вполне могла атаковать наступающие отряды эллинов. Отсюда и цифра Плутарха в 1360 убитых греков. По крайней мере, мы знаем, что 759 из них были лакедемоняне, тегейцы, афиняне, мегарцы и флиунтцы. Свидетельство Диодора Сицилийского о том, что эллины потеряли 10 000 воинов (XI, 33), вряд ли отражает реальное положение дел.
С персами дело обстоит гораздо сложнее. Геродот по этому поводу сообщает следующее: «Из трехсот тысяч войска – без тех сорока, с которыми бежал Артабаз, – не осталось в живых даже трех тысяч» (IX, 70). Похожую информацию приводит и Плутарх: «Говорят, что из трехсот тысяч живыми ушли только сорок тысяч человек во главе с Артабазом» (Plut. Aristid. 19). Ктесий Книдский о битве при Платеях ничего не сообщает, но, рассказав о сражении при Саламине, замечает, что в дальнейших боях персы потеряли 120 000 воинов (Persica, 26). Диодор Сицилийский пишет о том, что эллины перебили до 100 000 азиатов (XI, 32). Особняком стоит фантастическое свидетельство Юстина: «Мардоний был побежден и бежал с небольшим отрядом, словно спасшийся от кораблекрушения» (II, 14). Что же касается потерь среди греческих союзников персов, то достоверно можно говорить лишь трех сотнях фиванских аристократов (IX, 67).
В свете изложенного очень интересной выглядит информация о действиях Артабаза. Если исходить из того, что персидская армия насчитывала 75 000 человек и принять свидетельства Геродота и Плутарха о том, что Артабаз в разгар битвы увел с поля боя 40 000 воинов, то получается очень занятная картина. Потому что благодаря Артабазу практически половина армии Мардония не участвовала в сражении. В этом случае действия Артабаза можно охарактеризовать одним словом – предательство. Будучи вторым человеком в армии, Артабаз после гибели полководца должен был принять командование на себя и организовать оборону лагеря. Но он предпочел убежать раньше времени и увести с собой войска, находившиеся в резерве. Ответ на вопрос, почему он так поступил, дает Геродот: «Сын Фарнака Артабаз, с самого начала не одобрявший того, что царь оставлял Мардония в Элладе, и впоследствии настойчиво, но напрасно убеждавший не начинать этой битвы, поступил следующим образом, как человек, недовольный способом действий Мардония» (IX, 66). В очередной раз личные амбиции и неприязнь возобладали над общей пользой.